Книга История Франции. Королевская Франция. От Людовика ХI до Генриха IV. 1460-1610 - Эмманюэль Ле Руа Ладюри

В масштабе всей страны целая коалиция крупных аристократических и герцогских семейств более или менее активно поддерживает Наваррца. Среди них — главы различных семей Дома Бурбонов, в частности Конде, Конти, Суассон, но не кардинал де Бурбон, перешедший на сторону Лиги; затем снова семейство Монморанси и потом, по крайней мере периодами вплоть до своей смерти, «Месье», иными словами — Франсуа-Эркюль, брат Генриха III; наконец, в последние годы правления династии Валуа даже сам король Генрих III, имеющий титул, но не реальную власть, становится сторонником Наваррца. Таким образом, позднее, начиная с апреля 1589 года, сможет возникнуть удивительный альянс двух суверенов против экстремизма Лиги. Наваррец, кроме того, рассчитывает на сдержанные симпатии значительного числа государственных чиновников, людей светских и сторонников галликанства, они стремятся к определенной терпимости и сохранению светской, не подчиненной капризам Рима королевской династии; среди них выделяется Мишель де Монтень. Могущественные члены Королевского совета Генриха III, в частности Шеверни, Бельевр, Вильруа, которых раньше иногда соблазняли «сирены» Мадрида и Лиги, в конце концов, через некоторое время также войдут в растущую группировку того, кто тем временем становится Генрихом IV. Это присоединение высшего «дворянства мантии» объясняется его конъюнктурными интересами, но наряду с этим и недоверием, с которым традиционно крупные чиновники относятся к иезуитской Испании, антигалликанской и антифранцузской. Генрих Наваррский, подобно де Голлю, олицетворяет тенденцию к объединению различных сил, поскольку он один представляет собой общий знаменатель для всех, кто борется с интригами, идущими с той стороны Альп и Пиренеев, и в еще более общей форме — с гидрой против «иностранной партии», которая, по мнению «добрых французов», не лишена параноидальности, включает в себя испанцев, итальянцев, савояров, лотарингцев. Представители этих «инородцев» во Франции и за ее пределами, считается, эксплуатируют королевство, паразитируют на нем, высасывают из него все соки. В противовес Наваррцу, к тому же разделявшему взгляды галликанистов, папство предпринимает решительные враждебные действия, хотя и не всегда последовательно. Неудержимый папа Сикст Пятый отлучает гугенота Наваррца от Церкви в 1585 году. Его преемники будут относиться к Генриху не лучше до той поры, пока Климент VIII не дарует наконец в сентябре 1595 года Генриху IV папское прощение. После смерти «Месье», иначе говоря — Франсуа-Эркюля (1555-1584 гг.), Беарнец находится в положении легитимности… и ее отсутствия. Он действительно предстает по династической линии как законный наследник трона, допуску на который препятствует его кальвинистское вероисповедание.

Следовательно, ведется поиск других решений; Екатерина Медичи, менее предубежденная против Лиги, чем Генрих III, проявляет некоторые симпатии к лотарингским принцам, с которыми она породнилась благодаря замужеству дочери; королева-мать охотно пошла бы на то, чтобы выбрать среди своих внуков по женской линии нового молодого короля Франции. Сторонники Лиги, в свою очередь, переводят этот разговор на кандидатуру Гиза, который является якобы потомком Карла Великого, или же, что более разумно, на кардинала де Бурбона, представляющего папистскую ветвь могущественной семьи, самым лучшим протестантским украшением которой является Генрих Наваррский. Но Салический закон четок, он, несомненно, представляет собой конструкцию чисто французскую (потому что в других местах, в «несалических» странах — Шотландии, Англии, Испании, — и даже в крупных внутренних феодах королевства Капетингов, женщины если и не носили мужские штаны, то, конечно же, могли надеть корону). Тем не менее, согласно этому закону, Беарнец, потомок Людовика Святого, должен в один прекрасный день встать на первое место в Лувре, взять на себя обязанности суверена… если, конечно, он соблаговолит обратиться в католическую веру.

В данном случае генеалогически избранному навязывается стратегия краба, основанная на медленном продвижении боком, на постепенном соскальзывании с гугенотской веры к католической догме, пусть даже и умеренной благодаря галликанству. Вследствие этого ему надлежит предстать в образе нового Давида, конечно, распутника, каким был и его библейский прототип, но в любом случае избранного Иеговой, чтобы, как настоящий гугенот, сражаться с филистимлянами, или сторонниками Лиги, или другими врагами «истинной» гугенотской веры. Настоящий солдат, Беарнец, несмотря на неблагоприятные обстоятельства, становится победителем при Кутра (октябрь 1587 г.). Переход в католическую веру будет впоследствии осуществляться по этапам, вплоть до финального «прыжка».

