Книга Копье и кость - Анастасия Машевская

Бансабира сдержанно кивнула. Она бы заплакала, понял Маатхас, если бы было чем.

– Так вот… вот почему… вы так долго, – говорила женщина слабо. – Дорогу в двадцать солнц проделывали четыре месяца…

– Да, – подтвердил тан. – Никто из нас не знает этих земель, как и вы. И с местными проводниками у нас скверно, – закончил он и собственноручно уложил таншу в постель. – Вам надо отдохнуть. Теперь вы знаете главное и сможете заснуть. На все остальные ваши вопросы я обязательно отвечу позже, – как можно честнее заверил Маатхас, видя озабоченное лицо молодой женщины.

Немощной Бансабире откуда-то достало сил на один крохотный миг сопротивления, и она ненадолго удержалась сидя:

– Подождите! Как тогда вы нашли нас? В этих горах ведь без проводника хуже, чем в лабиринте.

Маатхас улыбнулся, легонько надавил Бану на плечи, вынуждая лечь, и ответил одним словом:

– Юдейр.

Бансабира и ее три тысячи бойцов быстро набрались сил на припасах Маатхаса, так что уже к концу недели танша смогла отослать Бугута с небольшим маневренным отрядом прочесать округу. Мало ли – может, ее пять сотен притаились средь гор? Однако велела не задерживаться – через две недели, самое позднее, Бугут должен вернуться в лагерь.

Вице-командира пятого подразделения, правую руку Бугута, Бансабира с таким же отрядом заслала в другую сторону, веля не отходить далеко, но все-таки проверить все доступные отходы из замка. Где-то поблизости все одно осели разбитые Шауты.

Не столько разбитые, поправил ее Маатхас, сколько растерянные – говорят, Ранди Шаут слег до того, что не только не мог руководить минувшим сражением, а даже стоять на ногах.

– Быть не может, – не удержалась Бану.

Трухлявый рак всегда казался ей чем-то до того крепким, полным жизненных сил и неподвластным любой хвори, что подобное известие изумило таншу. С другой стороны, наверное, следовало больше вдуматься, когда она впервые назвала Ранди «трухлявым раком», а Рамир в ответ на это заявил, что в аналогиях Бансабира чересчур близка к истине.

– Возможно, это было еще одной причиной, по которой красные совсем не двигались с места, – подытожила Бану.

– Думаю, да, – согласился тан Маатхас.

Дрогнуло в эти дни и сухое сморщенное сердце Идена Ниитаса, который не только ощетинившимся гарнизоном не дал Шаутам бежать, срезав через его земли, но и прислал в помощь внучке одного из водных племянников с полусотней людей. А уж те пригнали табун лошадей и стадо волов, навьюченных оружием, доспехами, теплыми плащами, медом, пшеницей, вином. Явились к Бансабире в числе тех пятидесяти и проводники.

Еще через неделю к Бану стали возвращаться краски: приобрела привычный алебастровый оттенок молодая кожа, она пока не стала гладкой, но уже не трескалась; загорелись зеленым огнем глаза, начали искриться на солнце волосы. Вернулся в режим лунный календарь.

Маатхас был необуздан. Бансабира сама отбирала все необходимое, иначе в порыве безудержной щедрости тан готов был спе́шить, обезоружить, раздеть и разуть собственное войско, отдав все северянам Бану. Даже несмотря на подоспевшую подмогу Идена.

Мало-помалу раздобрел Раду, оправился Гистасп, обрел былую выносливость Шухран. Правда, Гобрий пока приходил в себя с трудом: видимо, начинали сказываться годы – в этом походе ему перевалило за пятьдесят. Справившись о самочувствии командующего, Бану посидела с ним немного. Выйдя из комнаты, которую лекари Маатхаса оборудовали под лазарет, Бансабира столкнулась нос к носу с таном.

Вот же, мысленно цокнула танша. По мере того как прояснялось ее сознание, прояснялась и сложившаяся ситуация, в которой они оказались. У Сагромаха еще вполне могли остаться какие-то чувства – если они, конечно, были, и Маатхас в свое время хотел жениться не только из политических соображений, – что откровенно мешало поддержанию союзнического тонуса общения.

Маатхасу было ничуть не проще. Бану находилась рядом почти все время, и иногда доходило до того, что от ее присутствия у Сагромаха земля шла из-под ног. Все в ней вызывало у него трепет и какое-то непреодолимое отчаяние. После того дня встречи он ни разу не позволил себе дотронуться до Бану, да и она соблюдала жесткую дистанцию и официальный тон. Судя по всему, тогда, на берегу Бенры, она скинула свой пояс только ради укрепления союза, но явно не по велению чувств.

Убедить себя до конца в подобном суждении Сагромаху не удавалось – да не может того быть, чтобы он ошибся, когда решил, что Бану питает к нему хотя бы симпатию! Маатхас не считал, что у него много достоинств, но искренне верил, что мог читать в сердцах людей. Как бы то ни было, решил тан, упускать шанс провести с ней как можно больше времени он не намерен, однако давить на Бансабиру или чего-то требовать – тоже: насильно мил не будешь.

– Вы здесь, – удивилась Бану.

– Доброго дня, тану, – вежливо поклонился тан. – Гистасп сказал, вы отправились тренироваться после утреннего обхода, но я не нашел вас во дворе.

– Я сделала перерыв и сейчас намерена продолжить.

– Я могу присоединиться? – поинтересовался Сагромах.

Бансабира на миг замерла от удивления – Маатхас прежде часто наблюдал за ее упражнениями, но никогда не составлял компании. Женщина мимолетно улыбнулась, одобрив затею.

С того поединка в честь именин Сагромаха они не скрещивали мечей. Маатхас не горел желанием сходиться с Бансабирой в поединке, но маленькая танша по-настоящему любила клинки и стрелы и посвящала им значительную часть времени. Кто знает, когда ему еще доведется быть с ней рядом? Так что лучше пусть так, решил Маатхас, заводя меч.

Ослабленная или нет, Бану была серьезным противником. Однако делать скидки на то, что она еще не до конца восстановилась, или на то, что она все же женщина, Маатхас не стал – Мать лагерей явно сочтет это оскорблением.

Неподалеку, как и всегда, тренировался кто-то еще, из ближайшего окружения танши. Сагромаху это совсем не нравилось, поэтому, когда они закончили (Бану ни разу не выиграла и не свела в ничью), тан предложил Бану конную прогулку – хотелось освежиться и хотя бы ненадолго вырваться из-под вездесущего наблюдения сторонников, которые каждую свободную минуту сообщали какие-то новости, обязывая думать, что делать дальше, куда идти, как быть. Бану согласилась, чувствуя, как после упражнений уже начинает остывать тело. Закутавшись в плащи и влетев в седла, тан и тану предупредили об отбытии остальных и двинулись в сторону близлежащего леса. Разумеется, там тоже полно глаз, понимали оба, но все равно меньше, чем в замке или аккурат у его стен.

Склонившись над ручьем, Бану умыла лицо, вытерла краем плаща, помяла напряженные кисти и потерла, согревая, ладони. Не самая лучшая затея – в начале декабря умываться в лесном ручье, пусть даже это трижды центральная полоса Яса и только через добрых семьдесят – восемьдесят лиг на север в это время все речки покрываются льдом.

– Да уж, – посмеялась Бану над их с Маатхасом глупостью и подышала на руки, надеясь согреться.