Книга Богиня маленьких побед - Янник Гранек

Избавившись от издержек беседы, Энн спросила себя, не пожалеет ли она впоследствии о том, что завела с французом столь легкомысленный разговор. Сикози и Леонард принадлежали к одному и тому же типу мужчин, и молодая женщина ждала, что они, склонившись над тарелками, вот-вот пустятся в дискуссию на профессиональные темы и напрочь перестанут обращать на нее внимание.

– Если мне нужно выпутаться из неприятного положения, я часто полагаюсь на правую половину головного мозга, отвечающую за интуицию. А вы, надо полагать, занимаетесь теоретической информатикой.

– Если говорить точно, то я криптоаналитик.

– Господин Адамс что-то говорил мне о ваших исследованиях в области кодирования. Они весьма далеки от того, чем занимается он.

– Он очень любит повторять, что мой диплом – это что-то среднее между квалификацией сантехника и автомеханика[122].

Энн запретила себе реагировать на подобную неблагодарность: говоря о Лео, Келвин никогда не скрывал своей гордости. Отец позволял себе лишь крохотную долю иронии по отношению к сыну, в то время как тот никогда не отказывал себе в удовольствии распять родителя на кресте. И если Келвину не нравилось, что его гениальный отпрыск растрачивает свой талант на научный поиск в слишком «технической» сфере, то Лео, в свою очередь, бесцеремонно обвинял его в том, что за должностью директора старший Адамс скрывает свою неспособность родить хоть какую-то концепцию. Перед тем как из любви к почестям и комфорту согласиться на эту должность, отнимающую у него все время, Келвин был мозговитым математиком.

– Как бы там ни было, отец описал вашу деятельность в самых восторженных красках.

Лео, польщенный вниманием со стороны француза, сделался красноречив. Вместе с коллегами он работал над новой системой шифрования данных в компьютерных системах. Он завел речь об «асимметричном кодировании», обеспечивающем конфиденциальность обмена информацией. И хотя все эти истории про «криптосистемы с открытым ключом» были ей совершенно чужды, Энн не упускала из их разговора ни единого слова; в иных обстоятельствах Лео ни за что не снизошел бы до того, чтобы объяснять ей подробности своей работы. Сколько раз в детстве он выходил из себя, пытаясь растолковать ей суть концепций, казавшихся ему совершенно ясными и понятными! Узнав оторопелое выражение на лице подруги, над которым он раньше так часто любил подтрунивать, Лео схватил блокнот и быстро нацарапал в нем какую-то схему.

– Представь себе простейший висячий замок. Закрыть его может кто угодно, но вот открыть – только ты, при условии, что у тебя есть ключ, под которым в данном случае подразумевается шифр.

Энн вспомнился его шкафчик в колледже. В те времена Лео использовал его в качестве подсобки для хранения сомнительного вида носков и всего того, что категорически возбранялось. Напрасно она меняла на нем код, он все равно всегда умудрялся его разгадать, уже тогда обнаруживая свое призвание.

– Закодировать, то есть закрыть, проще простого, с этим может справиться любой. Но вот расшифровать код, иными словами открыть замок, может только тот, у кого есть ключ. Если мы обладаем способностью его закрыть, это еще не значит, что нам дано понять, как он открывается.

Энн отложила вилку с ножом и вся обратилась в слух.

– А теперь представь себе, что ты решила переправить куда-то свой шкафчик открытым, а ключ оставила себе.

Молодая женщина представила себе вереницу полуприцепов, груженных шкафчиками и бороздящих во всех направлениях страну – что-то вроде осовремененного варианта «Пони-Экспресс»[123]. Но от ироничного замечания воздержалась; юмор Лео не отличался особой биективностью: ее друг детства был настолько же раним, насколько легко ранил других.

– Внутрь шкафчика я кладу послание и закрываю его на замок. Для меня это действие не имеет обратной силы, но ты, когда получишь шкафчик, сможешь его открыть и извлечь из него содержимое.

Пьер Сикози поискал глазами бутылку; на другом конце стола трое студентов воздавали должное «Жевре-Шамбертену», решив его прикончить. Вездесущая Эрнестина бросилась к гостю и тут же открыла еще одну.

– Помимо прочего, нужно еще уметь идентифицировать односторонние функции, отвечающие требованиям подобного асимметричного шифра. Они представляют собой простые математические операции, которые чрезвычайно трудно воспроизвести в обратном порядке.

Губы Лео расплылись в холодной улыбке, которая в его случае означала ликование.

– Этот вопрос решен[124].

– Великолепно! В чем же вы черпали вдохновение?

– В пицце. Я поглощаю пиццы в количествах, вполне способных вызвать у человека галлюцинации. Но если быть честным до конца, то эта мысль пришла в голову моему коллеге – наутро после хорошей попойки.

– Мигрень сводит на нет деятельность левого полушария головного мозга.

– А порой и правого! Все зависит от количества выпитого спиртного. В этом отношении мы постоянно практикуем тесты in situ[125].

– Не могли бы вы дать мне краткое представление о полученных результатах? Если, конечно же, мы не утомили девушку своими разговорами.

– Ничуть. Леонард так редко говорит о работе.

Энн вспомнила о «теореме Адель» и с удивлением обнаружила, что в этот самый момент вовсю использует ее на практике. Но ничего не предприняла, а лишь похлопала ресницами, отнеся это на счет дурного влияния красного платья.

– Ну хорошо, ради тебя я объясню все на пальцах.

Энн решила не обижаться. Она давным-давно признала, хоть и не без горечи, что они с другом детства теперь выступают в разных весовых категориях. Он не был снобом и не относился к ней свысока: природным талантом хвастаться не принято, а в том, что других им Бог обделил, его вины нет.

– Возьми два простых числа «p» и «q» и сохрани их в тайне. Их произведение дает некое число N. Тебе известно, что такое простое число?

– То, которое делится только на 1 и на себя.