Книга Слезы счастья - Льюис Сьюзен

Только когда Дэвид уезжал в Борнмут на партийную конференцию и во время своих коротких вылазок в Лондон Лиза могла немного расслабиться. Но даже тогда страх перед тем, с чем они могли столкнуться, неотступно следовал за ней. Беспрестанные подглядывания в блокнот и гаснущая уверенность в себе постоянно напоминали об этом и самому Дэвиду, и ей. Иногда Лизе хотелось кричать на мужа, требовать, чтобы он взял себя в руки, как будто он умышленно делал это, чтобы подразнить ее. Потом он говорил или делал что-нибудь, совсем как прежний Дэвид, и Лиза уже роняла слезы облегчения, собираясь с новыми силами и вместе с тем боясь будущего. Эти бесконечные изнурительные американские горки эмоций мешали ей спать по ночам, а иногда заводили ее мысли в такие темные и постыдные закоулки, что она не хотела никому в них сознаваться. Лиза много раз была близка к тому, чтобы позвонить Розалинд. Но, зная, как тяжело та переживает крушение брака, не могла заставить себя разрушить остатки ее мира.

«Но должна же она понимать, что что-то не так, — повторяла про себя Лиза. — Должна же видеть в отце перемены и задаваться вопросом, в чем их причина». Даже если Розалинд что-то и замечала, то ничего не говорила, по крайней мере Лизе. Вполне вероятно, что себе тоже. И Лиза не могла ее за это винить, ведь прошел всего год с тех пор, как она лишилась матери. Розалинд не захочет даже предположить, что с отцом может быть что-то не так, а тем более выслушивать подтверждение этих страхов.

Шла четвертая неделя ожидания, когда Джерри позвонил, чтобы спросить у Дэвида, не разговаривал ли тот с дочерью по поводу полуночных звонков, которыми она донимала Оливию. По всей видимости, Розалинд в пьяном виде часто звонила той и говорила гадости. Джерри начинал волноваться, не выкинет ли она какую-нибудь глупость, например явится к ним, когда его не будет дома.

— Нет, мы не собираемся звонить в полицию или предпринимать подобные радикальные меры, — заверил он Лизу, которая взяла трубку вместо Дэвида. — Я бы никогда не поступил так по отношению к ней, но Оливия начинает волноваться, ведь она остается не одна, а с Хлоей, а Розалинд говорит такое... Простите, что беспокою вас этим, но Розалинд не хочет со мной разговаривать.

Следующим утром Дэвид поехал к дочери, но Лиза понятия не имела, что он говорил ей, потому что ни словом не обмолвился об этом, когда вернулся. Она даже сомневалась, помнит ли Дэвид, зачем ездил. Если он не помнил, что весьма вероятно, то ничего и не было сказано. А может, разговор все-таки состоялся, но Дэвиду слишком трудно было его пересказать, то ли из-за нежелания делиться их секретами, то ли потому, что он не мог подобрать слова. Как бы там ни было, Джерри больше не звонил, и Лиза сочла за благо предположить, что Розалинд оставила Оливию в покое.

Наконец через пять невыносимых недель после визита к психологу и всего за неделю до начала нового парламентского сезона пришло письмо, в котором им сообщали дату и время приема у консультирующего психиатра, доктора Изабелл Мэннинг. Он должен был снова состояться в уединенной обстановке отделения «BRACE» больницы «Блэкберри-Хилл» в следующую среду в одиннадцать часов.

Теперь, когда назначенный день настал и они ехали по фактически безлюдной территории комплекса к парковке перед центром «BRACE», Лизе оставалось только удивляться, какой невозмутимый вид умудряется сохранять Дэвид, — она прекрасно знала, какие страхи терзают его внутри. Утром он говорил, что будет облегчением наконец-то покончить с этим, но, когда Лиза увидела, как он напуган, ей захотелось разрыдаться.

