Книга История Франции. Королевская Франция. От Людовика ХI до Генриха IV. 1460-1610 - Эмманюэль Ле Руа Ладюри

Генрих является современным и в другом отношении: конечно, у него есть архаические идеалы, он отождествляет себя с героями Плутарха и еще больше с куртуазными рыцарями, чьим олицетворением был Амадис Галльский, которым он восторгается. В конце концов, конница в то время остается королевой на поле боя, даже если она уже и не поставляет туда многочисленных батальонов. Мы видим, как, попав в засаду в городке Оз, Наваррец отстреливается из пистолета направо и налево, в стиле героев вестерна, что и спасает ему жизнь[133].

После несчастливого брака с соблазнительной Маргаритой де Валуа, дочерью Генриха II, он стал зятем Екатерины Медичи. Несходство их характеров приведет к тому, что супруги расстанутся навсегда после нескольких попыток совместной жизни. Генрих надолго останется наполовину холостяком. Одержимый и неутомимый в любви, он возмещает неудачу в супружеской жизни многочисленными романами и интрижками, которым способствует его обаяние в сочетании с королевским титулом. Однако мужская сила в постели не принадлежит к числу его главных достоинств. «Капитан Больших Желаний, он не слишком хорош в рубке дров», — пишет Тальман де Рео. Его главные любовные связи в период приблизительно до 1600 года служат целям политики «надконфессионального» союза, которую он проводит. Католичка Коризанда, графиня де Гиш, побуждает Генриха Наваррского отвоевывать королевство, законным наследником которого он является: она без колебаний игнорирует выговор своего исповедника, к которому должна была бы прислушаться. Коризанда-Химена нашла своего Родриго в лице Генриха. Этот факел в 1590-х годах подхватывает Габриэль д'Эстре, преданно поддерживая политику национального примирения, воплощением которой стал Нантский эдикт. Несчастливый брак Наваррца с Маргаритой предвещал определенное предназначение Генриха: он символизировал (к минимальной выгоде мужа) начало (вскоре потерпевшей провал) политики национального синтеза, которая окажется успешной лишь 20 лет спустя. Екатерина Медичи, женив свою дочь Маргариту (католичку) и Наваррца (гугенота), использовала компромиссы и хитрости, к которым прибегала уже с 1560-х годов; она надеялась достичь если не слияния, то во всяком случае сближения двух партий, которые разделяли королевство. Этот синтез, если следовать планам королевы-матери, должен был осуществиться при гегемонии католичества, при том что в конечном счете Екатерина не стремилась к монопольному положению католической религии. Для достижения этих целей, по желанию хитроумной итальянки, было бы достаточно сделать два «щелчка»: первый вынудил бы Наваррца, ставшего супругом Марго, в итоге принять католичество. Таким образом во главе группировки гугенотов оказался бы лидер-папист, что способствовало бы ее возвращению в лоно национального единства или же оттеснению ее на задний план. Второй «щелчок», явно более сомнительного свойства, состоял в том, чтобы лучше приструнить протестантов, «ликвидировав» Колиньи с помощью наемного убийцы, который, как надеялась Екатерина, сумел бы выстрелить без промаха. Известно, что этого не произошло: Морвер только ранил Колиньи. Этот факт впоследствии, после целого ряда контрударов со стороны протестантов, привел к кровавой Варфоломеевской ночи, которая отсрочила на 20 лет осуществление мечтаний Екатерины об объединении. Стратегические планы королевы-матери, однако, не были лишены интуитивного предвидения будущего: они воплотятся в жизнь в конце века под эгидой перехода Генриха IV в католичество, способствовавшего принятию Нантского эдикта. Наваррец во время своего «перехода через пустыню» опирается прежде всего на партию гугенотов, на ее разветвленную сеть, впрочем, иногда неудобную для него. Речь идет в данном случае об организациях французской реформатской Церкви, чья опора все более смещается к Югу. При всем их дружелюбном отношении они достаточно часто оспаривают решения Беарнца, особенно в конце 1580-х годов и до 1593 года, когда становится явным его сближение с католической Церковью. Они предпочли бы при случае поставить на его место его кузена Генриха I Бурбона, принца Конде, весьма воинствующего протестанта. Тем не менее они вынуждены мириться с лидерством Генриха Наваррского даже из-за следующих друг за другом смертей других вождей гугенотов: Колиньи, Конде, самого Генриха де Конде, скончавшегося в 1588 году от тяжелого ранения. В ближайшее окружение Наваррца они делегировали Дюплесси-Морне, кальвинистского интеллектуала, государственного деятеля и воина, задача которого — направлять деятельность Наваррца — нередко оказывается для него весьма сложной, настолько часты проказы его подопечного. Как и Франсуа Отман, другой протестантский теоретик, Дюплесси-Морне уже отошел от идеологии «демократизма», которой некоторое время после Варфоломеевской ночи придерживались гугенотские мыслители. Этот демократизм протестантов со ссылкой на его божественные истоки все более переходит к лагерю католиков-экстремистов, к Лиге. В 1580-1590 годах Морне начинает вдохновляться чистым роялизмом, первые контуры которого в предшествовавшие десятилетия заложила Жанна д'Альбре в своем набожном королевстве Беарн; она поставила это пиренейское государство под надзор и штандарты Вечного. Такова сила кальвинизма в тот период; он может одновременно вести шахматную партию на трех досках: республики (в Женеве), монархомахии — после 1572 года, и роялизма — после 1584 года.