С этого времени Наваррец предстает перед народом в роли справедливого суверена: он старается (наряду с другими задачами) защитить хлебопашцев от солдат-грабителей, но это ему, разумеется, не слишком удается. Он показывает, что в первую очередь заинтересован в сохранении целостности своего будущего королевства, без всякого «партийного догматизма». Персона Беарнца вырастает в Его Величество Короля, благодушного и естественного, по мере того как повышается роль, возложенная на него Историей. После ужасной смерти Генриха III Генриху IV недостает только католической веры и нескольких побед над Гизами, чтобы стать подходящим монархом. С этого времени он становится все более и более популярным среди французов, вплоть до своей смерти в 1610 году, после которой он будет политически канонизирован. Однако пока годы, которые идут непосредственно вслед за смертью Генриха III, являются очень тяжелыми для того, кто отныне претендует на законное имя короля Генриха IV, в котором ему еще отказывает большинство французов. Сторонники Лиги ставят религию выше нации, в крайнем случае они хотели бы посадить на трон короля-священника, нового Мелхиседека, полностью подчиненного римской Церкви… и Испании. Генрих IV, напротив, может взывать к чувству национализма (которое растет, усиливается), поскольку еще не может отождествлять себя — вопрос еще не назрел — с религиозными убеждениями, которых придерживается большинство французов. Для этого вокруг королевской особы должна сплотиться «критическая масса» сторонников. Пока же крупнейшие сеньоры, такие как Эпернон и Невер, не решаются присоединиться к Генриху, в 1589 году они еще не имеют в отношении его ясных намерений. Даже Ла Тремуйль, лидер гугенотов, подчеркнуто отходит от группировки Генриха, чтобы наказать его за теплое отношение к «ереси» и реализовать в Пуату свои личные амбиции. Осенью 1589 года королю удается, однако, после упорных усилий закрепиться на нормандских землях; таким образом он избавляется от ранее существовавшего заклятия, которое, казалось, обрекало его иметь оплот только на Юге, в Ла-Рошели, в Аквитании. Сможет ли полупобеда в Арке (сентябрь 1589 г.) — высадка английского подкрепления в Дьеппе — открыть нашему герою путь в долину Сены и даже в Париж? Монарх ограничивается в октябре 1589 года короткими вылазками против пригородов мятежной столицы. Его самые надежные базы по-прежнему сосредоточены в долине Луары. В конце 1589 года, несмотря на то что у него появилась шаткая опора в Нормандии, он в лучшем случае является только королем Тура, так же как Карл VII, положение которого было еще хуже и который в канун появления Жанны д'Арк был только королем Буржа. Это сравнение весьма показательно: без католической легитимизации, которая когда-то была дарована Карлу VII Орлеанской Девой, а Генриху вскоре — обращением в католичество, нет возможности обрести реальную королевскую власть. Победа в Иври (март 1590 г.) представляет собой для нового короля успех в этом направлении. Пропаганда Генриха, которая широко прибегает к распространению печатных текстов, тоже использует этот эпизод, чтобы подчеркнуть экуменизм высшей пробы: бог войны в Иври-ла-Батае дал победу Давиду гугенотов в битве против Голиафа Лиги. Еще лучше: Бог дарует лавры победителя монарху христианскому, конечно, официально еще не вернувшемуся в лоно католичества, но уже способному побудить французских дворян, некальвинистское большинство которых все больше переходит на его сторону, следовать за знаменитым белым султаном на своем шлеме. Однако все тянется подобным образом до 1592 года; осторожный Генрих, не получив ничего весомого взамен, не желает отдать гугенотские тузы, которые прочно держит в своих руках, и еще не решается на переход в католичество. Жесточайшая осада удерживаемого сторонниками Лиги Парижа, которую ведет король, доходит до ужасной кульминации в августе 1590 года; потери среди жителей города достигают 45 000 человек (из общей численности населения Парижа 220 000 человек). Это гораздо больше, чем число погибших в Варфоломеевскую ночь! Эта цифра подчеркивает до гротеска то бедственное состояние, до которого дошла Франция или ее часть после трех десятилетий Религиозных войн. «Лига довела нас не до бедности, а до нищенства», — писал в эту эпоху историк Паскье, хотя, конечно, и не совсем беспристрастно, что иногда ему свойственно. В течение первых месяцев 1592 года Генрих еще не достиг «просвета»: испанские солдаты, а иногда вместе с ними и их союзники-савояры рыщут по всему Югу, Бретани, вплоть до Парижского бассейна. А столицу в этот период удерживают господствующие в ней группировки Лиги, хотя они уже начинают подвергаться моральной и политической изоляции. «Люди мантии», такие как Шеверни, крупные вельможи, такие как Невер, становятся под знамена Генриха, чей знаменитый белый плюмаж на шлеме символизирует чистоту французских лилий. Служба пропаганды, которая ведет обработку общественного мнения в пользу Беарнца, не гнушается лить потоки грязи по поводу расового происхождения испанцев, союзников Лиги: их, ревностных католиков, обвиняют в том, что они полумусульмане и полуевреи. Генрих тоже не сидит сложа руки: он рыщет по территории в поисках врагов-папистов, соблазняет богатых монашек, наконец, начинается его великий роман с Габриэль д'Эстре. Ее звезда сторонницы толерантности восходит. В 1591 году папа Григорий XIV совершает довольно неловкий жест: вновь возобновляет отлучение от Церкви, предпринятое когда-то папой Сикстом Пятым по отношению к Наваррцу, но теперь по отношению к королю Франции.