Книга Комната воды - Кристофер Фаулер

– Нет. Видимо, он исчез с лица земли.

– Мужчины! И что заставляет их вести себя как подростки, едва им стукнет тридцать? Разучились стареть красиво. Куда подевались трубки?

– Мистер Брайант курит трубку.

– Ну, знаешь, всему есть предел. Он такой дряхлый, что годится мне в дедушки. Знаешь, я всерьез убеждена: если бы женщины могли читать карту, сидя за рулем, нужда в мужчинах вообще бы отпала. Ты не думала о том, чтобы переехать?

Вопрос, возникший в хаотичном мыслительном процессе Хизер, застал Калли врасплох.

– Нет, конечно нет. Что за вопрос?

– Просто со всеми этими бедами на улице да с отъездом Пола я подумала, может, ты захочешь перебраться в более симпатичный, спокойный район. Понимаешь, убийца явно живет в этом районе, и он все еще на свободе, правда? Так что трудно сказать, кто может быть в опасности.

– Но ведь ты же сама и посоветовала мне здесь поселиться.

– Да, но это было еще до того, как все испортилось.

– И до того, как от тебя ушел Джордж, – напомнила Калли. – Почему ты не думаешь переезжать?

– О, возможно, я и перееду, когда решится вопрос с разводом. У меня чудесный адвокат – очень симпатичный, еврей, пока еще женатый, но я над этим работаю.

– Хизер, ты чудовище.

– Ты напомнила мне, что сегодня должен заехать Джордж. – Хизер бросила взгляд на часы. – Мне надо вернуться домой – отрепетировать свою арию о жизни в нищете.

Хотя Калли никогда раньше не видела Джорджа, у нее сформировался определенный образ, а потому она была удивлена, увидев, насколько он старше Хизер, когда его черный «мерседес» остановился перед их домом пару часов спустя. Элегантный костюм не мог скрыть, что его владелец явно нездоров: склеротические жилки на его лице ассоциировались у Калли с коронарным тромбозом. Она постаралась отогнать от себя картину того, как он ползает в халате по парижской квартире, и решила сосредоточиться на уборке.

Выгребая из шкафа последние банки с остатками краски, она вспомнила прощальную реплику Хизер – «на свободе» – и попыталась не смотреть в сторону сумрачной ванной.

Ливень, зарядивший в воскресенье с утра, почти не помешал туристам, заполнившим рынки Кэмден-Тауна, но вокруг станции метро «Морнингтон-Кресент» было на удивление спокойно. Дождь барабанил по грабам и боярышнику на Оукли-Сквер, а розовые кусты склонили головы, мечтая о более сносной погоде. Поскольку до объявленного Раймондом Лэндом часа X оставалось около суток, сотрудники отдела особых преступлений сидели за своими столами, уныло разгребая бумаги.

– Кажется, я не по душе мистеру Брайанту, – сказал Джайлз Кершо. – А ведь я изо всех сил старался ему помочь.

– На твоем месте я бы не беспокоился, – утешил Мэй молодого судмедэксперта. – Он со всеми себя так ведет: кажется злобным, пока не познакомишься с ним поближе, а потом видишь, что у него просто трудный характер. Он к тебе привыкнет. Раньше у нас никогда еще не было собственного судмедэксперта. Всем – будь то живое или неодушевленное – занимался Освальд Финч. Артур говорил, что Освальд отвечает за «развалины и другие последствия криминальных действий». В общем, Артур вовсе не хотел тобой пренебрегать. Что тут у тебя?

Кершо аккуратно расстегнул молнию на прозрачном пластиковом мешке, лежащем у него на столе.

– Дэн Бэнбери разбирал тут разные странные вещи, найденные на месте пожара, и передал мне пожитки Тейта. В комнате ничего не осталось, но, судя по всему, там почти ничего и не было, кроме банок от патоки. Я забежал в приют, по-быстрому все осмотреть, и обнаружил, что ящики на первом этаже уцелели. Я попросил разрешения их открыть, но какой-то чинуша, не иначе спец по охране и безопасности труда, отказался дать мне такое разрешение в отсутствие Дэна, и тогда я уговорил одного из пожарных случайно уронить на ящик свой лом.

