Книга Комната воды - Кристофер Фаулер

– Ты так это видишь? – спросил Мэй.

– Просто дело в том… в общем, люди из других отделов задают мне вопросы. Смеются надо мной. Не понимают, к чему мы стремимся.

– Ты к этому привыкнешь, – пообещал Мэй. – Со стороны невозможно понять, как мы работаем. Они там слишком зациклены на своих инструкциях и рейтинговых таблицах. Поверь, Балаклава-стрит далеко не самое депрессивное место. Теперь таких «улиц убийств» в Лондоне больше дюжины.

– А как получают статус «улицы убийств»?

– Надо, чтобы за полгода на одной и той же улице произошло шесть убийств. Хэкни, Кентиш-Таун, Пекем и Брикстон неоднократно выигрывали такие титулы. Артур помнит Хэкни, когда это еще был район широких пустых улиц и аккуратных домиков, граничащих с болотами. Теперь тамошние жители швыряют мусор прямо с балконов высотных домов в переулки, где бойко торгуют крэком, а умершие от передозировки лежат у себя в квартирах, пока муниципальные рабочие не придут делать ремонт. Но… – Мэй постучал ручкой по карте, лежащей перед ним, – у преступлений на Балаклава-стрит есть особая черта: они продуманы заранее. На наш взгляд, все это началось случайно, потом переросло в план, а теперь находится в стадии импровизации. Когда человек начинает импровизировать, он часто совершает ошибки. Но мы не можем позволить себе ждать этой ошибки, когда под угрозу поставлены жизни людей.

– И что же вы собираетесь делать?

– Мы с Артуром изучили вопрос под разными углами. Думаю, теперь единственный способ найти ответ – объединить наши усилия.

– Вам нужно поторопиться. Завтра Лэнд собирается дать нам какое-то новое задание и утверждает, что остальные дела он просто заберет. Это значит, что ваши находки достанутся городской полиции и вы уже не сможете возобновить расследование.

– Поверь мне, я прекрасно это знаю. – Мэй бросил оставшиеся свидетельские показания в коробку и запечатал ее. – Причем на карту поставлено не только это. Артур в очередной раз лишился уверенности в себе. Он говорит, что если не сможет разобраться с этим делом вовремя, то он просто недостоин работать в отделе. Тогда это расследование может стать для него последним.

40 Здание на костях

– Проходите, проходите, только осторожно – там скрипки.

Невысокая женщина лет пятидесяти, со стрижкой «паж» и пышной грудью, втиснутой в пыльный черный свитер, провела Артура Брайанта в узкий коридор, каждый фут которого был уставлен музыкальными инструментами.

– Мой сын их ремонтирует. С тех пор как его мастерская была продана и переоборудована под квартиры, он продолжает заниматься ремонтом здесь. Я поставлю чайник. На кухне посвободнее. Там мои владения.

Брайант снял фетровую шляпу и посмотрел, куда бы ее повесить. Его взгляд скользнул по гостиной, оклеенной обоями буйной расцветки и заполненной альтами, виолончелями, скрипками, рулонами клееной фанеры и глыбами канифоли.

Миссис Куинтен выдвинула стул и расчистила место на выцветшем дубовом столе. Это могла бы быть ее территория, но она предпочла загромоздить ее так же, как и все другие части дома. Больше дюжины викторианских молочников с сушеными цветами вносили свою пыльную лепту в атмосферу, и без того способную вызвать астму.

– У нас есть козье молоко. Как вы к нему относитесь?

– Прекрасно, – сказал Брайант, сразу же чувствуя расположение к хозяйке. – Ну и кавардак же у вас. Почти как у меня. Но я уверен, вы знаете, где что лежит.

– Конечно, – пожалуйста, называйте меня Джеки, – а иначе какой смысл иметь дом, если не используешь каждый дюйм его пространства? Тогда ты просто отнимаешь его у других. В своем садике я выращиваю столько овощей, что летом отношу целые сумки в приют на Холмс-роуд. Как я поняла, там был пожар?

