Книга Битва за Дарданеллы - Владимир Шигин

С собой Кологривов взял двух мичманов Сафонова и Клемента, да лоцмана-черногорца, который мог немного говорить по-албански. Особой тревоги у капитан-лейтенанта не было. С Турцией еще мир, а потому потерпевшие крушение могли рассчитывать на уважительное отношение и помощь.

До деревни добирались долго, часа три. У околицы навстречу русским морякам внезапно бросились несколько десятков албанцев, размахивая кривыми саблями.

– Учуяли добычу, шакалы! – переглянулись мичманы. – Кажется, будет нам весело!

– Ведите нас к своему are! – не потерял присутствия духа Кологривов.

Албанцы было заупрямились, но решительность капитан-лейтенанта возымела действие и офицеров повели к дому на Цетральной площади деревни.

Ага появился на крыльце, приветливо поздоровался с Кологривовым и пригласил офицеров к себе, но собравшаяся к этому времени поодаль толпа, думая, что начальник хочет присвоить их добычу, ворвалась в дом и, схватив моряков, потащила их в какой-то сарай. У дверей встали несколько подростков с саблями.

– Вот тебе, бабушка, и Юрьев день! – сокрушенно произнес Кологривов, когда опустился тяжелый засов.

– Не Юрьев, Всеволод Семеныч, а дьяволов! – подал голос мичман Сафронов. – Попали так попали!

В завязавшейся драке в доме деревенского аги ему сильно разбили лицо, и теперь, присев на корточки, мичман обтирал кровь рукавом рубахи. Из темноты сарая натужно блеяли козлы.

– Вот и соседи нам для компании! – нервно засмеялся Клемент. – Почти светское общество!

Заточение длилось четыре долгих дня. Пленников почти не кормили, зато то и дело просовывали в окна чьи-то отрубленные головы, крича: – У, рус! У-у, рус!

– Уж не наши ли ребятки? – волновался Кологривов, вглядываясь в мертвые белки глаз.- Нет, кажется не из наших…

Тем временем возглавивший команду корвета старший офицер лейтенант Гогард, видя, что командира нет, решил действовать сам. К действию наших моряков побуждал и голод, ведь спасти с погибшей «Флоры» не удалось практически ничего. Через трое суток напрасных ожиданий команда корвета, вооружившись дубьем и камнями, выступила в поход на деревню.

– Нападем на албанцев, овладеем их оружием и освободим командира! – поставил задачу матросам Гогард.

Те были согласны. Однако, едва моряки отошли на милю от берега, навстречу им показался конный отряд.

– Матерь Божья! Сколь их на нас прет-то! – сжимали матросы в руках свои дубины. – Драка, видать, предстоит сурьезная!

Всадники, а их было никак не меньше пяти сотен, стремительно приближались.

– Помирать, так с музыкой! – объявил Гогард. – Камни на изготовку!

Однако, не доезжая метров пятьдесят до русских моряков, конница внезапно остановилась. Вперед выехал на коне лоцман-черногорец.

– Господина капитана! – закричал он, размахивая руками. – Ту су свои! – Чего, чего? – не понял Гогард.

– Ту су свои! Ту су свои! – не переставая кричал лоцман.

– Говорит, кажись, что это свои! – подсказал лейтенанту кто-то из стоящих рядом матросов.

Лоцман, подъехав к стоявшим с дубинами наперевес морякам, объяснил, что Кологривов с мичманами уже три дня сидит в деревне под замком. Местный ага, боясь, как бы его буйные односельчане не лишили офицеров жизни, послал гонца к владетелю провинции Ибрагиму-паше. Владетель немедленно выслал два конных отряда. Один из них только что ворвался в деревню и освободил командира с мичманами, другой прибыл сюда, чтобы оградить русских моряков от возможного нападения местных жителей.

– Ну и дела! – качали головами наши. – Попали как кур в ощип!

В деревне их встретили освобожденные Кологривов с мичманами, тоже, впрочем, охраняемые, во избежание возможных недоразумений, большим отрядом. Албанцы, стоя поодаль, яростно жестикулировали и громко кричали, возмущаясь, что у них отняли добычу. На них старались не обращать внимания. Оставаться в здешних краях не было особого желания, а потому утром следующего дня команда «Флоры» в окружении конных турок выступила в город Берет, где пребывал в то время Ибрагим-паша.

По дороге пришлось переночевать в полуразрушенном монастыре. Живший там одинокий греческий монах-отшельник немного подкормил моряков.

К Берату команда «Флоры» добралась в канун Рамазана. Усталых матросов сразу же окружила огромная толпа празднично одетых людей. Русских, да еще в таком количестве, здесь отродясь не видывали. У дворца прибывших встречал сам Ибрагим-паша – высокий худой старик в меховой шубе и пестрой чалме. Поклонившись Кологривову, он велел развести офицеров и матросов по домам. Хозяевам было строго-настрого велено не чинить русским никаких притеснений и кормить вдоволь. Но это была чистая формальность, ибо большую часть моряков сразу же разобрали по домам местные греки и славяне.

Накормив и дав отдохнуть потерпевшим кораблекрушение, хозяева жадно расспрашивали о России, русском царе и адмирале Сенявине, слава о котором давно дошла уже и до этих мест. Как водится, не обошлось и без любовных романов. Не один и не два матроса засобирались тут же жениться, но разубедил дальновидный Кологривов:

– Что вам приспичило? Потерпите малость, кто знает, что ждет нас впереди!

Минуло две недели. Все шло своим чередом. Командир почти каждый день навещал Ибрагим-пашу, интересуясь, что слышно из Константинополя, когда и каким образом команде можно будет убыть на Корфу. Губернатор в ответ лишь разводил руками: – Пока никаких известий нет!

– Что ж нам остается, – качал головой Кологривов. – Будем ждать!

– Прошу вас ко мне на кофе! – неизменно приглашал капитан-лейтенанта гостеприимный паша.

Тот не отказывался. Оба, не торопясь, пили кофе, обменивались любезностями.

– Говорят, что наш султан весьма недоволен вашим царем! – тревожно поглядывал на Кологривова Ибрагим-паша. – Как бы не было меж нами новой войны!

– Может, обойдется! – отвечал командир «Флоры». На душе у Кологривова было муторно. Он понимал, что Константинополь молчит неспроста. Пока между Россией и Турцией мир, бояться нечего, рано или поздно, но команду отправят к Сенявину. Совсем иное дело, если начнется война. Тогда уж турки не выпустят никого, а что означает турецкий плен – лучше было не думать.

– Дай бог, обойдется! – говорил сам себе капитан-лейтенант, стараясь до поры до времени никого не посвящать в свои безрадостные мысли.

В один из дней, встретив русского офицера, губернатор был чем-то сильно расстроен но при этом особенно вежлив и предупредителен.

– Между нашими державами вот уж пять дней, как объявлена война, а потому теперь я уже никак не могу отпустить вас на Корфу, не рискуя при этом остаться без головы! – вздыхал он. – Согласно присланной из столицы бумаге, вы отныне уже не гости, а пленники. Впрочем, пока вы у меня, милость моя по-прежнему с вами!