Книга Ленинградский панк - Антон Владимирович Соя

дома к семи. Помочь ей с грибами. Они там, видишь ли, за колосовиками поехали и без Мурзилки им их не разобрать и не почистить. Бред какой-то! У вас-то точно есть сегодня занятие поинтереснее. Но Мурзилка девушка ответственная, и ты идешь провожать ее до дома.

Держась за руки, вы подходите к переходу через проспект Славы. У обоих – ежики на головах. У тебя, правда, подлиннее. Оба, как и утром, – в джинсах, кедах и футболках – она в твоей, ты в ее. Вы прилетели сюда на звездолете из далекой галактики Альфа-Фигальфа, где вам и выдали эту униформу, ребята. И дали важное задание – целоваться на каждом углу на глазах возмущенных землян. И вы пока отлично справляетесь с заданием. Пока горят красный и желтый – вы целуетесь. На зеленый перебегаете проспект. И снова целуетесь. Пробовали идти и целоваться, но это крайне неудобно. Все-таки лучше встать. А потом снова пойти дворами, взявшись за руки, мимо окон пятиэтажных брежневок, с завистью глядящих на вас поверх густых кустов сирени.

– Так получается, что ты ни разу не выходил в Эфир? – спрашивает Мурзилка, покусывая опухшую губу.

– Не-а. – Какие у нее все-таки огромные глаза. А нос не такой уж и курносый. (Такой-такой.)

– А я раньше могла там целую ночь проторчать. Это такое удивительное чувство. Так здорово! Из-за какого-то сбоя в телефонной сети ты можешь общаться сразу с кучей незнакомого народа. Фантастика! Как будто весь мир у тебя на связи. Набираешь номер в телефоне, который тебе выдали по большому секрету и никогда не знаешь, с кем будешь говорить. Как в космос выходишь. Там такие звуки фантастические – гудочки, дребезжание, словно голоса Вселенной. Ну и человеческие голоса тоже, конечно. Много. Все стараются друг друга перекричать. Сказать что-то важное. У меня куча друзей из Эфира. Мы иногда собираемся. Это они придумали звать меня Мурзилкой. А в Эфире я была Пальмирой. Ира – Пальмира. Глуповато, да? Поэтому я с удовольствием стала желтым пушистым зверьком в красном берете.

Ты смотришь на свою Мурзилку пьяными глазами, хотя сегодня ничего не пил, и тебе совершенно все равно, что она говорит. Не давая ей закончить, ты останавливаешься, притягиваешь ее к себе, и вы вязнете в поцелуе в каком-то очередном дворе между пятиэтажками, рядом с мотоциклом с коляской, припаркованным недалеко от парадной. В кустах для вас пиликают на своих скрипочках тощие северные цикады. С деревьев поют гимны любви славки, зяблики и пеночки. В небе трубят осанну восхищенные ангелы…

– О-па! О-па! О-па-па! Зырьте, кто у нас тут нарисовался! – а это что-то уже совсем не ангельский голосок. Глумливый, прокуренный, резкий и гадкий.

Ты отрываешься от пьяных вишен Мурзилки и оборачиваешься прямо на сакраментальный вопрос.

– Ты с какой стороны будешь, пацанчик?

Перед вами стоят три невысоких кряжистых паренька – три гопника вульгарис, яркие представители своего рода в зеленых ватниках, подпоясанных армейскими ремнями с тяжелыми бляхами, наверняка залитыми свинцом. Ты даже не успеваешь испугаться, а уже машинально прячешь Мурзилку за спину. Но она, дурочка, упрямо встает рядом. У одного пришельца в руке молчит бывалый кассетник «Электроника». У другого из кармана торчит пустая бутылка от пшеничной водки. Еще один, со странно знакомым рябым от оспин лицом, самый модный из троицы, в синей кепке «Речфлот» и литых резиновых сапогах, смачно сплевывает тебе под ноги. Тебя всегда интересовало, откуда в гопниках столько слюны. Может, их слюнные железы постоянно раздражены алкоголем и табаком? Или это результат изнурительных тренировок? Ты молчишь. Что бы ты сейчас ни сказал, игра дальше будет только по их правилам. Гопник с магнитофоном зачем-то включает музыку. Видимо, он меломан и хочет мочить тебя под любимую песню. «Когда меня ты позовешь, боюсь тебя я не услышу», – поет Кузьмин. Эх, сейчас бы Дэна позвать, да боюсь, он тебя не услышит.

– Телку эту я знаю. Это Жекина сестра, – говорит обладатель магнитофона. – А фраер этот мне че-то не нравится. У нас так не ходят. Зырьте – кто-то его уже подрихтовал.

Прыщавый паренек с бутылкой хмурит белесые брови, хочет быть еще страшнее.

– Ты че, оглох, конопатый? Отвечай, с какой стороны, сыняра?

«Сыняра? Да ты, пожалуй, меня младше года на два», – думаешь ты. Может еще и обойдется все. Надо попробовать их уболтать.

– «Динамик» слушаете, пацаны. Правильно. Кузю уважаю. Нормальный музон лабает. Я тоже музыкант…

– Музыкант! – смеется Речфлот. – Я хуею с него, бля. Где-то я тебя видел, музыкант.

Нет. Не проканает разговор. Парни очень хотят подраться. А ты идеальная груша, Энди.

– Э! Ты зубы нам не заговаривай, пацанчик. – Гоп с бутылкой заводится, ну то есть в прямом смысле пытается завести себя, раскочегарить свою злость, довести себя до кондиции. – Че ты весуешься? Че ты лыбишься? Че ты крутишься тут? Ты хоть знаешь, чей это мотик?

Запах перегара от парней такой отвратительный, что ты боишься, как бы тебя сейчас не вырвало.

– Все. Хватит. Я знаю, чей. Захаровский мотик. А мой брат – его лепший кореш. – Мурзилка выходит вперед. Смелая. Ты снова пытаешься встать перед ней, а она кричит на гопарей. – Если не пропустите нас…

– Заха-а-ар! Точно, бля! Я тебя вспомнил, музыкант, – радостно визжит Речфлот. – Это ж тот самый крашеный сучонок с той стороны, что Захара отметелил. Втроем, сука, напали на него. А теперь, бля, он к нам пришел. Совсем страх потерял. Думал – челку состриг, так я тебя не узнаю? Я же говорил, что тебе пиздец!

Вот теперь тебе действительно страшно. Страшно, что Мурзилке может сейчас достаться из-за тебя. И в животе у тебя ничего не тянет. И ноги не трясутся. Наоборот, в голове все четко, ясно и прозрачно. Надо бежать. Хватать Мурзилку в охапку и бежать. Улетать на хрен на родную планету из этого сраного зоопарка… С красавчиком Дэном тебя перепутали – вот же смех. Нарочно не придумаешь…

Но бежать поздно. Парень с бутылкой быстро, по-волчьи, обходит вас с Мурзилкой. Ты пытаешься держать его в поле зрения. Вы в окружении. В очень плохом окружении.

– Ты кого привела, дура, блядь? – орет Меломан Мурзилке, плюясь через твое плечо. – Давай, вали домой. Мы телок не трогаем. Жеке привет передавай.

Паренек с бутылкой присаживается и бьет ее о поребрик. Вы с Мурзилкой вздрагиваете от пронзительного звона. Теперь у него в руке «розочка» с острыми лепестками, любимое оружие гопоты. Смотреть на розочку – больно. Ты хватаешь козла за запястье, пытаешься вывернуть руку с опасно торчащими длинными языками стекла.