– Да, и я пришел к вам отчасти по этому поводу. Извините… – Артур извлек из-под ягодиц помятый нотный лист и стал искать, куда бы его положить.

– Ничего страшного, мы используем обратную сторону, чтобы составлять списки покупок. Кстати, нищие художники нередко рисовали на обратной стороне нотных листков – вам это известно? Правда, вы совсем не обязаны это знать. В том-то и сложность моей работы в местном историческом обществе: вечно приходится рассказывать людям то, что им совершенно неинтересно. Современный мир отделил себя от своей истории, мистер Брайант. Только богатые могут позволить себе роскошь помнить прошлое, а мы далеко не богачи. Что я могу вам рассказать? Боюсь, мы занимаемся только этим районом. В Сомерс-Тауне, Сент-Панкрасе и Кингз-Кроссе свои исторические общества, но все мы еле выживаем. Членов у нас мало, и ни у кого нет свободного времени, чтобы проводить исследования.

Брайант почесал крыло носа и задумался.

– Пока у меня лишь смутные предположения. В окрестностях происходят весьма странные события. Моя задача – изучить каждую малейшую возможность, но пока я мало что понимаю. – Он взял кружку с апельсиновым чаем и доверчиво отхлебнул. – Кажется, в этой ситуации вовсе не нужно искать кого-то с мотивом и возможностями. Вот я и подумал – может, ответ находится в самой земле?

– Боюсь, я вас не совсем понимаю, – призналась миссис Куинтен, присаживаясь напротив.

– Этот район – жертва своего прошлого. Люди селились здесь веками: жили, кормились, боролись и умирали возле речных русел, в сырости и нищете, на болотах и курганах из костей. Вы можете забетонировать все вокруг, но не сумеете изменить характерные особенности здешних мест, если только не выселите старых и не ввезете сюда новых жителей.

– Но именно это и происходит, мистер Брайант. За последние два десятилетия улицы заполнились представителями почти всех народностей мира. Характер города стремительно меняется благодаря возможностям массового передвижения и экономической миграции.

– Но мигранты привозят с собой лишь малую толику культуры, унаследованной ими от предков, – возразил Артур. – Недавние эксперименты показывают, что роль воспитания в жизни человека возрастает по сравнению с ролью природы. Первое правило поведенческой генетики гласит: все свойства человеческой личности передаются по наследству, но большая часть этих свойств не зависит от генов или семей. Дети проводят все меньше времени с родителями, а потому подпадают под влияние сверстников. Город быстро берет их в оборот. Если бы одного брата-близнеца воспитали в Стамбуле, а другого в Лондоне, вы бы не поверили, что они братья, увидев их в возрасте двадцати лет.

– Простите, мистер Брайант, но я и вправду не улавливаю сути ваших высказываний.

– Убийца, миссис Куинтен! – воскликнул Брайант. – При всем желании я не могу высказаться яснее. – В устах Брайанта это прозвучало как извинение. – Три местных жителя и один бродяга умерли, а еще один скрывается. Старая индианка, строитель, телевизионный продюсер, бездомный алкоголик. У них нет совершенно ничего общего – кроме местожительства. Это наводит меня вот на какую мысль: на них напали не за то, кто они есть, а просто потому, что они там жили. Тогда я задался вопросом, что такого особенного в этих местах, кроме избытка воды, а потом подумал – может, в нем и дело? Вода поднимается снизу, обрушивается с небес, пропитывает стены домов. Но если дело и вправду в воде, то какую роль она играет? Вот тут я и пришел к вам, чтобы спросить, нет ли чего такого в ваших архивах, что объясняло бы предпосылки для столь жестокого поведения в этих местах. Бывало ли такое прежде? Может, в прошлый раз, когда улицы затапливались?