Книга Ставок больше нет - Кирилл Казанцев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ну, если прямо... – Аня закусила губу и вздернула подбородок. – Да, мне знаком этот человек.
– Насколько близко? – Сумин между тем обошел стол и занял свое место.
– Мне кажется, это не совсем корректный вопрос...
– А у нас нет корректных или некорректных. – Недобрая усмешка пробежала по губам начальника областного розыска. – И задаем мы их не из пустого любопытства. Так что, хотите вы того или не хотите, а отвечать все равно придется. И не только вам одной.
При этих словах Сумин многозначительно посмотрел в угол, где сидел Скопцов.
"А ведь эта самая Наталья Семеновна права, – подумал почему-то полковник. – У этого парня действительно глаза убийцы. Почему же я сам не обратил на это внимания?"
– Ну, чего ты там копаешься?! – сдавленным шепотом поторапливал Ман возившегося около двери Лома. – Долго еще?
– Да сейчас... – Здоровяк в очередной раз воткнул короткую монтировку между косяком и дверным полотном, после чего всем телом, пыхтя, навалился на короткий рычаг. На этот раз получилось – послышался негромкий хруст, щелчок, и дверь чужой квартиры широко и гостеприимно распахнулась.
– Вот так! – удовлетворенно пробормотал Лом и шагнул через порог. Его напарник, еще раз глянув на всякий случай вниз, в узкий колодец между ступеньками лестницы – а не идет ли кто? – бросился следом.
Перед партнерами в криминальном бизнесе в очередной раз встала финансовая проблема. Срочно нужны были деньги. Так хорошо задуманная и спланированная операция по похищению богатенького дяди с треском провалилась. Даже не с треском – с грохотом. И теперь необходимо было бежать. Сначала – хотя бы просто из города. Ну а потом – из страны. Не куда-нибудь в Америку или в Европу, как это виделось в недавних мечтах. Выбор был не особенно богат – где-то неподалеку от Львова, то ли в Черновцах, то ли в Хмельницком, жили дальние родственники Мана. И пусть "западенцы" терпеть не могут "клятых москалей"... Эта нелюбовь была в данном случае даже на руку – не выдадут. Сделают вид, что не получают запросов из МВД России. Или что не могут прочитать русского текста.
"Кинутые" своим "старшим партнером", "мозговым центром", организатором и вдохновителем всей акции в целом, оставшиеся без копейки денег, вынужденные скрываться, Ман и Лом не придумали ничего лучшего, как "хлопнуть" несколько "хат" для пополнения бюджета.
В этом, конечно, не было ничего странного – не они первые и не они последние не сумели удержать равновесия, ступив однажды на наклонную плоскость, продолжали скатываться все ниже и ниже. Но вот только для совершения квартирных краж необходим какой-нибудь пусть даже минимальный, но опыт. То есть именно то, чего ни у "баклана" Лома, ни тем более у Мана никогда не было. А может, им просто не повезло. Кто знает?
При подготовке кражи партнерами было допущено несколько промахов. Каких именно – нет смысла уточнять. Но только они были сделаны, и за всеми их манипуляциями у дверей избранного "объекта" наблюдали старческие, но зоркие еще глаза.
Общеизвестно, что у старых людей сон чуткий. Да и ложатся они довольно поздно. И пенсионерка Дарья Васильевна Горюнова в этом плане не являлась исключением.
А какие развлечения могут быть у старого и очень одинокого человека? Ну, сериал там посмотреть. А потом? В "ящике" – либо новости, либо какие-нибудь дебаты ни о чем. По сравнению с ними "живая" жизнь намного интереснее. Так что вечерние часы Дарья Васильевна проводила у "глазка" своей двери, наблюдая за тем, кто из жильцов подъезда пришел домой пьяный, кто – с "левой" бабой или с таким же "левым" мужиком, к кому заглядывал участковый, черпая из этих наблюдений бесконечные темы для последующих дневных бесед с такими же пожилыми и одинокими приятельницами.
И когда Лом со своим другом вошли в квартиру, предвкушая пусть и не богатую, но добычу, Дарья Васильевна сняла трубку стоящего здесь же, в прихожей ее однокомнатной квартиры, телефона, набрала две цифры и, дождавшись ответа, на всякий случай уточнила:
– Алло? Это милиция?
Аню "растащили" легко. Делается это достаточно просто – человека усаживают на середине большого кабинета, три-четыре оперативника рассаживаются вокруг. При этом кто-то из них непременно оказывается за спиной объекта работы, да и у остальных лиц не видно – верхний свет гасится полностью, а настольные лампы направлены на того, с кем в данный момент проводится беседа. Это – когда ты не видишь лица своего собеседника – уже само по себе нервирует, вызывает ощущение тревоги и неуверенности в собственной правоте. Ну а когда еще тебе начинают задавать вопросы...
Причем вопросы не задаются – ими выстреливают в человека, иногда не дожидаясь ответа на предыдущий. Времени задуматься, правильно сформулировать ответ тоже не дается – начинаются окрики. При этом в выражениях особенно никто не стесняется – идет охота, жертва флажкуется, загоняется под стволы стрелков, и какие-либо реверансы здесь просто неуместны.
Впрочем, Аня уже не пыталась как-то огрызаться или спорить. Чудовищность и несправедливость обрушившихся на нее обвинений буквально раздавили женщину. Потрясенная происходящим, она торопливо и как можно подробней отвечала на задаваемые ей вопросы. Но только торопливость создавала легкую путаницу, ощущение какой-то недосказанности, и это порождало новые, зачастую оскорбительные вопросы.
При такой вот обработке у человека в конце концов возникает ощущение собственной вины. Неважно, в чем именно. Главное, что такое ощущение вызывает стремление "отмыться" всеми возможными способами и за чей угодно счет. Поэтому когда кто-то из темноты в очередной раз "выстрелил":
– Кто убил Мацкевича? Отвечать, сука! Кто?! Скопцов?!
Аня, затравленно оглядываясь по сторонам, ответила:
– Я не знаю...
– Но ведь он мог убить? Говори, мог?!
– Да, – тихо прошептала женщина, воспользовавшись предоставленной ей лазейкой.
Допрос, а если быть более точным в формулировках, то "разведбеседа" продолжалась. Анне не хватало воздуха, комната плыла и шаталась перед глазами. Она потеряла ориентацию во времени и в пространстве. Ее подхватило и закружило ощущение нереальности происходящего. И новый вопрос: "Кто спрятал папку с документами? Скопцов?!" не вызвал у нее ни малейшего удивления. Непослушные, онемевшие губы чуть шевельнулись, выпуская тихое, но четкое:
– Да...
С Василием поступили немного по-другому. Его тоже попытались было "поставить на конвейер", но только эти попытки он пресек сразу же, в корне:
– Короче, так, господа менты. Отвечать я буду только на вопросы следователя прокуратуры и в присутствии своего адвоката. До этого – никаких разговоров. Все.
После чего положил ногу на ногу, сложил руки на груди и прикрыл глаза. Дышал глубоко и ровно, вообще казалось, что он уснул – все вопросы разбивались об него, как о каменную стену.