Книга Правило правой руки (сборник) - Сергей Булыга

Ну а там уже всё вверх дном! Метранпажи, корректоры бегают, кричат:

– Где новости?

– Сейчас, – говорю, – не горим.

…Но я и поныне не пойму, отчего это я им сразу статью не отдал. Видно, печенью чуял. Зашёл в кабинет, прочитал… отложил. Снова взял… отложил. Нужная статья, полезная, однако… Нет!

Взял, написал передовицу, как веснушки выводить, и отправил в набор. Застучали машины. А я…

Третий раз статью перечитал… и вдруг понял – крамола! От Дикенц, от прохвост! Хоть он и впрямь не со шпионами, так хуже того! Дикенц – внутренний враг, заговорщик! Хожу по кабинету, думаю… Да что тут думать, тут нужно спешить! Вызвал тройку и погнал прямиком в министерство тайных дел. Доложился. Впустили.

Вхожу в суровый кабинет, подаю злосчастную статью. Мне кивнули, я сел. Весь дрожу. Заступился б, св. Кипятон!

Офицер тайных дел статью четыре раза прочитал, на просвет посмотрел, потом даже на нюх проверил… и пожал плечами.

А я ему:

– Вы между строк читайте!

Он прочёл между строк. Брови свёл. Шпорами звякнул. Я вздрогнул. А он:

– Изложите!

Я стал излагать. В статье что написано? Мол, государь, несвежего за ужином откушав, всю ночь не спал, расстройством мучался и только под утро забылся, а посему желательно весь день по главному проспекту не шуметь, дабы сон монарха не нарушить. Так?

– Так, – офицер отвечает. – И это очень похвально. Ваш Дикенц весьма верноподданный малый. Мы ему табакерку пожалуем.

– Воля ваша, – говорю, – только он сигары курит. Но не в этом суть, а в том, что Дикенц отдал мне эту статью шесть часов тому назад. Откуда он мог знать, что государю к ужину несвежее дадут?!

Офицер аж подскочил, а я дальше:

– Тут заговор! Надо пресечь! А не то поднесут винегрет с мышьяком…

Офицер побелел, разговорную трубку хватает, кричит:

– Эй, Амфисыч, дворец!

Соединили со дворцом. Офицер доложил тайным смыслом. Ответили. Он сел. Глазами сверкнул, говорит:

– Опоздали. Уже началось, – и ворот кителя рванул. Пуговки так и посыпались.

Тут я совсем испугался и стал объяснять:

– Наша ведомость утром выходит, а матерьял готовим с вечера. Утром бы люди прочли – всё в порядке…

Офицер отмахнулся, спросил:

– Где живёт злоумышленник? Адрес?!

Я назвал. Он в разговорную трубку его передал, улыбнулся.

– Сейчас привезут, – говорит. – Ну а тебе, пока мы будем с ним разговаривать, придётся подождать.

И увели меня в подвал, на четвёртый подземный этаж.

Три недели меня там селёдкой кормили, воды не давали и ещё многое творили. Но об этом мне рассказывать нельзя, потому что я давал подписку о неразглашении. А ещё двенадцать раз бывал на очной ставке. Нас с Дикенцом посадят в разные углы, привяжут к лавкам и сыплют перекрёстные вопросы. И до того запутают, что забываешь, кто ты есть на самом деле, и потому что ни спросят, кричишь как дурак:

– Так точно! Воля ваша! Винюсь! Пощадите!

А Дикенц жёлтым глазом щурится и говорит:

– Я с ним согласен. Всё было точно так, как он сказал.

А что я говорил? Ничего, только путал со страху. На четвёртую неделю офицер не выдержал и говорит:

– Уведите этого…! – и на меня указал.

Я и рад. Увели. И ещё три недели прошло. Нас не тревожили. Но вдруг вызывают. Вхожу. У офицера в петлице новый алый банный лист красуется; должно быть, наградили. Улыбается и говорит:

– Раскололи злодея. Оказался шулером высокого полёта. Он в карты играл?

– Нет, – говорю, – он всё больше пасьянсы раскладывал.

– Ну так слушай!

Офицер достал допросный лист и стал читать:

– «Я, Карп Дикенц, урождённый от отца и матери, ранее законом не судимый и в боях за государя не ранимый, с малых лет имел пристрастие к сигарам, виске, а особливо к картам и вкупе с ними к высшей математике, статистический раздел. Презревая полезную службу на благо Отечества, я денно и нощно предавался вышеназванным порокам, в результате чего, после многопробных изысканий, исхитрился измыслить превредный пасьянц, который, сочетаясь с высшей математикой, дал мне возможность угадывать людские судьбы на трое суток вперёд…»

Тут я не выдержал, воскликнул:

– Так вот откуда он, шельма, мне новости брал!

А офицер нахмурился и говорит:

– Он не шельма, а весьма полезный человек. Вот только…

– Что?!

Он опять читает:

– «Секрет зловредного пасьянца мною нигде не записан, а всецело содержался в голове. Однако после… – тут офицер закашлялся, три строчки пальцем пропустил, читает: – я его начисто забыл».

Я говорю:

– А если Дикенц врёт?

– Нет, – говорит офицер, – проверяли. Лейб-медиком пытали, убедились. – Встал и вдруг как заорёт: – Поди прочь, щелкопёр! Кабы ты лучше старался, я бы сейчас в генералах ходил!

Я и выскочил прочь.

Пришёл в редакцию – а там уже цирюльня. Там зубы рвут и кровь пускают.

– Нет, – говорят, – таких газет не знаем. Мы вообще печатных слов не чтим. Иди прочь!

Пришёл я к себе домой… а у моей кухарки на кухне квартальный сидит!

– А, – говорит, – поднадзорный! Иди-ка сюда!

Но я, понятно, сразу опять в дверь! И дай бог ноги в белый свет! Так после и мыкался с места на место. Нигде долго не держали. Как только узнавали, сразу говорили:

– Политический! – и тут же давали расчёт.

И таким вот обидным манером дошёл я до самой крайней жизни. Господам, что на извозчиках катаются, желал приятных аппетитов и в ресторациях двери перед ними открывал. Двенадцать лет! А на тринадцатый…

– Э, старый знакомый! – вдруг кричат. И за плечо хватают.

Я оглянулся… и обмер! Карп Дикенц! Цилиндр, баки, пелерина, тросточка. Сам рыжий, а баки седые.

– Откуда? – говорю.

– Оттуда, – отвечает. – Два месяца, как отвалился, – и хмыкнул. – Зайдём?

– Что вы, что вы, – говорю, – не смею!

Но он меня за шиворот – и заволок.

Сели за центральный стол. Он заказал поесть. Половой:

– А пить что будете? Может, виску?

– Нет, – отвечает Дикенц, – только чай.

Сидим, едим, пьём чай. И Дикенц говорит:

– Я двенадцать лет хмельного в рот не брал. Там с этим строго. И, знаешь, отвык. И я тебе за это очень благодарен. Ведь если бы не твой донос и если бы не каторга, я бы давно спился.