Книга Дворянин Великого князя - Роберт Святополк-Мирский

Федор задумался.

— Я начинаю подозревать, что здесь речь идет о политике. И о политике большой. А ты говоришь, неважные пустяки…

Князь Бельский прощался с князем Олельковичем на том же самом месте, где ровно три дня назад встречал его.

Как и тогда, Олелькович был навеселе и, отвечая на укоризненный взгляд Федора, попытался виновато отшутиться:

— Да я ничего, Федя — это все он. Такой, знаешь, строптивый конь. Не хочет везти меня, и все тут. Пришлось на дорожку — самую малость… Медок у тебя отменный. — Он попытался весело захохотать, но смех получился жалкий и неестественный.

— Помни все, что я сказал тебе вчера, Михаил, иначе не сносить нам всем головы, и тебе в первую очередь! Ни слова никому! И не пей, черт тебя подери! Хотя бы ради этого тебе пришлось повсюду ходить пешком!

— Ну ладно, Феденька, ладно, я буду, это… Как ты сказал… Ну в общем, ты того… Это… Не волнуйся. Прощавай, брате!

Они обнялись, как обнимаются чужие люди, когда хотят показать окружающим, что они в большой дружбе.

Олелькович уже было двинулся в путь, потом вернулся и, оглядываясь на свою дружину, заискивающе попросил:

— Ты, Феденька, это… Скажи Ольшанскому, что бы он никому… Ну в общем, чтоб эта дурацкая история с этим, как его…. Ну с быком… Не выплыла.

Теперь, когда я уже не просто Олелькович, а… ну, в общем, — сам знаешь… Это неудобно! И потом, если бы проклятый Глинский не вывел бы меня из равновесия… Я уже приготовился бить быка прямо в сердце, когда этот выскочка, с перепугу отбежав в сторону, случайно угодил в зверя и отнял у меня заслуженную победу.

— Ты можешь быть спокоен, — холодно ответил Федор и едва слышно добавил сквозь зубы, — государь.

Олелькович тяжело развернул коня и грузно поскакал вдогонку поредевшему отряду своих людей.

У его седла мерно покачивалась огромная лохматая голова зубра и смотрела на Федора мертвыми глазами.

Олелькович двигался по Стародубской дороге, направляясь в Гомель с тем, чтобы там пересечь Сож, оттуда — на Речицу и, переправившись через Березину, — прямой дорогой в свой стольный город Слуцк.

Он на двадцать шагов опередил своих молчаливых людей и ехал один, погрузившись в глубокую задумчивость. Сначала его мысли были невеселыми, он вспомнил о Глинском, о своих пропавших неизвестно куда людях, о нареканиях Федора, но потихоньку, удаляясь от терема на Ипути, он с каждой верстой все меньше думал о прошлом и все больше — о будущем.

Когда до Гомеля оставался десяток верст, князь Олелькович уже забыл обо всем, что осталось за его спиной, и мысли его сплелись радужной паутиной, в которую он ловил свое будущее, и видел в этом будущем множество веселых праздников, освещенных желтым блеском короны, ощущал во рту вкус дорогих заморских вин и предвкушал удовольствие от необыкновенных речей, которые он будет произносить на всевозможных сеймах, радах и посольских приемах…

Он был так увлечен этими золотистыми мечтами, что даже не взглянул на бедно одетого одинокого всадника, который встретился ему на пути.

И не было Михайлушке никаких знаков свыше, и не дрогнуло его сердце, и не услышал он торжественных голосов — ничего не подсказало ему, что в эту минуту он находится как раз на том самом месте, где бесследно погибли его люди, и в двух шагах от него проезжает человек, от руки которого пали двое из них.

Медведев же, напротив окинул князя внимательным пристальным взглядом, не упустив ни единой черточки его облика, ни одной детали его снаряжения. Но глаза его сузились, когда, разминувшись с князем, он увидел впереди восьмерых его людей. Они были одеты богато и роскошно и ничем бы не напоминали ночных убийц, если бы не точно такие же боевые топоры у седел и такие же тупые угрюмые лица.

Подобно своему хозяину, они не обратили на Василия никакого внимания, но он запомнил их, пораженный сходством топоров и странным стечением обстоятельств. И долго еще потом звучали в его ушах слова, запомнившиеся с детства: "В мире нет ничего случайного…"

Вчерашний день был потерян впустую. Князь Можайский по причине своей болезни никого не принимал, и только поздно вечером Филиппу удалось добиться встречи с ним. Князь принял его очень любезно, расспрашивал об отце, велел ему кланяться, передать, что он его любит, но на вопрос о князе Семене ответить не мог. Он слышал, что полгода назад Семен был в Вильне, и это — последнее о нем известие, дошедшее до князя. Увидев огорчение Филиппа" князь Можайский после некоторого колебания решился сообщить, где находится Федор. А уж Федор наверняка знает, где его брат. Князь Можайский предупредил Филиппа, что он обещал Федору никому не открывать, где он, и сейчас нарушает свое обещание только в память о верной службе Алексея Бартенева. Это все, что он мог сделать.

Егор не уходил с постоялого двора, где должен был остановиться Кожух, но карета так и не появилась ни в тот день, ни на следующее утро. Однако Медведев был настроен оптимистически. Он считал, что судьба в тысячный раз улыбнулась ему, так неожиданно и просто указав, где найти князя Федора, и видел в этом признак удачи, которая будет сопутствовать им в спасении девушки.

— Позвольте мне поехать к Федору, — сказал друзьям Медведев. — Уж я узнаю, где его братец, а вы оставайтесь здесь и не спускайте глаз с того постоялого двора: Мало ли что? Вдруг в дороге что-то задержало Кожуха и он с минуты на минуту будет здесь. Тогда вы справитесь сами и будете ждать меня в том самом леске под Гомелем, где мы останавливались. Там вас никто не будет искать, и если Кожух пошлет за вами погоню, вы ее пропустите. Покидая наш постоялый двор, скажите хозяину, что вы отправляетесь навестить больного друга, и по этим словам я узнаю, в чем дело, когда вернусь. Если же к девяти часам вечера меня не будет, значит, я попал в какую-то ловушку у князя Федора. Тогда рассмотрите положение сами, в зависимости от обстоятельств. Разумеется, в первую очередь думайте о Настеньке — уж я-то всегда вывернусь!

Так сказал Медведев своим друзьям на рассвете следующего дня и отправился по уже знакомой ему Стародубской дороге в терем на Ипути, увозя письмо князя Можайского, данное Филиппу для передачи Бельскому.

Можайский подробно рассказал Филиппу, как добраться до терема, Филипп рассказал Медведеву, и ровно на двадцать пятой версте Василий свернул с большой дороги налево и углубился в лес по утоптанной лошадьми дороге.

Через четверть часа он наткнулся на часовых.

Два человека с арбалетами преградили ему путь.

— Стой! Куда?

— Письмо князю Бельскому от князя Можайского.

Медведев держался, как простой гонец.

— Пароль?

Ого, как на войне! Что бы значила такая усиленная охрана и таинственность, которыми окружил себя князь Федор?

— Князь не сказал, — ответил он.

— Давай письмо, — потребовал один из часовых.

— Велено передать в собственные руки, — возразил Медведев.