Принц-«еретик», глава дома Бурбонов, представляет Францию в протестантском «Интернационале». Он возглавляет его южное ответвление. На Севере старого континента этот блок прочно утвердился: он включает в себя мелкие лютеранские государства Германии, елизаветинскую Англию, Шотландию, Соединенные провинции Нидерландов, Женевскую республику, Швецию. Должен ли этот северный блок стремиться к новым европейским завоеваниям, к распространению на южном и западном направлениях, на латинском Юге, который в основном остается невосприимчивым к некатолическим религиозным течениям? Стремления Конде, весьма активного протестанта, охотно направились бы по этому пути. Но Наваррец не разделяет желаний этого принца в отношении экспансии; он предусматривает сохранение статус-кво в отношении границ, мирное сосуществование в рамках Европейского континента, не хочет новых протестантских завоеваний. В этом он отличается от экстремистских и догматических элементов в своей собственной партии; поражение германских рейтаров в Оно (1587 г.) усилиями герцога де Гиза оправдывает ориентацию Беарнца на всепрощенчество, представляя для него в краткосрочном плане большое поражение. Такой же неоднозначный характер, кстати, носит для него и такое событие, как смерть Конде (1588 г.): несчастье для гугенотов… и избавление для их лидера Генриха Наваррского, который из-за этого печального случая лишается своего самого упрямого, самого несгибаемого партнера.

В масштабе самой Франции представительные учреждения гугенотов объединяют делегатов ряда городов, крупных и небольших, в основном юга страны, в которых получила распространение протестантская религия, в то время как крестьянство остается приверженным традиционной католической вере. Эти представительные учреждения уже в силу того, что они состоят преимущественно из горожан, без комплексов используют значительный рост влияния третьего сословия (что, напротив, породит столько проблем во всей Франции в 1789 г.). Этим учреждениям обеспечены поддержка и содействие «прогрессивных» и умеренных католиков Юга, отнюдь не охваченных мистицизмом. Таким образом возникает двойственный характер этого движения, преимущественно в регионах Юга: оно является одновременно демократическим (будет нередко говориться о республике Объединенных провинций Юга) и монархическим (Генрих является королем Наварры, прежде чем станет королем Франции). Эта двойная ориентация свидетельствует о жизнеспособности обширной и разношерстной партии, худо-бедно собравшейся под знаменами Беарнца. В этой партии можно встретить протестантского вождя Ледигера, скрывающегося в горах Дофине, католика Монморанси-Дамвиля в окружении своего родственного клана в Лангедоке и в других землях и, наконец, личного окружения самого патрона — протестанта (а вскоре и католика) Генриха Наваррского, чье влияние распространяется на целый архипелаг территорий — от Беарна до Ла-Рошели, охватывая и Среднюю Гаронну с Аженом и Нераком.