Книга Беатриса - Оноре де Бальзак

— С такой женой, как вы, я соглашусь на что угодно, — ответил Фабиен, пьянея от взглядов Орели больше, чем от поглощенных им ликеров.

— И тебе никогда не придется раскаиваться, котик! Ты будешь пэром Франции... А этот несчастный старикашка, — добавила она, посмотрев на дремлющего Рошфида, — отныне не получит ни-че-го!

Это было сказано так мило, так задорно, что Фабиен схватил г-жу Шонтц и в порыве бурной радости поцеловал ее; двойное опьянение, от вина и любви, уступало более крепкому хмелю — счастья и тщеславия.

— Постарайся, дорогой мой, — сказала Орели, — с сегодняшнего дня хорошо вести себя с твоей женушкой, не разыгрывай влюбленного и не мешай мне благопристойно выбраться из трясины. А наш Кутюр уже вообразил себя богачом и главным сборщиком налогов!

— Я ненавижу этого человека, — промолвил Фабиен, — и не желаю его больше видеть.

— Хорошо, я не буду принимать его, — ответила куртизанка с ужимками, изображавшими целомудренное достоинство. — А теперь, дорогой Фабиен, раз уж мы обо всем условились, иди домой, — час ночи.

В семейной жизни Орели и Артура, доселе ничем не омрачаемой, после этой сцены началась эра супружеских стычек, которые разгораются у каждого домашнего очага, когда одной из сторон движет тайный расчет.

На следующее утро Артур проснулся один в супружеской постели, и г-жа Шонтц встретила его пробуждение таким холодом, на который способны только дамы подобного сорта.

— Что произошло за ночь? — спросил во время завтрака маркиз де Рошфид, украдкой бросая взгляды на Орели.

— То, что всегда происходит в Париже, — ответила она. — С вечера засыпаешь при сырой погоде, а утром смотришь — на улице сухо, все подмерзло, даже пыль летает. Не угодно ли вам щетку?

— Да что с тобой, моя крошка?

— Можете отправляться к вашей долговязой кляче, к вашей супруге.

— К моей супруге?.. — воскликнул несчастный маркиз.

— Неужели вы думаете, что я не догадалась, зачем вы привели Максима?.. Вы просто хотите помириться с госпожой де Рошфид; ей, очевидно, требуется ваше присутствие, чтобы прикрыть свой грех, возможно даже какого-нибудь прижитого ублюдка. А я-то, я-то еще советовала вам отдать ей деньги! Хороша умница, как вы меня называете!.. Не беспокойтесь, я вижу, что вы задумали! К концу пятого года я вам прискучила, сударь. Я, видите ли, располнела, а у Беатрисы — кости торчат, вот вас и потянуло к ней, для разнообразия. Вы не первый и не последний любитель скелетов. Ваша Беатриса, впрочем, хорошо одевается, а вы из тех мужчин, что обожают вешалки. Потом вам не терпится прогнать господина дю Геника. Еще бы, такое торжество!.. Да вы прославитесь, о вас станут говорить, вы будете героем дня!

Госпожа Шонтц не давала Артуру открыть рта и только к двум часам дня истощила запас своих издевательств. Она заявила, что обедает в городе. Орели выразила надежду, что ее «неверный» сумеет обойтись без нее в Опере, она же намерена отправиться на первое представление в Амбигю-Комик, где ее познакомят с прелестной г-жой де Бодрэ, любовницей Лусто. Стремясь доказать вечную преданность своей «крошке Орели» и отвращение к жене, Артур предложил г-же Шонтц завтра же уехать в Италию. Они поселятся, как законные супруги, в Риме, в Неаполе, во Флоренции — по выбору Орели, он запишет за ней ренту в шестьдесят тысяч франков.

— Все это штучки, — отрезала та. — Это ничуть не помешает вам помириться с вашей супругой. Ну и хорошо сделаете.

После этого беспримерного диалога Артур и Орели расстались. Он поплелся в клуб пообедать и сыграть партию в вист, а она стала переодеваться, так как этот вечер решила провести наедине с Фабиеном.

