Книга Ливонский поход Ивана Грозного - Витольд Новодворский

Таким образом, Иоанн соглашался начинать переговоры о мире, назначал место, куда должны съехаться послы с той и другой стороны, Запольский Ям, но требовал, чтобы Баторий отступил со своей армией от Пскова: в этом требовании сказывалась, как мы знаем уже, и затаенная надежда царя на то, что возможно еще улучшение положения, и желание скрасить несколько для своего горделивого сознания печальную действительность[896].

Спешно было вследствие плохого состояния армии мириться и Баторию. Не дождавшись возвращения первого своего посланца Андрея Полонского, Поссевин, с согласия короля, отправил к царю с письмом второго, убеждая Иоанна опять в том, что возможно скорое заключение мира является для него неизбежной необходимостью[897]. Но новые убеждения были излишни: Иоанн уже после получения первого письма спешил выразить свою готовность мириться[898].

Несмотря на горячее желание мира с той и другой стороны, переговоры начались только в половине декабря. Проволочка эта объясняется условиями тогдашних способов сообщения: пересылки между Псковом и Москвой потребовали значительного времени[899]. Наконец послы Батория и Иоанна съехались в указанное место, Запольский Ям, небольшую деревню между Заволочьем и Порховом. Выбор этого пункта сделан был Иоанном и обусловлен требованием Батория: король соглашался отправить своих послов только под тем условием, если переговоры будут происходить недалеко от Пскова и вблизи границы его государства[900].

Во главе московского посольства стояли наместник кашинский князь Дмитрий Петрович Елецкий, наместник козельский Роман Васильевич Олферьев, дьяк Никита Басенок Верещагин[901] и подьячий Захарий Связев. Они получили наказ, педантически определявший, по московскому обыкновению, их образ действий и предвидевший, а вместе с тем и предрешавший ничтожнейшие недоразумения, какие могли возникнуть при переговорах. Однако полномочия послов были весьма обширны, и Иоанн обнаруживал большую уступчивость. На мало или несущественные обстоятельства послы не должны были обращать внимания. Хотя бы оказалось, что свита Баториева посольства превышает численностью московскую, что Баториевы послы избрали другой пункт вблизи от Пскова для съезда, а не Ям Запольский, что Антоний Поссевин, посредник между королем и царем, не желает или не может присутствовать, Иоанн наказывал своим послам все-таки вести переговоры дальше. Уступчивость Иоанна доходила даже до того, что он соглашался не писать себя в перемирной грамоте царем, если того будет требовать король, прибавляя, впрочем, следующие знаменательные слова: «которого из вечного государя как его не напиши, а ево Государя во всех землях ведают, како и он Государь». Иоанн не хотел только давать в своей перемирной грамоте Баторию титула «Ливонского» (Лифлянского), в чем сказалась затаенная мысль царя о том, что он продолжает лелеять надежду на завоевание Ливонии, когда обстоятельства будут для него благоприятнее. Иоанн соглашался уступить своему противнику эту страну даже на основании условий так называемого вечного мира, но называл эту уступку «конечной неволей» и приказывал послам испробовать все средства, чтобы отстоять хотя бы пядь земли в этой столь дорогой для него области.

Он не терял надежды приобрести гавани на берегу Балтийского моря в войне со Швецией, а поэтому запрещал своим послам включать шведского короля в мирный договор с Баторием[902].

Представителями польского короля были: брацлавский воевода князь Николай Збаражский, литовский маршал надворный Альберт Радзивилл и королевский секретарь Михаил Гарабурда. Им даны были ограниченные полномочия: в тех случаях, которые не были определены инструкцией, они должны были за указаниями обращаться к Замойскому, которому король поручил общее руководительство переговорами. В Баториевом лагере боролись два течения: Литовцы, как мы знаем, готовы были оставить осаду Пскова; они желали заключить поскорее мир и потому склонны были делать значительные уступки врагу. Напротив того, Замойский настаивал на том, что необходимо продолжать осаду, чтобы принудить врага к миру на условиях, какие будут ему предложены. Баторий разделял мнение своего канцлера; вот почему он и предоставил ему власть руководить переговорами, сообщив ему свои воззрения на условия мира, т. е. сделав указания на то, что можно и чего нельзя уступить врагу[903].

Антоний Поссевин, представитель римской курии, являлся посредником беспристрастным[904], ибо не был заинтересован в том, что составляло предмет спора между Москвою и Речью Посполитой, непосредственно так, как были заинтересованы Иоанновы и Баториевы послы. Он думал, конечно, более всего о поддержке интересов, которые он представлял, т. е. старался осуществить те цели, которые преследовала римская курия. Для него важнее всего было заключение мира, а на каких условиях он состоится, это имело для него значение постольку, поскольку ускоряло примирение враждующих сторон. Он сочувствовал сильно Баторию, как католическому королю, притом такому, на которого Рим смотрел как на лучшего поборника своих задач и стремлений, но с другой стороны, папский легат хотел угодить и православному царю, ибо он питал надежду на то, что ему удастся обратить его на путь истинной католической виры, а тогда сильно подвинется вперед дело торжества ее на земле. Роль Поссевина, уже как посредника, была затруднительна: он легко мог навлечь на себя недовольство одной из сторон, когда отстаивал интересы другой стороны, хотя бы эти интересы, по его мнению, и были вполне законны.