Книга Ставок больше нет - Кирилл Казанцев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Спасибо. – Начальник УУР передал телефонную трубку напарнику Тагорова.
– Да не за что, – ответил тот.
– Есть за что, – поправил его Федор Михайлович. – Ладно, пойду я, ребята.
– Всего доброго! – И сам Тагоров, а глядя на него, и его молодой напарник в знак уважения встали с мест, когда Сумин покидал кабинет.
На площадке второго, "своего" этажа Сумин лицом к лицу столкнулся с Аркашей Борисовым. Молодой "важняк" направлялся в сторону выхода из здания УВД.
– И куда же это ты намылился? – поинтересовался начальник УУР, загородив проход следователю.
– Домой, – сообщил Борисов. – Устал сегодня как собака... Спать хочу.
– Подожди-ка! – Сумина неприятно задело такое отношение следователя к своим обязанностям. – У нас же задержанные чечены! Надо же с ними работать!
– Этим делом будут заниматься другие. – Борисов чуть качнул головой куда-то в сторону. – Это ихкомпетенция.
– Стоп, стоп, стоп! – возмутился Сумин. – Аркаша, эти чечены проходят не только по их, но и по нашемуделу! По твоему!
– Федор Михайлович, – следователь смотрел с какой-то непонятной жалостью, – по заключению лингвистической экспертизы, звонивший не является лицом кавказской национальности. Больше того – его акцент не принадлежит и кому-нибудь из уроженцев среднеазиатских регионов.
– Как это?!
– А вот так, – развел руками Борисов. – Имитация. Причем не самая лучшая. Так что чеченцы к этому делу никакого отношения не имеют.
– А освобожденный заложник?! Мацкевич?! Откуда он у них взялся?!
– Федор Михайлович, – следователь сокрушенно покачал головой, – с чего же это вы взяли, что освобожденный заложник Мацкевич? Кто вам эту глупость сказал?..
– Не понял. – Сумин запнулся. – А кто же он?
– А вы в свой кабинет пройдите, – посоветовал Борисов. – Там все и узнаете. А мне, извините, пора. Спать хочу.
"Важняк" развернулся и направился к выходу. Сумин смотрел ему вслед до тех пор, пока он не вышел из здания УВД. А потом направился в свой кабинет.
– Я хочу знать, что значит вся эта провокация! – Голос Ани дрожал на предельно высокой ноте, лицо пошло некрасивыми красными пятнами, руки были сжаты в кулачки так, что даже костяшки пальцев побелели!
Женщина с ненавистью смотрела на сидящего в уголке парня, зябко кутавшегося в плед. Казалось, еще вот-вот – и в глаза вцепится. Правда, вопрос был адресован не этому индивидууму, в котором Скопцов хоть и с трудом, но все-таки опознал своего, так сказать, знакомого. Того самого, которого он утром столь неловко повалял по асфальту. Конечно, с тех пор в смазливую физиономию этого парня кто-то очень старательно внес некоторые изменения, но все равно этот тип при некоторой доле желания оставался вполне узнаваем.
– Я еще раз спрашиваю – что значит эта провокация?! – Если бы можно было испепелить человека взглядом, то избитый кем-то молодец уже сгорел бы раз как минимум шесть. Но Аня какими-то паранормальными способностями не обладала, поэтому он только вжимал голову в плечи да блудливо прятал глаза. Зато все остальные, присутствующие в этом кабинете, пребывали в растерянности. Кстати, никого из тех, кто был бы хоть немного знаком Скопцову, здесь не было.
– А вы внимательно посмотрите, – несмело посоветовал один из присутствующих, молодой крепкий парень в короткой кожаной куртке. – Получше.
Истину говорят, что молчание – золото. И этому парню тоже было бы намного лучше, если бы он промолчал.
За несколько секунд Аня, как дерзкий и талантливый живописец, используя яркие, сочные мазки, в предельно простой и доступной форме сообщила этому молодому человеку все, что она думает о российской милиции в целом и лично о нем, о его деловых и умственных качествах, а также сексуальных пристрастиях – в частности...
Парень, выслушивая эту отповедь, только краснел и бледнел. Скопцов, наблюдая за происходящим, едва удерживался от того, чтобы не расхохотаться громко, вслух. Складывающаяся ситуация его только забавляла, не более того.
Впрочем, остальные опера, находящиеся в этом кабинете, веселье не поддерживали. Они прекрасно понимали, что где-то допустили какой-то промах. Но пока еще не разобрались, в чем же именно этот промах заключался. И потому вмешиваться в происходящее не спешили.
– Я закурю? – Василий довольно нахально, не спрашивая разрешения присесть, придвинул стоящий у стены стул к одному из столов, на крышке которого стояла полная окурков пепельница.
– Угу... – Сидящий за столом молодой человек угрюмо покосился на журналиста – как-никак, а все же сопровождающий скандалистки! – но возражать не стал. Даже пододвинул пепельницу чуть поближе.
Развалившись на стуле в свободной позе, Скопцов закурил. Возможно, это покажется странным, но никаких других чувств, кроме любопытства – и каким же образом милая дама будет выпутываться из столь пикантной ситуации (а к широкой огласке своих отношений с этим побитым типом она явно не стремилась )? – он не испытывал. Ну разве что еще усталость.
Взглядом стороннего наблюдателя он отметил, что Анин порыв потихонечку выдыхается, вся ее горячность сходит на нет. И вообще, по большому счету, весь этот скандал вылился из растерянности. Сейчас же, прекрасно понимая, что рано или поздно, а объясняться все равно придется, Аня затравленно и растерянно оглядывалась по сторонам в поисках защиты и поддержки, которую лично он ей никоим образом оказывать не собирался. Спасение утопающих, как известно, – дело рук самих утопающих. Вот так.
Василий и сигарету-то докурить не успел, как в кабинет вошел Федор Михайлович Сумин. Уверенная в его поддержке, Аннушка, включив на полную мощь все свое обаяние, доставшееся ей от природы, тут же бросилась к нему, подхватила под локоть, что-то такое защебетала. Но Василий не слушал, что именно.
За то время, что он не видел начальника областного розыска, что-то произошло. Изменилось его отношение к Аннушке. Да и к самому Василию – тоже. Это читалось во всем – в отсутствующем, каком-то отстраненном взгляде полковника, который, не задевая, поверхностно скользнул по лицам, в том мягком, но уверенном и слегка отдающем брезгливостью жесте, которым он снял руку женщины со своей.
– Что здесь происходит? – Голос Сумина звучал глухо и устало.
– Это какая-то провокация! – все еще ничего не понимая, уверенная в собственной правоте, выкрикнула Аня. – Подсовывают какого-то типа, утверждают, что я должна его знать!
– Кстати, а вы что, его действительно не знаете? – как бы между прочим поинтересовался полковник.
– Ну... – Аня смутилась. И это вот смущение само по себе было красноречивее любого прямого ответа. – Как бы вам сказать...
– Прямо, – доброжелательно вроде бы, но в то же время жестко посоветовал полковник. Сидящие в кабинете опера напряглись. Хорошо зная своего начальника, они тоже поняли, что в "раскладе" что-то изменилось. И это изменение – им на пользу.