Книга Шанс? Параллельный переход - Василий Кононюк

— Это он, батьку, это он. Услышал Бог мои молитвы, хранил его, спасибо вам — и тебе, атаман, и тебе, Богдан. Не поминайте лихом, казаки. Если родит София, все дитю своему завещаю, если нет — тебе, атаман, всем распоряжаться.

— Не о том думаешь, Керим, за то не журись: о поединке думай.

— Простите, если что, казаки. Даст Бог, свидимся с вами если не на этом, то на том свете, у чертей на сковородках.

Весело расхохотавшись, Керим пришпорил коня и поскакал вниз вдоль пологого склона. Мне показалось, что не только меня, но и всех остальных от его веселого смеха бросило в дрожь. Его противник после короткой беседы поскакал в противоположную сторону. Все потянулись к краю холма занять лучшие зрительские места, понимая, что в долине под его склонами сейчас состоится поединок. Пора было рисковать.

— Сулим, переведи. Всем, кто меня слышит, заявляю, что наш Керим побьет своего обидчика, и ставлю за то своих двадцать золотых монет против десяти монет того, кто примет мой заклад!

И вооружением, и статью Керим уступал противнику, и я надеялся, что кому-то гордость и жадность не позволят терпеть такое явное неуважение. И действительно, нашелся такой, но не тот, на кого я думал. Крымчаки хмуро молчали — видимо, у них лишних монет не было, впритык на выкуп родственников и купца, но Айдар решил вступиться за честь крымского оружия. Он что-то сказал, и Сулим быстро перевел:

— Принимаю твой заклад, мальчик. Тебе монеты не нужны. Скоро и ты ляжешь на землю, которую вы осквернили подлым нападением. Всех вас ждет кара. А пока я ставлю еще десять монет против десяти монет того, кто не верит в победу нашего воина.

Такой шанс заработать десятку нельзя пропустить:

— Батьку, одолжи еще десять монет, сейчас отдам.

— С огнем играешь, не о том думаешь, — недовольно пробурчал атаман. — Откуда знаешь, что Керим победит?

— Видение у меня было.

Иллар скривился, как от кислого, и, видно, с трудом удержался от ругательств.

— Ну, тогда конечно, — с сарказмом вымолвил он. Решив воспринимать эти слова за согласие, тут же громко заявил:

— Ставлю еще десять золотых против твоих десяти! Сулим, переведи.

Тем временем события под холмом начали развиваться по нарастающей, и все замолкли, боясь пропустить хоть мгновение увлекательного зрелища. Между противниками было метров двести. Они синхронно достали луки и начали пристрелку, шагом сближаясь друг с другом. Но после нескольких выстрелов, из которых все Керимовы стрелы нашли цель, звонко щелкая о доспех, а последняя слегка рассекла незащищенную часть левой руки татарина, тот, спрятав лук и защищаясь щитом от Керимова обстрела, наклонил копье и галопом бросился в атаку. Керим продолжал лениво стрелять из лука, не обращая внимания на приближающуюся остро заточенную татарскую пику. Прокручивая все это в памяти, я со временем начал думать, что он просто подманивал его поближе, но это теперь, а тогда…

Когда большая часть зрителей на холме взревела от восторга, ожидая неотвратимого удара, а у меньшей сердце ушло в пятки, конь татарина, получив стрелу в глаз, сделал передний кульбит через голову, а татарин, совершив недолгий перелет, с характерным звуком шарахнулся мордой оземь. Керим, тронув с места коня и достав чекан, не торопясь подъехал к стремящемуся подняться на ноги татарину и обухом чекана прервал эти ненужные попытки, так нагружающие травмированный организм. Я всегда верил, что где-то в глубине души Керим добрый и отзывчивый человек. И всем, кто мне не верит, я буду рассказывать этот эпизод, тронувший зрителей до глубины души. Все собравшиеся в полной тишине наблюдали, как спешившийся Керим, связав татарину руки, легко забрасывает этот неподъемный симбиоз металла и живой плоти на своего коня и шагом уходит в сторону прибрежного леса. Его низко склоненная голова, видимо, внимательно рассматривала дорогу, но я, при всей моей азартности, не бился бы об заклад против тех, кто утверждал, что Керим плакал.

Когда годами идешь к намеченной цели, жертвуя всем, то в конце пути в душе остается только пустота и понимание: цель не стоила и десятой части того, что ты положил на ее достижение. И тогда ты начинаешь понимать глубину истины, заложенную в абсурдном учении йогов: «Делай, что должно, но никогда не желай результата».

Подойдя к Айдару, я громко потребовал:

— С тебя двадцать золотых монет, татарин! Сулим, переведи.

— Я понимаю ваш язык, мальчик. Меня зовут бей Айдар Митлиханов, а какое у тебя имя?

— А меня зовут казак Пылып Вылиззконопель, — важно заявил я. Поскольку у казаков в ходу были прозвища и покруче, понять, говорю я правду или шучу, было невозможно.

— Вот твои монеты, Пылып, а на свой поединок ты тоже будешь заставляться? — В мой мешок упало еще двадцать золотых монет.

— Знамо дело, бей Айдар. Сулим, переведи. Всем, кто меня слышит, заявляю, что останусь живым и невредимым после поединка, и ставлю за то своих сорок золотых монет против десяти монет того, кто примет мой заклад!

— Не надо переводить Сулим. Я принимаю твой заклад. А почему ты так уверен, что жив будешь, Пылып?

Ну и семейка… Этот Айдар — змеюка похуже дяди.

И интуиция развита у него: с полуслова почувствовал, что со мной не все слава богу. Жаль, что так судьба повернула… Видимо, дураков так много на свете потому, что умные слишком часто убивают друг друга…

— А я и не уверен, бей Айдар, но сам посуди: если убьют, то мне монеты ни к чему, а жив буду — стану богаче на десять монет.

Айдар весело засмеялся, но вдруг резко спросил, обращаясь к атаману:

— А как зовут того славного атамана, под чьей рукой ходят такие казаки?

Атаман оказался на высоте. С важным видом он, глядя на Айдара наивными глазами, выдал:

— Так это ж мой сын! И назвали его в честь меня! Так что это мое имя — атаман Пылып Вылиззконопель!

Айдар криво улыбнулся: тут уже и тупой поймет, что над тобой смеются.

Тем временем крымчаки проложили прямо на вершине холма веревку и посредине положили копье. Пора было выходить на бой.

Было холодно, и дул ветер. Раздевшись по пояс и продемонстрировав, что на мне нет кольчуги, надел рубаху обратно, взял в руки самострел, стал на ближний ко мне край веревки. Тишина и покой заполнили меня, мне казалось, что я вижу нас обоих, застывших на разных концах веревки, и зрителей, стоящих с двух сторон, откуда-то сверху, где летают вольные птицы. Какие-то звуки и эмоции звали меня назад, и мне пришлось ненадолго проститься с тишиной. Благоразумно отойдя в сторону от веревки, пока я не готов к бою, увидел встревоженные глаза Сулима: видимо, вид у меня был еще тот.

— Тебе чего, Сулим?

— Татарин спрашивает — как ты его брата убил?

Вспомнил татарин мое обещание и решил с настроя сбить.

— Скажи, нож в глаз воткнул, а он не пережил такого позора — сердце остановилось.