Книга Укус ящерицы - Дэвид Хьюсон

Он повернулся к дому и увидел группу людей, направляющихся к передней двери. Полицейские. В штатском. И не местные – всех здешних служителей правопорядка Този знал в лицо.

Полицейские вели с собой двоих, мужчину и женщину в потрепанных крестьянских одеждах. Руки их сковывали наручники – мера излишне жестокая и ничем не оправданная, поскольку о сопротивлении они даже не думали.

Този отвернулся, переведя взгляд на литейную. Здание выглядело обновленным: камни отмыли, высокие окна покрасили. Скорее всего, решил Този, мастерскую отдадут торговцам сувенирами. Все прекрасно понимали, что такой человек, как Мэсситер, не допустит существование на своем острове стекольного производства.

– Так что, вы действительно объяснили смерть Уриэля произвольным самовозгоранием? – спросила Тереза.

– Нет, – коротко ответил он.

– Почему?

– Ваши возражения заставили меня задуматься. Знаете, порой мы все склонны к излишнему анализу. Человек сгораете мастерской, у печи. Кое-какие необъяснимые детали присутствуют, но все же изыскания Анны меня не убедили. Она хорошая девочка, однако порой чересчур увлекается. Молодежь склонна излишне полагаться на воображение. Годы же учат нас опираться только на факты.

Тереза пытливо посмотрела на него, словно чувствуя за этими словами нечто большее.

– Да и проблемы могли возникнуть, не так ли? Все необычное неизменно привлекает внимание. Не исключено, что кто-то пожелал бы познакомиться с вашими открытиями поближе.

– Согласен. – Он поднял бокал. – За необъяснимое.

Този все больше укреплялся во мнении, что Тереза Лупо очень привлекательная женщина. Не в смысле физической красоты, а как личность. Но и нелегкая в общении. По крайней мере он не хотел бы оставаться рядом с ней слишком долго.

Тереза посерьезнела, и Този понял, что она хочет сказать нечто важное.

– Надеюсь, вы не против, если мы поговорим немного на профессиональную тему?

– Вовсе нет. Но позвольте мне спросить вас кое о чем. Как насчет того образца, что я вам дал? Вы получили результаты из Рима?

– Нет, – угрюмо ответила она.

– О!.. – Този постарался вложить в восклицание хотя бы толику сочувствия.

– Дело в том, что образцы оказались сильно загрязненными, – пожаловалась Тереза. – Вам бы следовало взгреть лаборантов в Местре.

Он неуверенно улыбнулся, не понимая, к чему она клонит.

– Загрязнены чем?

Тереза наморщила лоб, пытаясь вспомнить;

– Кетоном.

Альберто развел руками. Кетон был одним из тех веществ, с которыми приходилось работать особенно часто.

– Ужасная вещь. Токсичная. Легковоспламеняющаяся. Но без нее сейчас никуда.

Он вздохнул. Иногда правду все же приходится говорить. Да и смысла ходить вокруг да около не было.

– Должен признаться. Тереза. Те образцы, что я вам дал, были просто образцами. В лаборатории их не исследовали. С ними вообще ничего не делали. Как я уже пытался объяснить при нашей первой встрече, дело считалось закрытым. А раз так, то и делать анализы сочли излишним. Вы получили то, что у нас было. То, что мы взяли из мастерской.

Она посмотрела на него удивленно и вроде бы даже испуганно.

– Хотите сказать, что вы не отчищали их от пены?

– Нет. А зачем?

Тереза Лупо открыла рот и уставилась на него в полнейшем изумлении, и Альберто Този даже не нашелся что сказать.

– Так вот оно что, – прошептала женщина. – Но тогда Уриэля убили. И я даже знаю как. – Она коротко извинилась, повернулась, выхватила телефон и зашагала к дому – напрямик, через толпу.

Глава 24

Хьюго Мэсситер стоял перед огромным выпуклым стеклянным глазом, надзирающим за лагуной. Трое Арканджело молча сидели за старым обеденным столом в окружении адвокатов. Его. Своих. Что, впрочем, не имело значения. Мэсситер знал юристов куда лучше, чем любая увядающая местная династия. Публика эта, на его взгляд, делилась на две категории: тех, кто стремится к соглашению, и тех, кто его оттягивает. В зависимости от обстоятельств он пользовался услугами как одних, так и других. Но к переговорам по судьбе острова англичанин привлекал лишь первых. Причем они выступали не только на его стороне, но и благодаря принятым мерам на стороне Арканджело. Откровенно говоря, в благоприятном исходе дела – благоприятном, разумеется, для него самого – Мэсситер никогда не сомневался.

Он бросил презрительный взгляд на собравшуюся внизу толпу. Смокинги и вечерние платья – свиньи, привлеченные бесплатным угощением и возможностью потрогать его новое, императорское облачение. Никто уже не вспоминал ни о событиях карнавального вечера, ни о смерти двух представителей семейства Арканджело, как будто с тех пор минула вечность. У таких людей короткая память. Пока он шагает вверх, они будут цепляться за его фалды и славить его имя. Значение имеют только деньги и успех. С такими можно поступать как заблагорассудится. По своему разумению.

Внимание его привлекла сутолока у двери – Эмили Дикон пробивалась сквозь плотную массу гостей с застывшим на приятном личике озабоченным выражением. На мгновение он решил отодвинуть в сторону практические вопросы и проанализировать свои чувства к ней. Если не кривить душой, прошедшая ночь откровенно разочаровала. Ему нравились два типа женщин: увлеченные, пылкие и недотроги. С каждой приходилось сражаться, и необходимость борьбы была обязательной составляющей удовольствия. Эмили же этим требованиям не соответствовала. Она оказалась женщиной долга, а долг, обязательства всегда претили ему.

И тем не менее ее стоит выслушать. Получиться может забавно.

Он с улыбкой отвернулся от окна с открывающимся из него великолепным видом, оглядел собравшихся и даже одарил улыбкой несчастного, притихшего Микеле с его неподвижным стеклянным глазом и замороженной щекой.

– Ну и ну! Какие печальные лица! В чем дело? Вы же добрались до моего волшебного сундучка. Вы богаты. У вас теперь миллионы. – Мэсситер подошел к столу, покровительственно покопал по плечу Микеле. – И не только миллионы. Теперь у вас есть магазинчик в городе, где вы можете сбывать туристам свои безделушки. Чего еще желать?

– Не подталкивайте меня, – проворчал Микеле.

Англичанин вернулся к своему месту во главе стола, месту хозяина, и еще раз оглядел сидящих, взвешивая, оценивая каждого. Несчастного, раздавленного Микеле. Потерянного, спрятавшегося в себя Габриэля. И женщину, Рафаэлу, державшуюся отстраненно и безучастно, готовую принять любое, самое унизительное решение при условии, что оно позволит семье выжить.

– Я подталкиваю вас к богатству, – лениво ответил Мэсситер, – которое в здешних краях приравнивается к счастью Могли бы и поблагодарить. И еще один знак моей признательности…

Он кивнул в сторону висящего над камином огромного портрета. Анджело Арканджело, покойный патриарх, сердито и с горечью наблюдал за происходящим.