На этот раз дверь им открыла врач, но приветствовали их с таким же радушием, как и раньше. Доктор Мэннинг была высокой седовласой женщиной в роговых очках. Щеки у нее были слегка впалые, но, когда она улыбалась, на них появлялись приятные ямочки.

— Рада познакомиться, — сказала она, пожав руку сначала Дэвиду, потом Лизе. — Входите, входите. Я пользуюсь кабинетом прямо по коридору. Кофе сейчас принесут, если только вы не предпочитаете чай.

Дэвид посмотрел на Лизу.

— Ничего не имею против кофе, — сказала та.

Несколько мгновений спустя они сидели в том же кабинете, что и в прошлый раз. Ничего не изменилось. Во времени как будто образовался прокол, и пять недель ожидания, притворного спокойствия и самого настоящего страха вытянулись в пузырь, который теперь лопнул и исчез, оставив их беззащитными перед жестокой реальностью.

— Итак, я уверена, что вам не терпится перейти к делу, — сказала Изабелл Мэннинг, после того как им принесли кофе. — Я знаю, что время в ожидании приема может тянуться мучительно долго, но, к счастью, ваш назначили гораздо быстрее, чем иногда бывает. А теперь, прежде чем я начну, не хотите ли о чем-нибудь спросить?

Лиза посмотрела на Дэвида, и тот сказал:

— Результаты компьютерной томографии у вас?

Изабелл кивнула.

— Да, они здесь, — подтвердила она.

— У меня есть опухоль?

— Нет, у вас нет опухоли, — мягко сказала доктор Мэннинг.

Дэвид буквально осел рядом с Лизой, а у той кровь застыла в жилах. Это была их последняя надежда. Опухоль излечима. Она была бы кошмаром, от которого еще можно проснуться. Лизе невыносимо было смотреть на Дэвида. Как он может себя чувствовать, если у него забрали даже эту последнюю, жуткую соломинку?

Повесив на шею стетоскоп, Изабелл Мэннинг сказала:

— Итак, сейчас я быстренько вас осмотрю, а потом мы поболтаем о ваших симптомах и истории болезни.

Понимая, что все это необходимо проделать, но все-таки сожалея, что доктор не может просто сразу дать им ответ, Лиза скрыла досаду и взяла чашку у Дэвида, когда тот поднялся. Наблюдая, как он раздевается, Лиза почувствовала, что ею овладевает дезориентирующее, нереальное ощущение отстраненности. Как будто место, где они находятся, отторгает ее, выбрасывает прочь, не позволяет на себя смотреть. А как странно и даже жутко должен был чувствовать себя Дэвид, оставалось только гадать.

Казалось, прошла вечность, хотя на самом деле, вероятно, не больше десяти минут, прежде чем стетоскоп и другие приборы были отложены в сторону и Дэвид начал снова одеваться. Лиза видела его напряжение, а потому невольно восхитилась, как хорошо он отвечал на вежливую болтовню Изабелл Мэннинг, пока та проводила осмотр. Потом Дэвид улыбнулся ей, и у нее замерло сердце. Он так храбро держался, а что она? А она была на грани истерики. Нужно взять себя в руки. В таком эгоцентричном состоянии она Дэвиду не помощница.

Заметив, что он собирается надеть рубашку навыворот, Лиза поднялась, чтобы поправить его, но остановилась, когда Изабелл мягко проговорила:

— Мне нужно посмотреть, как это делает Дэвид.

Лиза села. Ей было противно и обидно за Дэвида, который слишком долго разбирался с рубашкой и надевал ее. Потом, перед тем как сесть, он ей подмигнул, и Лизе захотелось укрыть его в объятиях, защитить от всех и от всего, и особенно от этого жуткого испытания.

В течение нескольких последующих минут Изабелл Мэннинг вела разговор о его общем самочувствии: чувствует ли он себя угнетенным, вызывает ли у него повышенную тревогу что-нибудь кроме тестов. Покончив с этим, доктор Мэннинг перешла к результатам теста на запоминание, но, когда она начала объяснять, каким образом их обрабатывают и делают выводы, Дэвид сказал: