Книга В царстве тьмы - Вера Крыжановская

Смейтесь надо мною, вы имеете на это право, потому что я разбит по всем пунктам. Немезида разоблачила и обесчестила меня. А тем не менее я доволен. Теперь, когда для меня утеряна всякая надежда впредь обладать вами, я предпочитаю видеть вас мертвой: пусть лишь могила владеет вами!

Он остановился, задыхаясь. Его искаженное лицо и сверкавшие дикой страстью глаза приводили меня в ужас: притом я была так ошеломлена, что не могла ясно мыслить, а отвращение и страх душили меня. Кажется, я инстинктивно с силой оттолкнула его, когда он наклонился ко мне, а потом словно сквозь туман видела, как он бросился к двери и исчез, я же упала в обморок…

Три дня уже прошло с этого случая, а я все еще нахожусь точно под влиянием кошмара. Мариетта сказала мне, что де Сильва — не могу называть его отцом, потому что это было бы кощунством после такой исповеди — тотчас уехал. Слава Богу, я не увижу его более. О! Как я ненавижу этого подлого человека, принесшего меня в жертву своей грязной страсти, толкнувшего на преступление и сделавшего глубоко несчастной…

Я чувствую себя очень худо. Со вчерашнего дня беспрестанно возобновляются сердечные припадки: значит, скоро, скоро остановится тот маленький часовой механизм, который заключен в человеке, чтобы возмещать и размерять его радости и горе, надежды и угрызения совести… Смерть приближается, я чувствую это, и меня так страшит неведомая бездна. Этой ночью я видела во сне Эдмонда. Кровь струилась из его раны, во взгляде светилась лютая злоба, и он кричал, тряся меня: "До скорого свидания, леди Антония!"

Господь милосердный, не допусти встретить мою жертву и даруй мне покой в могиле!.."

На этом рукопись обрывалась.

Охваченная нервной дрожью Мэри отодвинула тетрадь, прислонилась к спинке кресла и отерла влажный лоб. Она испытывала удивительно странное настроение: прочитанные только что страницы вставали перед нею с необыкновенной жизненностью, и в эту минуту она почти забыла о Мэри и чувствовала себя Антонией.

Прикосновение холодных пальцев, схвативших ее руку и сжавших до боли, вывело Мэри из задумчивости. Она выпрямилась и по телу пробежала холодная дрожь, когда она увидела стоявшего около нее зловещего незнакомца Комнор-Кастла: в фосфорически горевших глазах его читались беспощадная ненависть и жестокая насмешка.

— Вижу, герцогиня, что чтение вашего былого романа очень взволновало вас. Сожалею об этом, потому что должен сообщить вам еще некоторые дополнительные подробности. Когда вы так предусмотрительно рассматривали при свете фонаря лицо вашего мужа, убитого вашим любовником, вы, однако, ошиблись, сочтя его мертвым: несчастный тогда еще жил. Падая в пропасть, я ударился головой о выступ скалы и сломал себе руку. Но в ране образовался сгусток и задержал дальнейшее кровотечение. Проливной дождь привел меня в чувство, и я увидел себя в какой-то точно яме, окруженный гладкими стенами, но не мог понять, что произошла и где я очутился. Между тем дождь прошел, и бледный свет утренней зари проник в страшную дыру. Боль в ране и сломанной руке становилась невыносимой. Наконец, ко мне вернулось сознание, и я понял все: понял, что погиб. Я пробовал звать на помощь, кричал, но все напрасно, а так как опять начался дождь, то я укрылся в замеченном мною стенном углублении. Оно оказалось просторным, вроде пещеры, но едва с большим усилием я дотащился до него, как лишился чувств. Когда я очнулся, опять была ночь. Я слышал вой ветра и шум дождя по скалам, но мне все было безразлично. Безумное отчаяние овладело мною: ужасно было умереть от голода, хуже всякой собаки, во цвете лет и притом в ста шагах от своего замка. В убийце я узнал Вальтера и в бешеном отчаянии поносил Бога, проклял подлого убийцу и тебя, Антония, хотя безумно любил тебя, но скрывал это, зная, что ты предпочитаешь мне негодяя, орудие Мендозы… Двое суток длилась эта агония, и для моих мучений нет названия или сравнения. Тогда я решил покончить с собою. В платье я нашел небольшой стилет, всегда бывший при мне во время поездок и случайно или в виде издевательства над мертвым оставленный убийцами. Этот стилет я вонзил в рану. Не правда ли, оригинально: быть убитым, а после того самому убить себя, и притом благодаря любимой женщине… Но насколько я прежде любил тебя, настолько теперь ненавижу, потому что из-за тебя я — отверженный. Проклятия, произнесенные мною в минуту безумного гнева, породили палача, который терзает меня, приковав к этому злополучному замку и тем, с кем я связан враждой, кипевшей в моей истерзанной душе. Но наконец, пробил час возмездия. Иди, изменница, 278 взгляни, кого ты своим преступлением вынудила меня создать.

У Мэри кружилась голова, а горевшие злобой глаза страшного призрака словно насквозь пронизывали ее. В эту минуту она забыла и формулы, и все, что могло оградить ее от чудовищ потустороннего мира. Бессильная и безвольная, она чувствовала, как ее тащили с невероятной быстротой. Ей казалось, что она не шла, а летела через сад, а затем по какой-то тропинке. Далее ее подхватил вихрь и она закружилась, словно гонимый ветром сухой лист. Сильный толчок вернул ей сознание действительности, и она с ужасом огляделась.

Она очутилась на небольшой, каменистой площадке, окруженной высокими скалами, образовавшими нечто вроде колодца. В одной из стен виднелось углубление в виде пещеры, в эту минуту озаренной красноватым светом. Не имея сил противиться привлекавшей ее силе, Мэри вошла в грот и в его глубине увидела лежащий на песке скелет, опушенный мохом, а подле стоял ее спутник. Рядом с ним, держась на могучем, змеином хвосте, было омерзительное чудовище с торсом и головой человека: его дьявольски злобное и жестокое лицо запечатлело, казалось, на себе все страсти и было поистине страшно. Когтистые лапы взрывали песок, а черные зубчатые крылья с зловещим шумом хлестали воздух.

— Смотри, вот чудовище, порожденное кощунством и проклятием. Это мой, а вместе с тем и твой палач, постоянно встающий, чтобы преградить тебе путь к счастью. Этот страх не только отравил твою жизнь, но и погубил душу. Ты принадлежишь аду, откуда вышло это существо без души, порожденное ядовитыми флюидами возмущенной души человеческой. Вражда служит живительным дыханием этому мстителю, а зло, слезы и страдания жертв — его пища. Он и сатана, наш повелитель, завлекли тебя сюда, и теперь, наконец, ты принадлежишь мне по всем законам ада. Ты будешь моей супругой, такой же лярвой, как и я. Ха! Ха! Ха! Мы будем жить тут, где я вытерпел свою агонию. Видишь, черные пятна на камнях? Это земли почерневшее кольцо — это мое обручальное кольцо. Я надену его на твой палец и по капле выпью твою кровь.

Мэри была не в состоянии шевельнуться, точно парализованная, и с ужасом глядела на страшный призрак, в наружном виде которого произошла резкая перемена. Он перестал быть живым на вид человеком, а обратился в облачную массу, черную, удлиненную и испещренную огненными зигзагами, которая, извиваясь, подобно пресмыкающемуся, и треща приближалась к Мэри, вперив в нее красные, как раскаленные уголья, глаза. Она опустилась на землю и застыла, думая только, что попала во власть адского чудовища и должно произойти нечто ужасное. Точно в тумане уже видела она Кокото с его воинством: те старались, хотя тщетно, защитить ее и стали между нею и вампиром, но были слишком слабы, чтобы мериться с таким исполином зла.