Книга От любви с ума не сходят - Ольга Арнольд

- Феликс, ты еще слишком молод и потому не понимаешь, что любовь вечной не бывает. Никакая любовь не выдержит такого мрачного сосуществования.

- Значит, по-вашему, это нормально - любить человека, привязать его к себе, а потом выбросить на помойку?

- Пойми, Феликс, человеческие чувства - это гораздо сложнее, чем «любил - разлюбил - выбросил на помойку». И насильно, увы, мил не будешь; это старая банальная истина, но тем не менее истина.

- Ну почему одних, например вас, любят все, а другие никому не нужны? - в его голосе звучало отчаяние, и я решила серьезно ответить на его чисто риторический вопрос:

- Ты не прав, Феликс. Нет никого, кто был бы приятен всем на свете, но я не верю и в то, что существуют люди, которые вызывают к себе абсолютную антипатию…

- Вот он я - перед вами!

- Да что ты, Феликс, ерунду говоришь - мне, например, ты очень нравишься.

- Ну конечно, вы обязаны это говорить - должность у вас такая, - в голосе Феликса мне послышалось разочарование.

- Я не люблю врать и не делаю этого даже по должности. И я совершенно серьезна - мне приятно находиться в твоем обществе, а это я могу сказать далеко не о каждом мужчине. Есть среди вас такие, с которыми мне противно находиться в одной комнате, не то что вместе дежурить целые сутки.

- Не надо меня утешать, я не маленький и понимаю, что чаще всего вызываю у девушек отвращение. И вы, которая пользуется таким успехом, вы, которая может выбирать лучших из лучших, - вы пытаетесь мне внушить, что я небезнадежен!

- Нет, ничего такого я тебе внушить не пытаюсь, кроме того, что ты дурачок и не желаешь отказаться от идиотской идеи, которую ты вбил себе в голову. Просто когда женщина встречает в первый раз мужчину, внутри у нее что-то щелкает: «нравится - не нравится». Если мужчина ей чем-то неприятен - ну, например, пахнет от него не так, - то она никогда не сможет не то что в него влюбиться, но и просто подружиться с ним. Иногда относишься к мужчине совершенно нейтрально - ну, как к женщине или бесполому существу. Тогда с ним можно стать приятелями, чуть ли не подружками. Ну а если безотчетно возникает чувство симпатии, то… Не знаю, может ли в таком случае идти речь о зове пола - я бы это так не назвала, иначе женщине пришлось бы каждый раз на него откликаться, и на этой земле не осталось бы порядочных баб - одни бляди. Так что говорить о каком-то «сексуальном влечении» можно только чисто теоретически. Но какие-то флюиды между ними все-таки возникают. Так вот, если между тобой и девушкой, которая тебе понравилась, такой незримой связи нет, у вас никогда ничего не получится. Я думаю, что именно это произошло у вас с Людой: ты в нее влюбился, но для нее ты - не тот тип мужчины…

- И поэтому она назвала меня уродом?

- А ты уверен, что это ее точные слова? Я - нет. Мне кажется, что та девушка, которую ты мог бы полюбить, вряд ли могла сказать такое. А если она действительно их произнесла - что ж, скатертью дорожка…

- Лидия Владимировна, вот вы так хорошо говорите - но что во мне может понравиться женщине? - это было сказано уже с надеждой, и я постаралась его не разочаровать:

- Насчет женщин вообще - тут я за всех отвечать не могу. Наверное, ты считаешь себя хиляком, сравниваешь себя со всякими «Рембо» - и от этого страдаешь. А вот я, например, ненавижу «качков» - мне разные «мистеры Вселенной» кажутся просто горой сырых мышц, и они сексуально привлекают меня не больше, чем мясо на прилавке. Так что если бы я была твоей девушкой, меня не смутило бы твое сложение. А вот лицо твое мне просто нравится. Понимаешь, я терпеть не могу мордатых мужчин, а почему-то многие милые юноши в какой-то момент отращивают себе щеки и становятся похожими на надутых розовых поросят - только не таких нежных. Но у тебя такое строение лица, что это тебе не грозит - у тебя и в старости оно будет худощавым.

