Книга Подлинная история баскервильского чудовища - Михаил Юрьевич Харитонов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Луиза, — оторвал ее от размышлений голос Людовика, — ты о чем-то думаешь. Смотри, не увлекайся этим занятием. Мозг подобен ростовщику: он вытягивает соки из сердца и других частей, и они ссыхаются и леденеют.
Женщина посмотрела на короля из-под опущенных ресниц, подыскивая подходящий ответ.
— Вы совершенно правы, Ваше Величество, — наконец сказала она, — но из всякого правила бывают исключения. Маркиза де Помпадур очень добросердечна и при этом чрезвычайно умна. — Луиза чуть надула губки, чтобы подчеркнуть ямочки на щечках.
— Да, да, она очень сообразительна, — досадливо поморщился Людовик, — но в постели подобна мраморной статуе. Представь себе: однажды, когда я пришел к ней… а я был моложе, и кровь у меня была горячее… так вот, она не соизволила меня принять, потому что читала сочинение Цезаря о войне с галлами!
Луиза снова потеребила ноющий сосок, прикидывая, что имел в виду король на этот раз. Решила, что лучше быть поосторожнее.
— Простите бедную простушку, — наконец нашла она нужный тон, — но я не верю, что маркиза посмела бы выказать Вашему Величеству какое-либо неуважение. Нам, слабым женщинам, свойственно увлекаться великими людьми, а Цезарь — почти столь же великий человек, как вы.
Король засмеялся. Девушка, однако, напряглась — смех был невеселый.
— Ты не так уж проста и быстро учишься, — отсмеявшись, сказал король. — Заметь, ты сказала две вещи, никак не связанные между собой, зато обе мне льстят. Как сыр и свинина в лоранском пироге: ничего общего, зато вкусно и радует желудок. А ну-ка, разрежем пирог. Почему маркиза мне отказала? Не думай, как ловчее соврать — скажи первое, что пришло в голову! Ну же! — последние слова король произнес тоном, не терпящим промедления.
— Наверное, в этот вечер она не хотела заниматься любовью, — Луиза растерялась и ответила честно, — так бывает, что сама мысль о постели вызывает отвращение. Но она не могла признаться в этом Вашему Величеству, потому что это задело бы вас больше, чем Цезарь.
— Почему вдруг? — заинтересовался король.
Луиза наморщила лобик, вспоминая уроки маркизы: та умела объяснять такие вещи понятными словами.
— Потому что книжка — это вздорная причуда, — наконец сказала она, — из тех, на которые мужчины сердятся сильно, но недолго. Мужчинам приятно думать, что женщины глупы и слабовольны и не могут противостоять случайным побуждениям, даже самым нелепым.
— Да, маркиза умна, а ты хорошая ученица, — усмехнулся король. — Увы, когда ты пройдешь всю школу, то научишься скрывать изученное на уроках под толстым слоем притворства, как маркиза прячет свои морщины под слоем пудры.
— Но ведь это ради вас, — девушка не заметила, как втянулась в разговор. — Вы же не хотите смотреть на морщины?
— Слава господу, во Франции пока хватает свежих мордашек, — пробормотал король. — Я ценю маркизу за другое, — заговорил он несколько громче. — Она по-настоящему любит жизнь и красоту. Именно этого недостает нашим несчастным французам, которые до отвращения рациональны и по-настоящему любят только золото. Неудивительно, что ересь Кальвина оказалась настолько живучей…
Луиза нахмурилась: разговор становился неприятным и даже опасным. Чтобы отвлечь короля, она повернулась на постели, приняв позу, прославленную кистью Буше — легла на живот, опершись грудью о подушку, и раскинула ноги. К сожалению, спинка ложа была низковата, и грудь легла не так хорошо, как на знаменитой картине. Во всяком случае, король не обратил на ее ухищрения ни малейшего внимания.
— Гугеноты, гугеноты… Год назад я издал указы, объявляющие все гугенотские таинства недействительными, включая крещения и браки, — король погрузился в свои размышления. — И что же? Так называемое общественное мнение вынудило меня пойти на уступки! Во-первых, потому, что они сочувствуют гугенотам, и, во-вторых, чтобы показать, что я, король, не хозяин в своем доме. Впрочем, это даже хорошо, лишь бы они не мечтали о твердой руке… — Король столь же внезапно оборвал речь и дважды дернул за шнур.
Появилась все та же девушка с твердыми руками. На сей раз она принесла токайское в зеленой бутылке и два бокала.
Король, не обращая внимания на юную любовницу, сел на край кровати, свесив ноги. Сам налил себе драгоценного вина, выпил. Потом упер руки в колени и прикрыл веки.
Несмотря на юный возраст, Луиза О’Мёрфи неплохо разбиралась в людях. Этому учил ее отец: он всегда говорил, что всякого человека можно понять, уподобив его какой-нибудь вещи или устройству. С тех пор Луиза отточила умение сравнивать людей с вещами. Например, Буше, непревзойденное искусство которого сделало маленькую Лу знаменитой, сам был похож на кисть, а точнее, на перо. Маркиза де Помпадур была устроена как мышеловка. Его Величество Людовик Пятнадцатый напоминал шкатулку с потайными отделениями и фальшивым дном. Сейчас Луиза видела, как приоткрывается одно из потайных отделений — но заглядывать туда ей не хотелось. Она опасалась, что впоследствии король может пожалеть об оказанном доверии, что могло отразиться на ее судьбе самым пагубным образом.
— Мой повелитель, — промурлыкала она как можно более томно, — совсем забыл свою маленькую Луизу. Я скучаю без ласки…
Внезапно король повернулся и уставился на девушку в упор. Потом так же резко отвернулся и покачал головой.
— Не беспокойся, — сказал он, — не всякие тайны опасны, а лишь те, что способны причинить вред чьему-то сердцу или кошельку. Я и сам стараюсь держаться подальше от этих тайн, особенно связанных с кошельком. Поэтому я не интересуюсь тем, сколько утаивают откупщики, как калькулируются бюджетные дедукции, не хочу ничего слышать про то, почему наши займы размещаются под проценты втрое большие, чем это делают наши враги англичане… и никогда не спрашиваю, откуда берет деньги Шуазель.
Девушка невольно улыбнулась. О том, что Шуазелю покровительствует маркиза, знала вся Франция.
— Зато тайны природы и духа совершенно не волнуют французов, — продолжил король, — а ведь они позанимательнее наших блошиных секретиков. Истинно великие народы, особенно древние, тратили свой досуг не на сплетни, но проводили его в беседах о возвышенных предметах. Вместо пошлой болтовни они спорили