Господин де Рошфид встретил Максима в клубе и начал жаловаться ему на свою судьбу; он чувствовал, как у него прямо из груди вырывают сердце, а с ним и блаженство. Максим слушал сетования маркиза, как умеют слушать только вежливые люди, то есть с самым внимательным видом глядел на собеседника и думал о чем-то своем.

— Ты не ошибся, обратившись ко мне за советом в таком вопросе, дорогой мой, — сказал он. — Так знай же: ты сделал непростительную оплошность, показав Орели, как она тебе дорога. Дай-ка я познакомлю тебя с Антонией. У нее сердце как раз сдается внаем. И ты увидишь, что твоя Шонтц станет шелковая. Ей ведь тридцать семь лет, а Антонии не больше двадцати шести! И какая женщина! У нее только голова глупая, а вообще-то она... Впрочем, она моя ученица. Если госпожа Шонтц упрется, знаешь, что это значит?..

— Ей-богу, не знаю.

— А это значит, что она решила выйти замуж, и ничем ты тогда ее не удержишь. После шести лет контракта она, бедняжка, имеет на это право... Но если ты захочешь послушать меня, я посоветую тебе кое-что получше. Твоя жена нынче в тысячу раз заманчивее, чем все эти Шонтцы и Антонии из квартала Сен-Жорж. Правда, борьба будет нелегкая, но победа все же возможна, и на сей раз твоя жена сделает тебя счастливым, как Эльмира — Оргона[69]! При всех обстоятельствах, если ты не хочешь попасть в дурацкое положение, ты должен нынче вечером поужинать у Антонии.

— Нет, я слишком люблю Орели, я не желаю, чтобы она могла меня хоть в чем-нибудь упрекнуть.

— Ах, дорогой мой, какую же страшную судьбу ты себе готовишь!.. — вскричал Максим.

— Одиннадцать часов, она, должно быть, уже вернулась из театра, — сказал Рошфид, уходя из клуба.

И он громовым голосом приказал кучеру гнать во весь опор на улицу Лабрюйера.

Госпожа Шонтц дала прислуге точные указания, и маркиз де Рошфид возвратился домой, как будто он был в добром согласии с Орели; но, предупрежденная о его появлении в прихожей, она постаралась, чтобы до слуха Артура долетел громкий стук двери, ведущей в туалетную комнату, — именно так застигнутые врасплох жены захлопывают двери. Потом, как раз когда Артур начал беседу с Орели, горничная очень неловко унесла из гостиной шляпу Фабиена, умышленно забытую им на рояле.

— Значит, ты не была в театре, крошка?

— Да, дорогой, я передумала, я решила немножко помузицировать.

— А кто у тебя был? — добродушно спросил маркиз, видя, что горничная уносит из гостиной мужскую шляпу.

— Да никто.

Услышав эту наглую ложь, Артур понурил голову; он вступил на торную дорожку попустительства. Истинная любовь имеет свои возвышенные слабости. Артур вел себя в отношении г-жи Шонтц так же, как Сабина в отношении Каллиста и как Каллист в отношении Беатрисы.

В течение недели молодой, остроумный и прекрасный граф Шарль-Эдуард Рустиколи де Ла Пальферин претерпел настоящую метаморфозу, превратившись из куколки в бабочку, но, поскольку он является героем рассказа «Принц богемы» (смотри «Сцены парижской жизни»), нам нет необходимости рисовать здесь его портрет и его характер. До сего времени он жил в нищете и с мужеством Дантона отбивался от кредиторов; теперь он заплатил долги; следуя совету Максима де Трай, граф завел низенькую каретку, стал членом Жокей-клуба и клуба на улице Граммона, начал одеваться у лучшего портного; наконец, поместил в «Журналь де Деба» рассказ, и это сразу же принесло ему славу, о которой и мечтать не могут профессиональные писатели, добивающиеся успеха упорным трудом, ибо в Париже вызывает шум именно то, что мимолетно.