Книга Портрет второй жены - Анна Берсенева

«А что тебе вообще мешает? – зло подумал Сергей. – Марсианка!»

Пожалуй, он был несправедлив к Юле. Но очень уж злила его эта неожиданная Юркина дружба. А той – хоть бы хны!

Наконец он спросил самого Юрку. Еще, правда, надо было найти время, чтобы спросить, так редко они теперь виделись.

– О чем это Сашка говорил тогда – ну, у костра, помнишь?

– Ты же слышал, – пожал плечами Юра. – О мировых информационных системах.

Тогда Сергей и услышал впервые эти слова.

– Да? А я не очень понял… Объясни!

Сергей знал, что Юрке совсем не трудно объяснить, и он надеялся сейчас, что тот увлечется, перескажет все своими словами – и исчезнет странное чувство смутной опасности, исходившее от Сашиных речей.

– Он говорил, – начал Юра, словно бы нехотя, – что информационные потоки опутывают земной шар так же невидимо и прочно, как радиоволны. Это суть нашего времени, главное его событие, которое разворачивается на наших глазах.

– Так уж и главное? – усмехнулся Сергей.

– Он считает, да.

– А ты?

– Что – я?

– Ты тоже так считаешь?

– Я пока не знаю… – Голос у Юрки стал именно таким, каким все чаще становился в последнее время, с началом его дружбы с Неделиным. – Но хочу понять! Саша говорит: закладывается структура человеческого будущего…

«Саша говорит»! Глухая злоба поднималась в Сергеевой груди. Если все в этом будущем будут такие, как Саша, пропади оно пропадом!

– Думаешь, он такой безобидный? – спросил Сергей.

– Кто? – удивился Юрка.

– Да Сашка твой! Он тебя корежит, ломает, неужели не видишь? Смотри, как бы он сам тебя не опутал, а не потоки!

Наверное, странно было говорить такое о щуплом, невысоком очкарике Саше, но Сергей был уверен в каждом своем слове! Он физически ощущал, как Неделин словно загоняет Юрку в какие-то рамки, определяемые по собственному усмотрению. И Сергея бесило, что Юрка безропотно подчиняется его незаметной, но жесткой воле.

– Он много знает, – решительно сказал Юра. – Он не просто знает, а умеет структурировать свои знания, применить их к настоящему и будущему. А мне это необходимо, понимаешь? Он улавливает самую суть событий, он в состоянии их формировать.

И тут Юрка осекся и замолчал, словно решив, что Сергею все это неинтересно и ненужно. Вот этого никогда не бывало прежде – и Сергея словно ножом полоснули…

– Как знаешь, – пожал он плечами и отвернулся, чтобы не выдать своей обиды и боли. – Мне-то что?

Впрочем, он забыл бы любую обиду, если бы Юра не забывал его. А это происходило все неотвратимее, день ото дня этот ком катился под гору все стремительнее.

Так прошел год, и не было в Сергеевой жизни года тяжелее…

– Что ж, пора нам, видимо, перебираться в город!

Сергей оторвал голову от подушки. Ветер тихо шевелил белую накрахмаленную занавеску на окне летнего флигеля, августовское утро обещало ясный, теплый день.

– А Сереженька где, спит? – снова услышал он голос Эльвиры Павловны, Юркиной мамы.

– Да спит, набегался! – ответила его мать. – Горе с ними в этом возрасте, это вы правильно говорите. Учиться им надо, над книжками сидеть побольше, а не по девкам гонять. Мой-то… И ведь вон какой вымахал, как его остановишь?

– Что до меня, я бы так и жила на даче, – продолжала Эльвира Павловна. Они с Сергеевой матерью говорили каждая о своем, но были вполне довольны беседой. – Но Юрочка вырос, давно вырос из деревенской школы. Ведь выпускной класс, через год поступать! Папа наш уже договорился, берут в математическую, в самую… Если бы вы знали, чего это стоило! Разве их интересуют способности мальчика, у них ведь другие критерии. Конечно, отсюда не наездишься, но оставлять его в городе на попечение Ингушеньки… У нее ведь свои интересы, она вся в искусстве. Впрочем, это тоже мысль… Мне так не хочется менять свою жизнь, если бы вы знали, Клавдия Васильевна!

Сердце у Сергея сжалось. Значит, уедет Юрка… Мать и раньше предлагала ему перебираться в Москву, идти в «самую» школу, но он только отмахивался:

– Мамуля, если я такой гений, как ты думаешь, не пропаду и в этой, да? Тебе же здесь нравится жить – ну и мне тоже.

«Теперь-то не станет отказываться», – тоскливо подумал Сергей.

Юрка теперь ездил в Москву часто, возвращался с последней электричкой или вовсе оставался ночевать на городской квартире. У Саши были какие-то знакомые в Москве – «свой круг», как он говорил. Он ввел в этот круг Юру, и все, что находилось за пределами этого круга, – отошло на второй план. Юрка был увлечен общением с этими новыми людьми, но и увлеченность его была какая-то странная – самоуничижительная.

Кроме того, Неделин, кажется, вообще стремился в Москву. Его притягивал этот город, он даже стихи писал о нем. Юрка как-то прочитал Сергею: «Он закрыт мне, этот город, этот странный мегаполис…» – что-то такое.

– Ты знаешь, я сейчас так много впитываю в себя, как губка, – сказал он однажды.

Это был короткий, случайный разговор. Они столкнулись на платформе Листвянка. Юрка ждал электричку на Москву, а Сергей провожал туда мать по каким-то хозяйственным делам.

Он молчал, смотрел на Юру.

«Вот и все, – думал. – Вот и кончилось все – вот так, без надежды…»

– А как же Юля? – вдруг спросил он, хватаясь за последнюю соломинку. – Ты уедешь, а она как же?

– А что Юля? – пожал плечами Юрка. – Я же ее люблю, я на ней женюсь, и она поедет со мной. Что для нее изменилось?

«Для нее – и правда, ничего», – подумал Сергей.

Торжественного, с «отвальной», отъезда Ратниковых в Москву не произошло. Эльвира Павловна так и не решилась поменять свою жизнь – Юра перебрался в город один. Правда, его сестра Инга уже училась в Суриковском институте и тоже жила в Москве, но это мало что значило. Инга всю жизнь была занята только собой, да Юрка и не ждал от нее никакой заботы.

Березовая дача так и не стала домом для Неделиных: они вскоре получили квартиру в Москве. Остались на огороде бесполезные березы – никто не стал их выкорчевывать…

Все это доходило до Сергея какими-то фрагментами, обрывками. Жизнь с ее мучительной несправедливостью, с ее необъяснимостью и одиночеством захлестнула его мутными волнами, и он только изредка находил в себе силы для того, чтобы выныривать на поверхность. Наверное, он начал бы пить – и это было бы еще не самое худшее, что могло с ним произойти, – если бы не Катя Рослякова, его неизменная, жадная до любви, ласковая женщина.

– Ты что смурной такой, а, мальчик мой сладенький? – спрашивала она, лежа рядом с Сергеем на узкой кровати в летнем флигеле и отдыхая на его плече от объятий и поцелуев. – Девка какая не дала? Не обращай внимания, все они стервы! Или тебе меня мало?