Книга Медбрат Коростоянов (библия материалиста) - Алла Дымовская

Достоверно не выяснено, что происходило с ними в последующие за теми событиями пять лет. Из обрывочных слов самих Гридней (для вразумительной передачи им не хватало языковой образности и образованности) можно было сделать вывод, что братья подверглись ряду то ли психофизических, то ли химико-медицинских научных тестов и экспериментов. Видимо, без достижения запланированной цели. То бишь, без ощутимой пользы для государственной обороноспособности и безопасности. Любопытный феномен, и не более того. Ежели бы не так, с какой стати тогда обоих братьев Рябовых сдалось определять в наш стационар! На пожизненное поселение и забвение. С диагнозом…? Ха! «Возможный двойственный(?) аутизм неизвестной этимологии(!)». Кто такое сочинил, тому все члены тела оборвать надо и провести тотальную резекцию мозга. Нет в психиатрии вышеприведенных сочетаний терминов, и диагнозов тоже нет. То ли коновал писал, то ли самодеятельный следственный надзиратель.

Марксэн Аверьянович, мудрый наш Мао, уж конечно, не думал вовсе проверять на практике, а что будет, коли в самом деле близнецов взять, да и разделить на расстояние, ну… пускай более пяти метров? (Вообще-то обычно Гридни держались друг дружки, чтобы всегда иметь возможность ухватиться за руки). Главный был именно что главный, но не безумный, потому даже интереса ради не пытался, и прочим иным сотрудникам экспериментов не позволял. Хотя, охотников без того не находилось, надо понимать. С личными отношениями тоже все сложилось гладко – Гридни были парни тихие, дисциплинированные, несмотря на то, что оба могучие здоровяки, однако, беспорядку от них ни на грош не выходило. По-прежнему им приходился по нраву тяжелый физический труд, куда уж лучше для хозяйственного оздоровления стационара, еще любили они нехитрые развлечения. Как то: культовые служения отца Паисия, вечерний просмотр теленовостей, и даже визиты верховного начальства – словно в день праздничный надевали самые нарядные свои рубахи. Вот вроде бы все. За исключением одной, в прошлом незначительной мелочи. Порой с ними о чем-то подолгу беседовал Мотя, не по секрету, а так просто, в сторонке. Никто не обращал специально обостренного внимания: это как раз хорошо, если пациенты взаимно приятны и общаются друг с другом. Наверное, лишь я единственный однажды спросил у несколько смущенных братьев: а чем они так приглянулись Моте? Да, так, ничем особенным, и словно бы замялись. Я подумал еще, что, видно, поставил их в некоторый умственный тупик своим ненужным вопросом. Будто бы они не знали сами, чего хотел от них Мотя. А хотеть он мог, Хулио Иглесиас его ведает, чего. Тут не угадать. Я бы пропустил свое секундное любопытство на их счет напрочь мимо сознания, если бы не влез тогда Конец Света со своими поучениями. Точнее, с научно обоснованными (это он так полагал, не я) выводами о сокровенной сущности наших Гридней.

Начну несколько издалека, дабы задать нужную точку отталкивания. Слыхали вы когда-нибудь о хитрой, выморочной штуке, под названием «парадокс Шредингера»? Вот и я прежде не слыхал. Несмотря на то, что еще в университете делал попытки, некоторые не без успеха, проникнуть в суть физико-математических дисциплин. Минуя, разумеется, стройные частоколы зубодробительных формул, ибо если естественнонаучную доктрину нельзя переложить или пересказать языком философским, то есть в лингвистических понятиях, грош цена такой доктрине, какой бы передовой она ни была. Но вот до «парадокса Шредингера», который на грешную землю заслал не иначе как сам дьявол всевозможным батюшкам в утешение, я, по ряду временных причин, не добрался. И впервые противоречивый смысл сей издевательской задачки я уяснил для себя со слов Сергия Самуэльевича. За просветительский труд, в общем-то ему спасибо, вот только выводы, кои он делал! Однако, стоп. Об этом – несколько погодя. А пока что попробую и я рассказать в доступном русском изложении – тем, кто нуждается в познавательной подмоге, иначе – о парадоксе сем узнал только что исключительно от меня. Остальные, осведомленные, могут погулять в перерыве.

Итак. Представьте себе, что перед вами здоровенный ящик для переноски домашних любимцев котов, все равно, породистых или дворовых. Ящик абсолютно непроницаем хозяйским взорам, иначе говоря, заглянуть внутрь него можно лишь открыв надежно замкнутую крышку. Ну и, ясное дело, внутри сидит оно, обожаемое до сюсюканья пушистое животное (но вдруг не пушистое, если породы «сфинкс», однако характер, как его ни крути, отвратительно капризный, как у всякого избалованного квартирного питомца). Короче, кот этот сидит себе и сидит. Дует в ус, или просто-напросто дрыхнет лениво. И не подозревает, бедняга, что с ним происходят чудеса в решете. Потому что, вместе с хвостатым засранцем в коробке еще где-то находится радиоактивный элемент, который то ли распадется в момент открытия ящика, то ли нет – бабушка в аккурат надвое сказал, то есть, вероятность пятьдесят процентов. И если элемент распадется – тогда… э-э-э-э-э… кажется, котяра наш окочурится, а если останется, как был – то вредная бестия само собой, выживет, и замяукает истошно «жрать давай!», или наоборот: если элемент не распадется… короче, главное в итоге: кот должен оказаться либо давшим дуба, либо в добром здравии. Загвоздка же состоит в том, что пока коробка с сюрпризом стоит закрытой, испытуемый «барсик» жив и мертв одновременно, как, впрочем, и радиоактивная дрянь – сразу в двух состояниях. Но только лишь, оп-ля! Крышка расхлопнется настежь – как сразу надо выбирать одно из двух зол, или тульский пряник, или холеру в Одессе Ничего себе! Но таков парадокс. Однако ж, вы персонально, как наблюдатель, открывая ящик собственной рукой, заставляете кота выбрать, и не кота даже, а сам радиоактивный элемент – распадаться ему к такой-то матери или погодить.

Я не стану углубляться в специальную терминологию, щеголять всяческими коллапсами волновых функций, или определениями корпускулярно-волновых свойств элементарных частиц. Главное (как открыл мне Конец Света) вот в чем: разрешений данного противоречия тоже пока придумано два. Первое, «копенгагенское», к нам отношения не имеет, ибо касается исключительно правомочности наблюдателя, и вопроса, можно ли проецировать явления микромира на мир, соразмерный человеку. А вот разрешение второе… Оно состоит в остроумном предположении, что для забалдевшего кота действительны оба варианта. Иначе говоря, в миг открытия заманчивого ящика Пандоры, кисеныш будет тоже сразу и жив, и мертв. Но только… Только в разных параллельных мирах, которые в этот самый момент разделятся в направлениях. И вообще вся наша вселенная ежесекундно, ежемоментно делится и делится, как пресловутое ядро урана, не выбирая всякий раз лишь одну вероятность, но осуществляя их все без разбора и подряд. К примеру, шли вы зимой по темной нечищеной дворником дорожке, как вдруг, бац! Знамо дело, поскользнулись. Так вот. В одном параллельном существовании вы скажете «черт побери!» или «чтоб ты сдох!», если лично знакомы с подметальщиком, и, поймав утерянное равновесие, сердито пойдете себе дальше, однако целый и невредимый. Зато в другом – сломаете ногу, или того хуже, шею. А в третьем – плюхнетесь на задницу и разобьете, допустим, банку консервированных груш. Понятно теперь? Ну и хорошо.

Что же до обоих братьев Гридней, то Сергий Самуэльевич сделал относительно них следующий вывод (повторюсь, сделал он, не я, поскольку никаких выводов позволить себе не был в состоянии, из-за недостаточной компетентности: как утверждали древние – там, где ты ничего не можешь, ты не должен ничего хотеть). Будто бы непосредственно перед своим рождением, один-единственный ребеночек Костя, или может быть Федя, под каким углом посмотреть, как раз и вступил без всякого повода в условия, близкие к описанному умственному эксперименту Шредингера. Может, вследствие радиоактивных воздействий, коим подверглась на рабочем месте его мать – как известно, в советские времена беременные женщины, тем более передовые ученые, оставались на трудовом посту до последнего, познавательный подвиг превыше всего. Может, вследствие спонтанного искажения той самой вероятностной системы разделения миров, которая нарушена была вообще по всему засекреченному комплексу. Может, …, впрочем, шестой лесничий его знает, почему. Сергий Самуэльевич утверждал: то неважно. Мысль премиум его была вот какая. Миры-то, согласно блудливому и глумливому парадоксу, тихохонько бы себе распараллелились, если бы личность Кости или Феди тоже претерпела бы удвоение. Но этого на беду не произошло, и близнецы – по сути один и тот же человек, – оба оказались в мгновение ока в первоначальной материнской утробе, вовсе не приспособленной к подобному казусу.