Книга Исповедь послушницы - Лора Бекитт
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Не берите в голову, – примирительно промолвил Пауль, – для меня главное – чтобы Кэти была счастлива с вами.
На прощание Эрнан еще раз обвел глазами гостиную.
– У вас очень красиво.
– Мне не до этого! – Пауль махнул рукой. – Сейчас самое важное – вовремя отправить товар и заключить выгодную сделку. Но Эльзе нравится…
– Вот потому я и хочу жениться, – улыбнулся Эрнан.
Едва он успел уйти, как к Торну явилась посланница из обители – строгая и немногословная помощница аббатисы, известившая его о том, что настоятельница хочет переговорить с ним по важному делу. Пауль понял. Он выскочил на улицу, надеясь догнать Эрнана, но тот уже скрылся из виду.
На следующее утро отец Катарины отправился в монастырь. Он опоздал: в городе усилились волнения, начался настоящий бунт, и врата обители были крепко заперты, а настоятельница никого не принимала. Пауль Торн решил подождать.
Ни он, ни Эрнан Монкада, не настоявший на том, чтобы поехать за Катариной, не предполагали, чего им будет стоить эта задержка.
Катарина не спала всю ночь. Она представляла морское побережье и величественные корабли, по белоснежным парусам которых скользят солнечные лучи, рынок под открытым небом, огромные корзины с рыбой, чья чешуя блестит и переливается при свете дня, связки овощей… Пеструю толпу и экипажи на улицах, звук музыкальных инструментов, ворохи нарядов и множество интересных книг. Мир, в котором нет послушаний и многочасовых молитв.
Девушка вспомнила, как отец говорил о том, будто ее жених вовсе не стар и уродлив, а молод и красив. К тому же он нормальный мужчина – не такой, как Рамон Монкада, избравший путь самоотречения, отказа от тех жизненных ценностей, что греют сердца простых людей.
Катарина тяжело вздохнула. На самом деле она все понимала. Рамон был священником, монахом, членом ордена Святого Бенедикта, приором мужского монастыря, он дал нерушимые обеты.
Наступивший день не был похож на остальные: внезапно отменили все послушания, воспитанницам велели идти в храм, оставаться там и молиться.
Когда послушницы пересекали монастырский двор, Катарина заметила множество мелких и крупных камней, которые валялись на земле, и спросила монахиню, которая сопровождала девушек, откуда они взялись.
– Прошлой ночью какие-то негодяи швыряли камни в окна обители, – неохотно ответила сестра.
В храме Катарина шепнула Инес:
– Думаю, было бы лучше, если бы мы как можно скорее покинули монастырь.
– Лучше для чего?
– Для нашей безопасности.
Инес заморгала, глядя на свечи, излучавшие маленькое, спокойное и такое надежное сияние.
– Чего нам бояться, Кэти?
– Тех людей, что кидали камни через стены монастыря!
– Что они могут нам сделать?
– Они могут прийти сюда.
– Сюда?! Что ты, Кэти! Это невозможно!
– Хотела бы я знать, что сможет их остановить! – жестко произнесла Катарина.
Они находились в храме, когда зазвонил колокол. Его звон, обычно пронзительный, светлый, певучий, в этот неурочный час показался им угрюмым, тяжелым, зловещим. Уверенные в том, что случилось нечто необычное и страшное, послушницы разом повернули головы к входу.
Как ни странно, внезапное нарушение безмятежной и величественной тишины больше испугало монахинь, чем послушниц. Первые оцепенели, тогда как вторые, не дожидаясь позволения, встали с колен и столпились у входа.
Вскоре в храм вошла еще одна монахиня и объявила о том, что случилось. Бунтовщики ворвались в обитель, они идут сюда. Толпа разъяренных мужчин – в женском монастыре!
Часть монахинь кинулась спасать монастырское достояние – молитвенники, святые дары, другие решили позаботиться о людях. Одна из сестер вывела девушек из храма, и они побежали по галерее.
Катарина слышала доносящийся со двора громкий топот и понимала, что им никуда не уйти. Бунтовщики разбегутся по помещениям в поисках ценных вещей и беспомощных женщин. Нужно попытаться укрыться в другом месте. В саду.
Катарина хотела позвать Инес, но та убежала следом за остальными послушницами. Тогда девушка свернула на боковую лестницу и, никем не замеченная, быстро спустилась вниз.
На рассвете, во время капитула, аббат Опандо во всеуслышание объявил о том, что происходит в городе: множатся погромы католических церквей и домов испанских дворян, избиения священников, особенно тех, кто служит инквизиции. Больше тысячи вооруженных ремесленников и пришедших из предместий крестьян снуют по улицам Амстердама, открыта тюрьма, из нее освобождены все кальвинисты, и одному Богу ведомо, что творится в магистрате! Наместник в растерянности, так как войска еще не подошли, а городская стража объята страхом.
Когда аббат Опандо завершил свою тревожную речь, Рамону показалось, будто он внезапно очнулся от сна. Страх за судьбу Катарины напомнил ему о том, что он простой смертный и в его груди бьется человеческое сердце. Он знал, что не успокоится до тех пор, пока не будет уверен, что ей ничто не угрожает.
После окончания капитула он подошел к аббату и заявил:
– Я еду в женский монастырь!
– В монастырь? Вы сошли с ума!
– Если мятежники ворвутся в обитель…
– Знаю. Может случиться самое худшее.
– Я должен спешить! – в отчаянии произнес Рамон.
– Нет! Я запрещаю. Что вы сможете сделать?!
Молодой приор вымученно улыбнулся.
– Я остановлю святотатцев!
– Каким образом?! Вы попросту не доедете до монастыря – вас убьют! Или покалечат.
– И все-таки, – тихо промолвил Рамон, – я поеду.
Аббат Опандо покачал головой.
– Вижу, мне не удастся вас отговорить. По крайней мере дайте слово, что вы возьмете с собой викария.[19] И еще: было бы лучше, если бы вы сняли сутану и переоделись во что-то другое.
Рамон позволил себе печальную усмешку.
– Это неважно. И так видно, что я испанец.
Он спустился вниз и вышел во двор. Рамон понимал, что доведет задуманное до конца, даже если это будет стоить ему жизни.
Открытый экипаж ждал у ворот. Сидевший в нем викарий был ни жив, ни мертв.
Рамон занял свое место, и кучер, лицо которого тоже побледнело от страха, нервно хлестнул лошадей. В первом же проулке дорогу преградила толпа вооруженных людей. Экипаж остановился. У Рамона перехватило дыхание.
Все вокруг тонуло в дыму, кое-где виднелись вспышки мушкетных выстрелов.
Несколько человек с искаженными злобой лицами подступили к экипажу. Раздались выкрики:
