Книга Волшебный дом - Джеймс Герберт

Флора приблизилась, ее рот раскрылся, и опять я не понял, то ли услышал слово, то ли почувствовал мысль.

Что бы это ни было, но оно говорило:

— Ты...

И тут, прямо у меня на глазах, Флора Калдиан начала разлагаться. Как будто вся ее психическая энергия к этому моменту выгорела, последнее усилие, приведшее ее в Грэмери, исчерпало все силы, и теперь процесс двинулся вспять, вниз, продвижение к физическим чувствам пошло назад, словно перематывалась назад видеопленка. Вскоре я уже радовался, что не приблизился к Флоре, когда видел ее у леса наблюдающей за Грэмери.

Морщины на ее лице и руках углубились, а потом отвалились, оставив лишь еле заметные следы, ее плоть стала... распадаться. Чувства выходили из глаз, словно облачка соединялись с обволакивающим туманом. Ее руки у меня на плечах задрожали, заколотились, отбивая неправильную барабанную дробь, кожа стала восковой, блестящей, как остекленевшее мясо, натянулась, стала тонкой, как бумага, и начала рваться.

Ее разложение происходило так быстро, что заняло не более минуты или двух, но каждая секунда сама по себе была вне времени.

Тело начало гноиться.

Там, где на нее садились мухи, когда она умерла за кухонным столом несколько месяцев назад, снова появились их личинки. Белые извивающиеся червячки, наедавшиеся и растущие, собирались в нечто единое, непрерывно шевелящееся, в великолепно вымуштрованный полк мельчайших плотоядных. Они исчезали в дырках, которые сами же и проедали.

На меня хлынул страшный смрад, и я задержал дыхание, опасаясь вдохнуть эти испарения.

Плоть Флоры начала сползать, обнажая мышцы и кости, открывая копошащихся внутри тварей. Веки уже не могли удерживать глаза внутри, и глазные яблоки вывалились на обезображенное лицо. Одна рука с моего плеча сползла на грудь, кости пальцев — на них почти не осталось плоти — зацепились за изодранный материал рубашки.

Флора Калдиан сжалась передо мной; фигура, и при жизни бывшая маленькой, стала еще меньше, превратилась в кости и мышцы, слабо соединенные между собой. Вторая рука — скелет второй руки — отвалилась.

В глазнице копошились другие твари, какие-то черные букашки лезли друг на друга, как кусочки веревки, скручивающиеся и слизистые, пирующие в своей сокровищнице. Челюсть Флоры отвисла, не осталось ничего, что могло бы управлять ее движением, и казалось, что почерневший, сморщенный язык присоединился к рядам ползущих гадов, стал одним из них.

Шаль соскользнула с головы, и белые волосы в беспорядке повисли безвольными пучками, а кожа оставалась лишь островками на сером черепе.

Тело Флоры медленно рухнуло и, слава Богу, прежде чем упало на пол, начало растворяться в воздухе. Одежда, кости и расползающаяся плоть лежали грудой на плитках пола, но через мгновение тоже исчезли. От Флоры Калдиан не осталось ничего, кроме запаха.

Я отшатнулся и крепко ударился о дверной косяк. Вэл недоуменно смотрела на пол. Майкрофт чуть не рухнул на ступеньки. Я видел, что его глаза прикрыты, словно он изнемог, обессилел.

Но странно, я чувствовал себя полным сил, как будто во мне искрилась какая-то химическая энергия, заставляя кровь бежать по всему телу, мои нервные окончания пульсировали и отдавались покалыванием. Флора прикоснулась ко мне, и меня заполнили ее глаза и мысли. Но я по-прежнему ничего не понимал!

Пока не заметил, что Майкрофт настороженно смотрит на меня, и я ощутил его страх, в синерджисте больше не было пренебрежения. И тогда я начал понимать...

Оковы пали

Майкрофт скрылся наверху лестницы — и оттуда донеслись еще чьи-то шаги, очевидно тех его последователей, что все еще прятались там, — а я смотрел на свои поднятые руки, не понимая, почему они так пульсируют и почему на коже головы (и других волосистых частей тела) ощущается покалывание и сухой зуд. Я потрогал голову, волосы на ней казались хрупкими и ломкими (я почти ожидал, что они встали дыбом, как у панков). Таково психическое ощущение, приходящее с Волшебной силой?

Волшебная сила. Этого просто не может быть! Не у меня, не у Майка Стрингера, скептика и в свободное время неверующего. Но меня увлекало за собой нечто, не берущее в расчет мои сомнения и замешательство.

— Майк...

Вэл оперлась на стол, схватившись обеими руками за его края. Она была в шоке — и неудивительно, если принять в расчет все происшедшее с тех пор, как она вошла в коттедж. Впрочем, постепенно ее сознание сосредоточилось на мне, Вэл почувствовала, что во мне что-то переменилось.

Не думаю, что перемена была явно видна, но Вэл прекрасно ее поняла. Может быть, конечно, у меня из ушей вырывались голубые искры, но вряд ли. Однако в моем уме произошел какой-то сдвиг, иначе бы это превращение совершенно ошеломило меня.

Забавно, что я боялся, но этот страх не пугал меня. Как это может быть? Страх возбуждал меня, потому что он был каким-то новым, и, овладев им — или, лучше сказать, дав ему волю,— я ощутил прилив сил, что очень важно для уравновешивания энергии. Допустим, я бы родился слепым, и в один прекрасный день от удара по голове вдруг прозрел (способность видеть была всегда). Представьте то возбуждение, трепетное восхищение всем вокруг! И страх перед этим.

Но все же я не был на сто процентов уверен. Прикосновение Флоры и ее мысли придали мне знания, включили какой-то тумблер понимания, но — чем черт не шутит? — я мог просто стать жертвой галлюцинации. Был лишь один способ все выяснить; я направился к лестнице, и меня охватила нервная дрожь.

Когда я проходил мимо Вэл, она попыталась схватить меня за локоть, но что-то заставило ее отдернуть руку, не коснувшись меня.

Я взбежал по лестнице, готовый к бою (или рвущийся в бой?).

Синерджисты ждали, но были в некотором беспорядке, и этот беспорядок вызывала не очевидная паника Майкрофта и не мое приближение.

Все предметы в комнате излучали сине-фиолетовое сияние — и диван, и стулья, и все приборы, и книги, и картины, и каминная полка, и оконные рамы, и занавески, — все было залито жутким светом. Сам Спилберг не мог бы создать более тревожного эффекта, В меньшей степени, но столь же страшно, такое же свечение очерчивало живые тела в комнате. Если бы кто-то щелкнул пальцами, в воздухе, наверное, сверкнула бы молния; если бы кто-то чихнул, воздушные потоки превратились бы в бурю.

Круглая комната была живой.

Она пульсировала и звенела собственной энергией, но не было ни звука, ни движения — ее присутствие можно было лишь ощущать и удивляться ему.

Я стоял в дверях и чувствовал на себе дыхание комнаты. С одной стороны девушка по имени Сэнди помогала Джилли встать на ноги. Остальные тревожно озирались на стены, на мебель. Нейла Джоби, похоже, опять тошнило. Я видел, как один из синерджистов потрогал мольберт под разбитым окном и быстро отдернул руку, когда ее охватило сияние, на мгновение усилив ее собственное свечение. Кощей тоже был здесь, и я видел, что ему очень хочется смыться, но я загораживал дверь, и он замер, готовый к броску. Кинселла по-прежнему держал Мидж и казался самым спокойным из них.