Книга Нефертари. Царица египетская - Мишель Моран

Пасер устало улыбнулся.

— Фараон Рамсес ищет новые политические пути. Если Хаттусили не подпишет, мы предложим такой же договор Ассирии.

— Речь идет не только о военной помощи, — добавила я. — Если какой-нибудь преступник решится бежать и спрятаться в стране хеттов, они должны будут выслать его в Египет. А если хеттский преступник перебежит к нам, мы тоже вышлем его обратно.

Уосерит увидела на папирусе мое имя и посмотрела на меня. Моя подпись стоит на официальном документе! Получается, что я — царица, хоть меня еще не объявили главной женой. Мне хотелось танцевать, кричать об этой новости из каждого окна, но нужно было хранить молчание. Пока Хаттусили не подписал договор, все следует держать в тайне. Зато если он подпишет, весь двор узнает, что на договоре есть моя подпись.

— Вам не помешает поспать, — сказала Уосерит с неподдельной радостью в голосе. — Ночь у вас была трудная… Хотя и очень плодотворная.

— Да, если хетты согласятся, — вздохнул Рамсес, щурясь от рассветных лучей.

Мы последовали совету Уосерит и отправились в мои покои.

Утреннее солнце уже припекало, и льняные простыни показались восхитительно прохладными. Я спросила Рамсеса, не следует ли нам пойти в тронный зал, но он ответил:

— Никого не желаю сейчас видеть… разве что гонца с новостями от хеттов. И тебя.

Рамсес нежно погладил меня по щеке, но тут в двери постучали, и он убрал руку.

— Нефертари! — позвали из-за дверей. Стук не прекращался. — Нефертари, открой! — кричали за дверьми.

Я узнала голос Исет и взглянула на Рамсеса.

— Что же она делает?! — воскликнул он.

— Не знаю. — Я распахнула дверь.

От ярости Исет даже не заметила Рамсеса.

— Это правда? — набросилась она на меня, и я сразу поняла: Рахотеп ей все рассказал. — Рамсес и вправду поставил твое имя на письме, которое послали хеттам?

Я не успела ответить, как Рамсес выступил вперед и ответил:

— Да.

Исет отпрянула.

— Ты же обещал! — прошептала она.

— Исет…

Рамсес протянул руку, пытаясь ее успокоить, но она злобно затрясла головой.

— Нет! Ты обещал… Мне следовало знать, что ты нарушишь обещание — ради нее!

— Я никогда не нарушал обещаний!

На крики Исет у моих покоев собралась небольшая толпа: останавливались проходившие мимо придворные, у стен замерли слуги.

— Нарушил! — не унималась Исет, не двигаясь с места. — В нашу первую ночь ты обещал любить меня больше, чем других. Ты обещал! — вопила она, и глаза у нее сделались безумные. — Ты меня обнимал и…

— Исет!

— И уверял, что нет другой такой прекрасной и соблазнительной женщины. Говорил, что народ меня любит! Но на письме не мое имя, а имя Нефертари!

Рамсес посмотрел на меня — как я отреагирую? Ведь теперь о письме узнают все придворные.

— Иди к себе, — велел он Исет. — Иди к царевичу и успокойся.

— Я не могу успокоиться! — взвизгнула она. — Ты оскорбил меня в присутствии всего двора!

Исет огляделась и вдруг сообразила, что здесь и вправду собрался весь двор. На шум явился и Рахотеп. Он шагнул к Исет, собираясь увести ее.

— Не трогай меня! — крикнула она. — Ты тоже уговаривал его так сделать! Ты притворялся, что на моей стороне, а сам старался возвысить Нефертари!

— Никто ее не старался возвысить, — веско сказал Рамсес. — Нефертари сама себя возвысила. И потому, когда кончатся празднества, она станет царицей.

Рахотеп замер на месте; Исет вдруг успокоилась.

— Ты говорил, что не нарушаешь своих обещаний, — прошептала она. — А как же обещание, данное отцу, — подождать год, прежде чем объявить ее главной женой?

Я затаила дыхание.

Рамсес спокойно ответил:

— Это будет первое и последнее обещание, которое я нарушу.

Исет нечего было возразить, и Рахотеп увел ее прочь.

Рамсес закрыл дверь.

— Совсем не та женщина, на которой я женился… — прошептал он.

Мне хотелось сказать, что Исет все та же и ничуть не изменилась — просто она в отчаянии потому, что ей нечем расплатиться с Хенуттауи.

— Иногда мы ошибаемся в людях, — уклончиво заметила я.

— Как, например, я ошибся с лазутчиками? — Вид у Рамсеса был несчастный. — Лучше предоставлю тебе судить. — Он взял меня за руку и повел к постели. — Это правда, ты ведь знаешь.

— Что — правда?

— Я никогда не нарушал слова. Это первое обещание, которое я нарушу. Через несколько дней в Египте будет новый праздник — на престол взойдет великая царица.

К вечеру все во дворце знали, что я стану главной женой. В Большом зале, где Хенуттауи пила вино с хеттским царевичем, меня окружили придворные, спеша поздравить.

— Я пока не царица, — скромно отвечала я.

Алоли, стоявшая среди других женщин, громко воскликнула:

— Не царица? Да ведь осталось только корону надеть!

Вошли, держась за руки, Пасер и Уосерит, и, когда они подошли поздравить меня, жрица сжала мою ладонь. Я поняла, что борьба окончена — наконец-то на меня перестанут смотреть как на племянницу Отступницы. Везде — на улицах, в тронном зале, на помосте Большого зала — мне станут оказывать подобающее царице уважение. В храмах уже не будут стирать со стен изображения моих акху. Их имена высекут на камне рядом с моим, и они останутся в веках. Когда мои акху вернутся в мир живых, боги их вспомнят.

Уосерит улыбалась.

— Вот и кончено.

— Еще должна быть коронация, — волновалась я.

— А что может случиться?

Она смеялась с искренней радостью, и я вдруг поняла, как редко слышала ее смех.

Появилась Мерит с Аменхе и Немефом на руках; слуги поспешно зажигали сотни свечей, которые будут гореть до глубокой ночи.

Я посмотрела на помост, где стояли троны: что меня ждет впереди?

Хенуттауи сидела с хеттским царевичем, угощала его вином, отпивала из его чаши.

Мерит проследила за моим взглядом и прошептала:

— Она ведь еще ждет платы от Исет. И кто знает, чего она сама наобещала Рахотепу за то, чтобы он ославил твое имя.

— Расплатилась своими ласками; этого, наверное, достаточно.

— Для Рахотепа? — Мерит сложила губы трубочкой. — Значит, она его плохо знает.

Я посмотрела туда, где обычно сидел верховный жрец, но его не было.

Ко мне подошел Рамсес в набедренной повязке с золотыми полосами. Он так и сиял.