Книга Часовой Большой Медведицы - Сергей Бузинин

— Да уйди ж ты, ламер ущербный! — гном отпихнул писателя коротенькой ножкой. — Винду юзать толком не умеет, а в «Линукс» лезет, как взрослый.

Немного огорченный черствостью и бездушностью гнома, Королев не придумал ничего умнее, как сунуть свой нос в работу Флинта, то есть потрогал пальцем корпус электронного блока. Раздался треск, затем звучный визг, а воздух наполнился запахами паленой шерсти и горелой изоляции.

— Уберите эту жертву исторического материализма с моих глаз долой! — заорал раздосадованный Остап. — А иначе я его в ледниковый период в одних трусах отправлю!

Трое дроу, до этого момента изнывавшие от безделья и взиравшие на происходящие процессы с восхищенным удивлением, обрадовались, что и им нашлось применение. Через несколько секунд любопытный писатель был отловлен и прикован наручниками к стулу, в то время как дроу застыли рядом с ним, то ли почетным караулом, то ли расстрельной командой. В напряженной и непонятной Мишке суете прошло еще полчаса, на протяжении которых никто не решался отвлечь мастера и его подмастерьев от процесса наладки. Даже приехавшие с Витишем дроу, отчаянно завидуя своим коллегам, охранявшим Королева, с трудом удерживали тяжеленную «Гекату» на весу, вполне обоснованно опасаясь, что громкий стук от ее падения на пол неизбежно отвлечет Флинта от работы, повлечет громы и молнии в обрамлении трехэтажного загиба продолжительностью в полчаса. Не говоря уже о вполне вероятном дожде из гаечных ключей и прочих инструментов, и это в лучшем случае. Наконец Остап, громко фыркая, с довольным видом откинулся назад и обвел мастерскую взглядом.

— Все, господа хорошие, машинка к старту готова! — мастер сдвинул на лоб свои очки. — Даже год подходящий подобрал. Ух, и красотища же там… Одна тайга вокруг и тишина… Давайте, что ли, вашего писателя, будем его в прошлое забрасывать…

Услышав фразу Флинта, Королев тихо пискнул и притворился, что потерял сознание, а может и в самом деле его потерял.

— Ося! — окликнул мастера Мозырев, пытаясь внести ясность в ситуацию. — Как говорит наш общий друг Барух Воткин — я таки не живодер, а только гешефтмахер… Королева в прошлое бросать отнюдь не нужно. Нет, не то чтобы я его страстный поклонник, а единственно лишь человеколюбия ради… Мы вот тут кувшинчик притащили. — Александр легонько толкнул ногой, лежащую на полу «Гекату». — Узнаешь? Так надо из этого дяденьки в эту фляжку-переросток черную энергия перекачать, а потом в прошлое и выбросить… Фляжку! Не дяденьку!

— Перекачать, так перекачать, — невозмутимо блеснул очками Флинт. — А так-то мне что «Гекату» в прошлое запулить, что дяденьку, все едино. «Гекату», правда, жальче, я в нее столько сил вложил… Да и энергии она сожрет не в пример больше.

— Вот только как перекачивать, мы не знаем, — чуть виноватым тоном произнес Мишка. — Мы думали, вы что-нибудь придумаете…

Флинт на несколько минут задумался, после чего звонко хлопнул в ладоши:

— А чего тут долго голову ломать? По методу сообщающихся сосудов. Держите его, парни! — кивнул дроу Остап. — Сейчас все сделаем в лучшем виде.

— А что для этого нужно?

— Принцип сообщающихся сосудов знаешь? Надо их между собой сообщить. Тащите сосуд поближе к писателю, если писатель брыкается!

Мастер подтащил «Гекату» поближе к Королеву, установил ее чуть ниже стула писателя — Теперь только нужно, чтобы сей кумир эмо, готов и прочих маньяков, начал злость излучать, хотя бы чуть-чуть, а дальше «Геката» сама из него всю дрянь черную высосет… Только чтобы такого сделать-то? — Остап озадаченно почесал затылок.

— Может быть его пнуть? — предложил Мишка, вспоминая, каким образом Петрович разъяснял ему принципы сбора черной энергии.

— Он сейчас в таком состоянии, что от хорошего пинка, скорее всего, сознание потеряет, — не согласился с Мишкой Игорь. — А слабенький удар не поможет… Есть у меня одна идея, жестоко, конечно, но что поделаешь. Попробуем-ка мы литературный диспут провести, обсудить так сказать, творчество господина писателя… Вы, наверное, согласитесь со мной, Михаил, что более бездарного графоманства вам до сей поры видеть не приходилось? — Витиш повысил голос так, чтобы писатель услышал его слова.

— Вы абсолютно правы, Игорь! — подхватил эстафету Мишка. — Даже такие низкопробные образчики низкого жанра, как опусы Алевтины Красавиной по сравнению с книжонками господина Королева смотрятся прямо-таки шедеврами мирового литературного искусства…

Королев издал возмущенный вопль и попытался встать. Но безуспешно.

— Вторичность его книг, дурной вкус автора, а также отсутствие сколько-нибудь стройной композиции превращают работы господина Королева в пособие для начинающих авторов о том, как писать нельзя! — сообщил слушателям Витиш. — Мне грустно видеть обложки книг господина Королеве на прилавках, потому что их, вообще-то, давно следовало бы изолировать от людей! Сплошной китч, дурновкусие и трансляция больного сознания автора прямиком в головы несчастных читателей! Мишка, твоя реплика!

— Э-э-э… Работы Королева, которые лишь по нелепому недоразумению проходят по разряду «литературы», по аналогии с «гуманитарной катастрофой» следовало бы назвать «катастрофой эстетической»! — экспромтом выдал Мишка и удостоился одобрительного кивка Баюнова.

— Кто дал вам право?! — почти что грозно прокричал Королев. — Меня хвалили! Кактусов! Полухряжников! Даже Кареев! У меня даже премии литературные есть!..

— Твой Кареев даже «Цветочный крест» хвалил! А премии мы твои знаем — награда от спонсора «Королёва бензоколонки!»

— А еще он врет все, — вынес приговор Костя, вызванный Петровичем из отдела. — Оборотни троллям никакие не родственники!

Королев, выслушивая сентенции Игоря и Мишки, возмущенно зафыркал, зашипел и, побагровев, выпучил глаза. Мишка увидел, как по стенкам стеклянной трубки, вставленной в раструб «Гекаты» клубясь и причудливо извиваясь, потек черный дымок, постепенно превращаясь в полноводный поток беспросветной тьмы. Через несколько минут поток стал иссякать, и вскоре движение тьмы прекратилось окончательно. Флинт поднял и понес «Гекату» к машине времени. Королев отдышался, обвел помещение мастерской вдумчивым взглядом, после чего вдруг улыбнулся и произнес:

— А вы знаете, товарищи, я абсолютно с вами согласен. Бездарные по сути вещицы получались. Жуть, муть и сплошной некрореализм. Ведь всегда подозревал, что хрень, а вы мне глаза открыли.

Прерывая благодарную речь писателя, Флинт, до этого момента что-то напряженно выстукивающий на клавиатуре ноутбука, вдруг поднял руку вверх:

— Всем внимание! Готовность десять секунд, девять, восемь…

Осторожно шагнув поближе, Мишка встал за спиной мастера и заворожено уставился на монитор ноутбука, где причудливо изгибались три разноцветные линии. Когда Флинт произнес: «Один, ноль!» линии совместились в единое целое. Шар швырнул в разные стороны сноп искр и превратился, в мерцающий ровным синим светом четырехугольник портала. Флинт, натужно крякнул, поднял амфору «Гекаты» и силой зашвырнул в мерцающее сияние. Четырехугольник озарился серией тусклых молний. В воздухе запахло озоном. Остап с легким сожалением вздохнул, нажал одну из клавиш ноутбука, после чего портал несколько раз мигнул и погас.