Пока я ему это втолковывала, то вдруг поняла, что говорю чистую правду. Я ненавижу мордатых мужчин! Господи, когда же, в какой момент Витя Костенко из конопатого мальчишки, дергавшего меня за косички, превратился в щекастого надутого бизнесмена, которого я никак не могу любить! А Сучков - если бы даже я ничего о нем не знала, он все равно вызвал бы у меня отвращение с первого взгляда, настолько мясистая и красная у него физиономия! То ли дело Володя, которому долгое недосыпание придало прямо-таки аскетический вид, или Эрик с его точеными чертами!

Феликс, видимо, уловил мое внутреннее замешательство - он был очень чувствителен - но, несмотря на его известную всем дамам стрессового тактичность, не смог справиться с любопытством:

- За вами, Лидия Владимировна, ухаживают такие красивые и умные мужчины, у вас есть возможность выбора - так как вы сами выбираете того, кто вам больше всех нравится?

Кажется, я покраснела и вместо ответа спросила:

- А что ты знаешь про моих поклонников - и откуда?

Тут уже смутился Феликс:

- Ну, я же не слепой и вижу, какими глазами на вас смотрит Владимир Евгеньевич. Ну а наши бабы - они только и делают, что обсуждают вашу личную жизнь. Вы не думайте, это не со зла, вы им очень нравитесь… Они и рассказывают, какие замечательные молодые люди к вам заходили. Даже пари заключают - есть шансы у Владимира Евгеньевича или нет.

Я хотела было возмутиться, но вместо этого рассмеялась:

- А на что пари, позвольте узнать?

- На торт «Птичье молоко». Кстати, ставки против Владимира Евгеньевича - два к одному, один торт плюс бутылка шампанского.

- Вот сволочи! А как, кстати, они узнают, кто выиграл? Ведь, как ты понимаешь, выбор из почти равных кандидатов - нелегкий процесс.

- Они хорошие, зря вы так. Это все пятая палата, там лежат очень дружные девчонки. Они не собираются расставаться после выписки и надеются оставаться в курсе всех дел.

- А почему они так низко оценили Синицына, разрешите спросить?

- Потому что он ниже других ростом. И самый из них некрасивый, - произнес Феликс очень серьезно, и я вдруг поняла, почему он завел этот разговор: ему было с высокой башни наплевать и на мою личную жизнь, и на моих кавалеров. В последнее время я часто замечала его вдвоем с Фаиной, долговязой хрупкой девицей из пятой палаты; она была выше Феликса почти на голову.

Теперь он терзался уже не от мук отвергнутой любви, а оттого, что так быстро переключился на другую - и опять боялся, что его оттолкнут.

У этой Фаины была интересная история. Она была из породы душечек, которые готовы полностью раствориться в обожаемом мужчине. Однажды она вошла в квартиру - и обнаружила мужа в постели с другой. Весь мир ее рухнул; как нам рассказывал муж, она побледнела, зашаталась и бросилась к окну; супруг поймал ее за юбку в последний момент, когда она уже летела вниз с их седьмого этажа. После этого она некоторое время находилась в беспамятстве, а когда очнулась и пришла в себя, то не могла вспомнить эпизод с окошком. Истерическое помрачение сознания, поставил диагноз Володя. Зато она хорошо помнила предательство мужа - и как ее ни уговаривали все вокруг простить его, она не могла: он вдруг для нее перестал существовать. Целыми днями она просиживала у нас за пианино и пела хорошо поставленным голосом романс из «Юноны и Авось»: «Я тебя никогда не забуду. Я тебя никогда не увижу». Это было прекрасно, но, увы, в ее репертуаре была еще одна идиотская песенка, выводившая меня из себя: