Книга Проект «Джейн Остен» - Кэтлин Э. Флинн

выходу и попрощавшись еще раз, я расплакалась только после того, как за ней закрылась дверь.

Глава 19

10 августа

Летерхед

Впав в приступ филантропии, я решила все вопросы с домом за два дня, а заодно обнаружила несколько десятифунтовых банкнот — перед тем, как в декабре уехать из Лондона, я зашила их в подкладку спенсера, который редко носила, и совершенно об этом забыла. Я написала великолепные рекомендации оставшейся прислуге. Я подарила куриц своей любимой соседке, вдове по имени Бетси, и доверила ей заботу о кошке Элис Би. Миссис Смит и Сара получили расчет до конца года и все содержимое кладовой, которое я разрешила им увезти к родне в Бесингсток. С Томом, которому достались коровы, и Норт, получившей большую часть моего гардероба, я также рассчиталась сполна — их последним заданием было сопроводить меня до Летерхеда, поскольку леди в одиночестве не путешествовали.

Дженкса к тому моменту в доме уже не было. Лиам взял его с собой в качестве лакея и, добравшись до пункта назначения, планировал уволить за то, что он впустил к нам Генри Остена, не убедившись предварительно, «дома» ли мы. Сделано это было явно с намерением — неясно, правда, с каким: дабы шантажировать нас позже или просто чтобы досадить. Постфактум стало понятно, что Дженкс, похоже, догадался, чем занимались мы с Лиамом, и решил приберечь эту информацию до того момента, когда смог бы ею воспользоваться.

Мысль о том, что Лиам отправился в путь посреди ночи в компании этого подлого существа, прибавляла тревог в и без того тяжелый день, но что мне было делать? Я не хотела оставаться с Дженксом наедине, и мы боялись, что, если уволим его немедленно, он может явиться обратно, затеяв что-то недоброе. В те дни, что я провела в Чотоне одна, мне не раз приходило в голову, что Дженкс мог бы просто убить Лиама где-нибудь в дороге, присвоить лошадей и карету со всем багажом, уехать в Йоркшир и начать там новую жизнь. И выйти сухим из воды: разве заметил бы исчезновение Лиама хоть кто-нибудь, кроме меня? Поэтому, когда пасмурным вечером наша почтовая карета въехала во двор «Лебедя», я, расплатившись с возницей, вышла из нее с трепещущим сердцем.

Пока Норт и Том разбирались с багажом и транспортом, я огляделась в надежде увидеть Лиама, но увидела только трактирщика, который отказал нам в ночлеге, когда мы прибыли сюда в 1815 году. Я моментально узнала его, но теперь он казался абсолютно заурядным типом, а вовсе не грозным привратником, каким запомнился мне тогда. Он был занят — громко отдавал приказы людям, распрягавшим лошадей при фаэтоне, — и не заметил меня. Я направилась внутрь с ощущением растущей тревоги — вдруг Лиам и правда мертв. А затем увидела его, стоящего в тени у самого входа во двор. Он шагнул вперед и протянул мне руку.

— Вот ты где, — внезапно оробев, сказала я. Хотя сама на протяжении всей поездки — по крайней мере, в те моменты, когда не переживала, что он скорее всего пал от руки Дженкса, — в порнографических подробностях воображала все то, чем мы сможем заняться теперь, когда больше не нужно опасаться слуг.

Лиам посмотрел на меня, ничего не сказал, но его лицо было исполнено чувства. Его прохладная сильная рука сжала мою ладонь, и мы пошли внутрь.

Покинув орбиту Джейн и выйдя из своих ролей, мы поначалу не понимали, как держаться друг с другом. В уединенном салоне мы ели отвратительный пастуший пирог, запивали его кларетом и бесконечно перескакивали с одной темы на другую. Ночной визит Джейн и дарованная ею рукопись. Неприглядная сцена увольнения Дженкса.

— У него было такое лицо, когда я сказал ему, что больше не нуждаюсь в его услугах. Но чего он ожидал? Он повел себя просто ужасно, а я, между прочим, оплатил ему жалованье до самого Благовещения. Он получил куда больше, чем заслуживал.

— Что за лицо?

— Лицо озлобленного человека, разочаровавшегося в жизни и в любви. — Лицо самого Лиама неожиданно осветилось улыбкой. — Я начинаю думать, что ты была права и он действительно в меня влюбился.

— Я же тебе говорила.

— Итак, кровопускание. Чем она, по-твоему, больна? — помолчав, спросил Лиам.

— Без лабораторных анализов сказать с уверенностью нельзя. Это просто догадка. Довольно ненаучная. — У меня по коже пробежал морозец при мысли о том, до какой степени ненаучной она была. Скорее уж отчаянной. Может, я сошла с ума?

— Но?..

— На данном этапе от кровопускания ей вряд ли станет хуже. Если только она не подхватит столбняк от грязной иглы. — Что было вполне возможно — я старалась об этом не думать.

— Так что у нее, по-твоему?

— Есть такое патологическое состояние — называется гемохроматоз, — при котором люди усваивают из еды слишком много железа. Оно накапливается в организме, особенно в печени, и вызывает проблемы. Она давно сказала, что в прошлом году у нее прекратились менструации. Гемохроматоз зачастую дебютирует у женщин как раз в этот момент — когда они перестают ежемесячно избавляться от излишков железа. Но эта мысль пришла мне в голову только пару дней назад. — Я сделала еще глоток кларета и скривилась. — Хочешь правду? Когда твой единственный инструмент — молоток, на что угодно будешь смотреть как на гвоздь. Мне хотелось, чтобы это был гемохроматоз, потому что его как раз таки можно лечить здесь хоть сколько-нибудь эффективно.

— То есть ты не уверена, что это оно?

— Может быть, и оно. Я этого не отрицаю.

Лиам подпер голову рукой.

— А если это оно?

— При регулярных кровопусканиях она поправится.

— Ты имеешь в виду, что она умрет позже? Не в июле 1817 года?

— Возможно.

Лиам резко посерьезнел.

— Мы и так уже нарушили поле вероятностей, — добавила я. — Чего теперь мелочиться?

— Ты не видела последних газет?

— Нет, а что, Наполеон опять сбежал? — пошутила я, но Лиам так посмотрел на меня, что я похолодела. — Что там?

— Во вторник умер Уилберфорс.

— Что?! — В 1816 году Уильям Уилберфорс, известный парламентарий и противник работорговли, написал свою важнейшую работу, а умер глубоким стариком в 1833 году. — Это невозможно.

— Внизу есть газеты, убедись сама, если хочешь.

— Я тебе верю. Но…

— Угу.

Крепко задумавшись, мы долго просидели в тишине. Преждевременная смерть выдающегося исторического деятеля была макрособытием; мы действительно нарушили поле вероятностей — сомнений больше не осталось. Я вдруг поняла, что до этой самой секунды не верила в это — несмотря на то что сама сказала минуту назад, несмотря на те усилия, которые