Книга Год гиен - Брэд Гигли

Семеркет и Квар подхватили его, пошатнувшись под его весом, и прислонили к стене.

— Принеси ему вина, — сказал Семеркет.

Квар принес кувшин из кладовой и поднес к губам Панеба. Прошло мгновение, прежде чем тот почуял винный запах, слегка отпрянул, напрягся, но потом жадно выпил.

— Хочешь, чтобы я рассказал, что, по-моему, случилось? — ласково спросил Семеркет.

Панеб лишь отвел глаза.

— Она была убита в первое утро праздника Осириса, правильно? На рассвете она отправилась сделать подношения в святилшце. Это трудный путь отсюда — я знаю, сам им ходил. Рами должен был ее сопровождать. Это верно?

— Д-да, — пробормотал мальчик. — Но я тем утром проспал. Она ушла без меня.

— Она ушла без тебя, да, но ты не проспал. Вообще-то ты был в совершенно другом месте. Ты не хотел бы сказать мне — где?

Тихий голос и искреннее сочувствие Семеркета смутили мальчика. Негодование во взгляде Рами медленно угасло. Он просто покачал головой и уставился в землю.

Семеркет, вздохнув, заговорил снова:

— Той ночью луны не было — я проверил по записям. Вечером перед этим вы грабили могилу, ту, что находится рядом с тропой, которую выбрала Хетефра. Вы, должно быть, опоздали оттуда уйти, я правильно догадался? Но вы никак не ожидали, что она там появится — раз в могиле вместе с вами был Рами.

Дознаватель увидел, что лицо Панеба все больше краснеет, что его глаза наполняются слезами.

— Скажите, что я ошибаюсь! — резко велел Семеркет.

Но отец и сын молчали, со стыдом понурив головы.

— Хетефра вас обнаружила. Вот так, просто-запросто. И вы убили ее. Ваша «любимая тетушка» встала у вас на пути, — и вы ее убрали. Она убита человеком, которого считала ребенком. Вы думали о ней не больше, чем о собаке. Пара ударов топора — и все кончено.

— Все было не так, — хрипло сказал Панеб.

Рами сжимал голову руками. Квар и Семеркет уставились друг на друга. Дознаватель подумал, что Квар внезапно стал казаться очень старым. Голова же Семеркета пульсировала болью, и он мог только вообразить, на какую древнюю мумию сейчас похож.

— Тогда скажи мне, как все было.

Панеб покачал головой.

— Если ты не собираешься спасать себя, — сказал Семеркет, посмотрев прямо в золотистые глаза бывшего десятника, — почему бы тебе не спасти своего сына?

Их глаза встретились. Семеркет кивнул в знак обещания. С глубоким вздохом Панеб посмотрел на него и с ненавистью, и в то же время с уважением.

— Хорошо, — сказал он.

Дознаватель подался вперед.

— Скажи мне сперва, Панеб — что могла старая госпожа видеть тем утром? Почему вам пришлось ее убить? Она же была слепа.

— Я… Я запаниковал. Мы только что вышли из гробницы и тут увидели ее. Она просто твердила снова и снова: «Я вижу вас! Я знаю, кто вы!» Кто мог сказать, что она на самом деле видела и что имела в виду? Все люди смотрели на меня, ожидая, чтобы я сделал что-нибудь. — Панеб с трудом сглотнул. — Помню, что в моих руках была маска Гора из гробницы. Я подошел к Хетефре и поднял топор. Но когда я его поднял, она посмотрела на меня так, будто то был самый счастливый миг в ее жизни. Тогда я почти не смог этого сделать. Но… — Панеб вытер глаза тыльной стороной ладони.

— А потом вы бросили ее тело в Нил, — подтолкнул его Семеркет.

Панеб кивнул, тяжело дыша и борясь со слезами.

— Мы подумали, что если ее сожрут крокодилы, она попадет прямо на небеса. Во всяком случае, так говорят жрецы, — он вытер нос. — А потом мы услышали, что ее тело нашли на восточном берегу реки. Мы сказали друг другу, что даже это благословение, потому что Пасер найдет способ, как все замять. — Панеб поднял голову и посмотрел на дознавателя. — А потом в деревню пришли вы.

— Да, — горько ответил Семеркет. — Посланный, чтобы вес испортить. Я был пьяницей, который не мог найти даже собственный зад. «Это сделал бродяга или чужестранец», — говорили все вы.

Бывший десятник кивнул.

— Мы подумали, что если все будут говорить вам одно и то же, вы уйдете, чтобы искать того вымышленного чужестранца. Это идея Неферхотепа.

— Они сначала пришли к нему? Это Неф подал идею грабить могилы?

Лицо Панеба покраснело от гнева, он кивнул:

— Да. Он сказал, что мы могли бы начать в державе новую эру, вернуть империю. Мы все станем благородными и знатными, пообещал он, получим поместья. Царица пообещала это ему… И мы в это поверили.

— Но вы с ним поссорились. Я слышал, как вы спорили у гробницы Хетефры. Ты почти убил его тогда, верно?

Панеб снова кивнул.

— Он продолжал на меня давить. Писец говорил каждый раз, что могила, которую мы грабим, последняя, — но она никогда не бывала последней. Неф сказал, что царица Тийя защищает нас чарами и волшебством. Но когда погибла Хетефра, все изменилось. Я больше ему не верил. Я начал ненавидеть его за то, что он принес нашей деревне, за то, что мне пришлось сделать. Мы были художниками… Нам не нужны были титулы и богатство. Это он мечтал о них, — не мы.

Тут Семеркет посмотрел на Рами.

— Ты и вправду взял драгоценности своей матери, как сказал оракул Аменхотепа?

Рами нехотя кивнул.

— Зачем?

— Потому что Неферхотеп и Кхепура пришли ко мне за ночь до этого и сказали, что моя мать… Что она — дурная женщина и что все узнают, какая она плохая, потому что вы убедили ее рассказать властям, откуда она получила драгоценности. Я знал, где они спрятаны.

Семеркет вздохнул, снова пожалев о той роли, которую он сыграл в печальной жизни Ханро.

— И где драгоценности сейчас?

Мальчик покачал головой:

— Я не знаю. Я отдал их от… Неферхотепу.

Больше Семеркет ни о чем не спрашивал. По его знаку Квар снова отвел узников в тюрьму меджаев.

Дознаватель остался один на кухнях, чтобы поразмыслить над услышанным.

«Какая ужасная семейная трагедия, — подумал он. — Вообще-то даже две трагедии. Одно-единственное убийство младшей жрицы в пустыне уничтожило семью художников — и еще одну семью, жившую во дворце. В конце концов, семья — это центр всего хорошего и плохого в этом мире».

Перед тем, как покинуть деревню, Семеркет в последний раз пошел к дому Хетефры, чтобы найти тельце кошки Сукис. Он пообещал духу старой госпожи (хотя, на самом деле, пообещал самому себе), что животное будет мумифицировано и положено рядом со старой жрицей в ее гробнице. Но, обыскав дом, чиновник понял, что кошачий трупик исчез. Он нашел ткань, в которую завернул Сукис после того, как кошка умерла, но тела не отыскал.

Озадаченный, Семеркет сел на каменную скамью, теребя ткань в руках. Из ее складок выпал маленький предмет из блестящего серебра и со звоном упал на пол.