Книга Аттила - Уильям Нэйпир

— Знаешь ли, ломы под ногами не валяются, — с негодованием прошипел Орест. — Это все, что я смог найти.

Он просунул палку между двумя прутьями и надавил на нее всем своим весом, откинувшись почти горизонтально от стены форта в тридцати футах от земли. Ничего. Он рухнул на решетку.

— Эй, — шепнул Аттила. — Попробуй вот с этой стороны.

Орест передвинул палку и попытался снова, и на этот раз прут слегка подался. От цементного основания полетели облачка пыли, и прут вывалился.

— Теперь этим прутом давай остальные, — шептал Аттила.

— Знаю я, знаю, — огрызнулся Орест.

Он сумел выломать еще два прута, и тут они услышали, что солдаты отпирают засовы.

— Скорее, тот прут! — шепотом закричал Орест.

Аттила с трудом изогнулся и передал прут. Открылся первый засов. Орест приставил прут на место в тот момент, когда открылся второй засов.

— Спускайся! — зашипел Аттила, бухнулся на тюфяк и закрыл глаза.

Дверь распахнулась, и солдаты заглянули внутрь. Они увидели, что маленький беглец спит, как младенец. На окошке две мальчишеские руки вцепились в решетку и веревку, но солдаты этого не заметили. Дверь снова закрыли и заперли на засовы.

Вывернули еще один прут, и Орест смог проскользнуть в камеру. Он взял у Аттилы веревку и привязал ее к оставшемуся пруту.

— А он выдержит? — спросил Аттила.

— Придется. Ну-ка, встань на колени.

— Сначала ноги, дурак. Никто не убегает на руках.

Сильный рывок прута в оковах — и ноги Аттилы оказались свободны. Потом Орест проделал то же самое с руками.

Аттила поморщился и потер распухшие запястья.

— Отлично. Пора бежать.

Во всем был виноват прут, беспечно оставленный на карнизе. Аттила спустился хорошо, а Орест, спускаясь, сильно крутнулся. Веревка скользнула по карнизу, задела прут, он покатился и упал, громко загремев о камень — в камеру.

В мгновенье ока солдаты были у двери, отпирая засовы. Дверь распахнулась, и они остановились, распахнув рты, увидев пустой тюфяк и окно без четырех прутьев. Действовали они быстро: подскочили к окну и перерезали веревку.

Орест пролетел пятнадцать футов. Аттила слышал, как затрещали его кости. Этот треск был ясно слышен в тихом ночном воздухе, и тут же его друг закричал.

— Беги! — кричал Орест. — К реке — беги!

Но Аттила схватил его и рывком поднял на ноги. Он перекинул левую руку Ореста себе за шею и вдвоем, шатаясь, а не бегом, они похромали к безмолвной реке, чтобы спрятаться в тростниках.

За спиной скрипели открывающиеся деревянные ворота форта. Солдаты гнались за ними.

— Оставь меня, — с трудом выдохнул Орест, спотыкаясь. — Беги!

Старший мальчик не слушал. И не оглядывался — он мог споткнуться и упасть.

Он волок на себе Ореста через луг, к затянутому туманом берегу. Он слышал, как недовольно фыркают кони, которых выводили из конюшни, слышал топот копыт, особенно громкий в этот ночной час.

Они добрались до фруктового сада и, задыхаясь, вбежали в тень деревьев.

Ветки были голыми, прошлогодняя листва устилала землю; трава была высокой и мокрой. Они упали в траву рядом со стволом дерева, стараясь вдыхать ночной холодный воздух как можно тише. Среди деревьев слышались крики солдат.

В искалеченной ноге Ореста пульсировала боль, но пока еще не очень сильная. Хотя сломанная кость торчала под кожей, как злокачественная опухоль, ужас и возбуждение побега каким-то образом заглушали боль. Пока.

— Нужно идти, — сказал Аттила.

Сразу за садом тянулась каменная гужевая дорога, а за ней густые тростники вдоль берега. Всадники растянулись вдоль всей дороги, перекрыв все подходы к реке.

Мальчики скорчились на краю сада, выглядывая из высокой травы.

Луны не было, но зимние звезды казались беспощадно яркими.

— Мы в ловушке, — простонал Орест. — А лодка прямо здесь, рядом с тем сломанным старым причалом.

Аттила уставился на него.

— Вон там, — повторил Орест, мотнув головой. — Я ее нашел.

— Ты нашел лодку? — спросил Аттила. — И все-таки вернулся за мной?

Орест смущенно пожал плечами.

Аттила посмотрел на затянутую туманом реку. Когда они окажутся на ветреных равнинах, там не будет никаких оков, ни для одного из них. И он не допустит, чтобы его друг охромел, как поступали обычно с рабами гуннов: им перерезали сухожилия на ногах, чтобы они не сбежали. Но этот мальчик-грек… нет, к нему будут относиться по-другому.

Он скользнул в сторону, но через несколько мгновений вернулся, протянув Оресту толстую и надежную на вид палку.

— Когда сможешь, — шепнул он, — беги к лодке.

— Бежать?

— Ну, хромай или как сможешь.

— Но они меня увидят. Где будешь ты?

— В реке.

— Разве они не полезут туда за тобой? Разве они не умеют плавать?

— Ты что, шутишь? — спросил Аттила. — Некоторые из этих батавских конников могут переплыть реку в доспехах, держась за коня. Но… — Он безнадежно огляделся. — Ладно, как-нибудь. — И исчез.

Аттила крался по краю сада до зловонной дренажной канавы, ведущей к реке. Солдаты в зимних плащах по-прежнему стояли вдоль замерзшей дороги с неуверенным видом, получив довольно расплывчатый приказ. Где-то в бешенстве скакал беловолосый офицер, но цепь солдат выглядела хаотично.

Аттила втянул в себя побольше воздуха, выскочил из канавы и побежал.

Он пробежал прямо между двумя вздрогнувшими всадниками и влетел в тростники, сильно замедлив ход, потому что илом засасывало ноги. Пробираясь дальше, он громко вопил.

Всадники закричали и помчались за ним, но их продвижение тоже замедлялось густыми тростниками и липким, вязким илом. Мальчик услышал, как мимо уха просвистела веревка и упала в тростники. Он ухмыльнулся и стал продираться дальше по колено в иле. Никто не кидает веревку так, как гунны.

Аттила ощутил под ногами гальку, тростники поредели, и мальчик кинулся в ледяную реку.

Орест смотрел, как все всадники потянулись к тому месту, где нырнул Аттила. Они собрались там бесполезной толпой, оставив дорогу без охраны. Он подтянулся на ноги и стиснул обеими руками палку. Сломанная нога волочилась.

Орест сжал зубы, чтобы не прорвался крик боли, и, похожий на самого жалкого калеку во всей империи, потащился на дорогу, а оттуда в тростники. Его никто не заметил.

Тащить себя через ил было еще труднее. Весь его вес приходился только на одну ногу, и от этого он увязал с каждым шагом все глубже, и палка тоже. Орест проклинал свою злодейку-судьбу за то, что свалился со стены. Но он тащился вперед, и легкие горели, будто он пробежал миль пять. Болел каждый мускул. Даже шея ужасно болела (он не мог понять, почему), но он все равно двигался вперед.