Книга Едва замаскированная автобиография - Джеймс Делингпоул

— Ты хоть что-то в состоянии делать? — спрашивает Ротвейлер.

— Думаю, что нет.

— Да-а, если такие результаты дают обеды со знаменитостями, то это был последний раз, когда я спустил тебя с привязи.

— О, не беспокойся, — говорю я со злобой, — я думаю, этого больше не повторится.

Потом, уже дома, после нескольких крепких джинов с лаймом, я наконец-то чувствую в себе силы позвонить Кейт, чтобы услышать разбор прошедшего вечера. То, что она была настолько смущена, что не позвонила мне на работу, укрепляет худшие мои подозрения.

— Кейт, привет. Это я, Джош.

— Дорогой мой! У тебя ужасный голос.

— Немного мучает похмелье.

— Ох, меня тоже. Я только что встала. Но какой чудесный был вечер!

— Ты так думаешь?

— Да, а тебе так не показалось?

— Гм. Да. Да, конечно.

— И Джулиану тоже понравилось. Он прекрасно чувствовал себя. Никогда не видела его таким раскованным.

— Серьезно?

— Ты знаешь, эти вечные поклонники и прилипалы или соперничество и грызня, когда два-три известных человека собираются вместе. По-моему, для него было большим облегчением пообщаться с кем-то нормальным.

— Нормальным…

— По-моему, ему ужасно нравится твоя открытость и то, что ты не боишься показаться дураком.

— О, господи, что еще я там натворил?

— Успокойся. Тебе совершенно не о чем беспокоиться. Послушай, ты очень нравишься Джулиану. И мне тоже. Ужасно не хочется сейчас лезть в календарь, но позвони мне в конце недели, и мы спланируем еще один вечер в ближайшее время. Ты согласен?

Я кладу трубку. Если бы я уже не накачался к этому моменту, то, пожалуй, выпил бы в честь такого события. И даже сплясал бы джигу на ковре.

Я действительно нравлюсь Джулиану Тренту.

* * *

В самом деле? Вспоминая это время, я не могу припомнить ни одной секунды, когда я был абсолютно в этом уверен. Это неотъемлемая проблема дружбы со знаменитостями. Ваши отношения всегда неравные.

Можно говорить себе, что они нравятся вам как личности. Но невозможно избавиться от гнусного подозрения, что ты участвуешь в этом, только чтобы на тебя пал отблеск славы, обращения по имени, чтобы вечером тебя провели к лучшему столику и метрдотель искусно показал, что делает это в такой же мере для тебя, как и для знаменитости, с которой ты пришел.

А если у тебя и не возникнет такого подозрения, оно наверняка возникнет у твоего знаменитого друга. В конце концов, знаменитые люди инстинктивно сверхчувствительны и подозрительны. И как может быть иначе, если почти все, с кем ты встречаешься, либо горько завидуют, либо тошнотворно восхищаются, и всех интересует не то, кем ты являешься в действительности, а только твой образ?

Вот почему известные люди выходят компаниями. Благодаря этому они находятся в обществе людей с одинаковыми неврозами, не чувствующих неудобства из-за их славы, не собирающихся тут же выдать их тайны прессе. Потому что, в отличие от обычных смертных, эти люди все понимают.

Хотя, мне кажется, было бы неправдой сказать, что мы с Джулианом Трентом друзья, но я близок с ним настолько, насколько это возможно для обычного, незнаменитого человека. Например: у меня есть номер его специального телефона; Джулиан собственноручно заваривал мне чай у себя на кухне и мне было позволено заглянуть в его спальню; я ездил с ним в его ягуаре ХК120 на концерт подростковой группы, которая нравится Джулиану, где я достал ему пропуск за кулисы и провел на вечеринку, чем Джулиан и группа были очень довольны; когда я подхожу к нему на премьерах или первых представлениях, он обычно показывает, что рад меня видеть, ну если только не разговаривает с какой-нибудь суперзвездой, вроде Майкла Стайпа или Тома Хенкса, и тогда он со мной холоден.

Да, вот тут вы как раз и видите барьер между знаменитостью и обычным человеком в действии. И хотя жаловаться особенно не на что — на его месте я поступал бы точно так же, — но в такие моменты все-таки чувствуешь унижение. Потому что они говорят больше о ваших отношениях, чем тысяча поездок на ХК120 или заваренных для тебя кружек чая: вы не два друга, а известная личность и безвестная личность, звезда и прилипала.

Снова это произошло в тот роковой день на Эдинбургском фестивале, который и послужил основой для катастрофического анекдота о Кейт. Джулиан ведет программу какого-то крупного мероприятия по сбору средств для лейбористской партии с неизбежным участием комиков левых взглядов, и хотя я попытался заинтересовать этим свою редакцию новостей, чтобы они оплатили мне еще одну ночь в гостинице, но они на это не пошли, поэтому мне нужно найти другое место для ночлега. Кейт говорит, что мне можно остановиться в квартире, которую они сняли. Джулиан не выказывает удовольствия.

Он вполне корректен со мной. Но потом я слышу через стенку, как он извиняется перед Кейт, что гостевая комната занята и я должен поискать себе другое место. Кейт отвечает, что ей очень жаль, но она уже пригласила меня и, если ничего иного не остается, я буду спать в ее комнате. «Надеюсь, ты отдаешь себе отчет в своих действиях», — говорит Джулиан. В этот момент они, видимо, понимают, что я могу их слышать, поэтому в дальнейшем разговаривают резко, но тихо, и единственное слово, которое я могу разобрать, это «Орландо».

Однако в действительности, как я полагаю, его напрягает то, что он ждет на чай лидера лейбористской партии Джона Смита. Конечно, ему тогда невдомек, что через несколько месяцев Смит сыграет в ящик после сердечного приступа. Он думает, что этот человек — наш будущий премьер-министр. Лейбористский премьер-министр. И перспектива ужина с таким человеком, видимо, вдохновляет его больше, чем ужин с Майклом Стайпом или Томом Хенксом. Потому что, скажем прямо, можно подлизываться к американским рок-идолам или кинозвездам, но места в Палате лордов это не принесет, тогда как заискивание с будущими премьер-министрами…

Ну может быть, я излишне циничен. Но я чувствую, что Джулиану явно не нравится мое присутствие в этот день. Когда приезжает Джон Смит, Джулиан быстро проводит его в гостиную и закрывает за ним дверь. Кейт туда допущена, но мне приходится скрываться в ее комнате и перечитывать снова и снова старый номер «Нью-Стейтсмен».

— Черт подери, что я, покушение на него собираюсь совершить, что ли? — ворчу я, когда она заходит в комнату, чтобы взять еще чаю.

— Нет, не в тебе дело, просто он несколько нервничает по поводу сегодняшнего вечера.

Я не должен принимать это на свой счет. Но я принимаю это именно на свой счет, потому что мне казалось, что я стал членом семьи, а Джулиан дал мне явно понять, что это не так. Что на самом деле я для него обуза. Не того типа человек, которому можно находиться в одной комнате с его младшей сестрой, не говоря уже о том, чтобы дышать одним воздухом с будущим лидером страны.

Наверно, если бы я был таким дрянным, как он считает, я бы стал спьяну приставать к его сестре в тот вечер. Потому что она привлекательна, мы близки духовно, и не будь она замужем… Но в действительности мы стараемся не слишком оголяться на ночь, обмениваемся поспешными поцелуями на ночь и, повернувшись в разные стороны, пытаемся заснуть. Приятно было бы думать, что, пока мы там лежим, у Кейт хотя бы возникает мысль о возможности совершить измену. Но дальше этого у нас никогда не заходит.