– О, кажется, Артур тебя скоро полюбит, – с улыбкой сказал Мэй. – Его чувство гражданской ответственности сочетается с такой же нетерпеливостью.

– Тогда, может, его порадуют мои находки. – Кершо извлек из мешка стопку небольших книг в тканом переплете. – По словам служащего, это все, чем владеет Тейт. Он очень заботился о них, о своих «специальных» книгах, а потому договорился со служащими, чтобы книги постоянно хранились в его ящике, – он боялся, что вода доберется и до них. Ему нравилось убеждаться, что с ними все в порядке, каждый раз, когда он там ночевал.

– А ты их уже посмотрел?

– Пока я изучил их только снаружи. Мне надо отчитаться перед Дэном, – как-никак, он отвечает за обследование места преступления.

– Не волнуйся, мы не так строги в плане формальностей. Можно взглянуть?

Первые три тома в голубом тканом переплете были из одной серии и представляли собой весьма избирательную историю английской живописи. Издание увидело свет в 1978 году.

– Печать дешевая, – заметил Мэй. – Бумага скверного качества, а половина цветных иллюстраций плохо подогнана.

На обороте каждого тома была фотография автора, человека лет тридцати, преждевременно осунувшегося, как многие молодые люди, пережившие войну детьми. Четвертая книга оказалась монографией о Стенли Спенсере, вышедшей в 1987 году.

– Необходимо показать это Артуру, – решил Джон. – У него есть один знакомый искусствовед. Книги я верну.

– Думаете, это может пригодиться?

– Любопытная штука – мы думали, Тейт получил свое прозвище в честь патоки. А может, мы ошиблись? Может, он как-то связан с галереей Тейт?

– И что? – Кершо упаковал оставшиеся материалы. – Вы меня, конечно, извините, но принципы вашей работы меня все еще удивляют. Все вы стараетесь избегать очевидных путей. Например, большинство убийц знакомы со своими жертвами. Разве вам не следует опрашивать друзей и родственников, брать у них свидетельские показания?

– Интервью и свидетельскими показаниями занимались Мангешкар и Бимсли, – объяснил Мэй. – Думаю, со стандартными процедурами мы уже разделались. Кстати, вы с Бэнбери так ничего и не нашли на местах преступлений.

– Да, сожалею об этом. Я был уверен, что у Джейка Эйвери мы что-то найдем. Все-таки человека убили в собственной спальне. По словам Дэна, спальня генерирует больше статического электричества, чем любая другая комната, потому что в ней проводят добрую половину суток и в ней много разных поверхностей и покрытий, притягивающих волокна. Но в этом и часть проблемы: избыток материалов из разных источников. Шкаф находится в спальне, значит, через эту комнату прошел каждый предмет одежды. Я не утверждаю, что где-то, среди всех этих волокон, не находится крошечный фрагмент, кожи незнакомца, но пока мы его не нашли. Эдмунд Локар, французский исследователь в области судебно-медицинской экспертизы, говорил, что каждое прикосновение оставляет след. Возможно, это и так, но этот след еще надо прочитать. Мы обнаружили фрагментарные следы ботинок на лестнице, не соответствующие ни одной из пар обуви, найденных в доме, но это все. Мы пылесосом обработали ковер возле края кровати, но там не было ничего сколько-нибудь заметного. Я собираюсь поместить выборку волокон из спальни под оптический микроскоп – нет никакого шанса проверить частицы кожи с лица Эйвери под сканирующим электронным микроскопом, потому что единственный аппарат в нашем районе сдан в ремонт, а очередь на него вселяет ужас. Я все обследовал – двери, подоконники, – ни-че-го. И больше всего меня тревожит, что Балаклава-стрит стала депрессивным участком, – убийства, пожары, исчезнувшие тела и утопления, причем все за один месяц, – а вы с мистером Брайантом при малейшей возможности пускаетесь бродить по самым отдаленным уголкам нашего расследования.