Книга Мефодий Буслаев. Книга Семи Дорог - Дмитрий Емец

– Впечатляет! – одобрил львиногривый. – А теперь прощайте! Вы нас разочаровали! Я, признаться, ожидал хорошего представления, яркой игры воображения и впечатляющей резни в финале. Но нет так нет! Вместо шестерых умрут семеро – что ж, разница невелика! Мы изгоняем вас из нашей книги! Нам не нужны такие герои.

Он резко опустил топор, метя в упрямый лоб Петруччо. Тот зажмурился, так и не сумев вскрикнуть. Что-то холодом обожгло ему щеку. Выждав еще секунду, воин открыл глаза – в земле рядом с его виском торчал топор.

Некромаги исчезли. Чимоданов с усилием приподнялся, хотя секунду назад мог пошевелить только рукой.

– Это что за… – начал он и внезапно замолк, поняв, что способен говорить.

Рядом что-то двинулось. К нему подполз Мефодий, после чего неуверенно встал на колени.

– Что ты с ними сделал? – спросил он.

– Ничего! – ответил тот.

– Да? – Буслаев недоверчиво огляделся. – И куда они делись? Телепортировали?

– Навряд ли. Разве только голышом! – Шилов разглядывал сенаторское одеяние Тавлеуса Талорна, валявшееся на земле недалеко от посоха Уст Дункена.

– Так в чем же дело?

Все озирались в недоумении. Мошкин поднял флейту и сидел с ней на коленях.

– Оиуут! – с усилием выговорила Прасковья.

– Чего?

– Иуууаиааппа!

– А, иуууаиааппа! Я на нее и подумал! – издевательски сказал Чимоданов и сел на землю от толчка в грудь. Прасковья в гневе становилась очень сильной.

Расправившись с Петруччо, неудавшаяся повелительница мрака молча ткнула пальцем, показывая на раскисшую от растаявшего льда землю, на которой было что-то нацарапано. Буквы мелкие, наползающие друг на друга, но все же различимые.

«У кого поднимется рука… убить трех бессмертных, всесильных, неуязвимых червяков! Навсегда!» – разобрала Дафна.

– Так это… ты?

Прасковья удовлетворенно кивнула, поднимая руку. На согнутых пальцах поблескивал перстень. Его драгоценный коготь был выпачкан в земле.

– А где же?.. То есть ты хочешь сказать, что… – жалобно спросил Мошкин.

Виктор, соображавший, как и все тартарианцы, очень быстро, уже сидел на корточках и ногтем мизинца тыкал трех тонких белых червяков, которые корчились, свиваясь в кольца.

Варвара не переносила, когда при ней обижают что-то живое.

– Не трогай их, садюга! Стоп!!! Хотя можешь трогать, они все равно всесильны, бессмертны и неуязвимы!

– На глистов похожи! – задумчиво сказал Меф. – Хотя нет. Глисты все же добры, интеллектуальны и романтичны. Ну в сравнении с этими!

Дафна провела рукой по лицу.

– Как-то жарко! – сказала она.

– С чего бы? – удивился Буслаев и сразу почувствовал, что жарко и ему.

Дафна повернулась. Горизонт был ал. При полном безветрии видно было, как отовсюду к ним ползут дымные языки, усиленные снизу черной полосой пламени, изредка дававшей алые сполохи.

– Дождь! – крикнул Чимоданов. – Скорее!

Буслаев посмотрел на ясное небо. Дождем и не пахло.

– Уже не работает. Похоже, балаганчик прикрыли, – сказал он.

Дафна присела, потрогала землю – та была пористой, горячей и какой-то ненастоящей, словно они стояли на картоне. То там, то здесь возникали темные пятна, будто бумагу держали над огнем, который вот-вот должен был проступить.

– Мир сворачивается! – сказала она.

– Почему?

– Не знаю. Хотя нет, знаю… Книга умирает!

– И что делать?

Меф лихорадочно соображал – недавно некромаг произнес что-то важное, на что он поначалу не обратил внимания. Что-то вроде того, что этот мир может покинуть только один из… нет, не так… что-то другое, с похожим смыслом, но другое.

Шилов куда-то помчался. Худой, ловкий как гепард, он бежал, точно стелился по земле. Внезапно остановился, во что-то всмотрелся, сделал резкий скачок назад и опять вернулся на холм.

– Все. Мы отрезаны. Этого мира больше нет, – довольно спокойно сказал он.

– Так быстро? А огонь? – пугливо спросил Мошкин.

– Ты умрешь не от огня, – Виктор ухмыльнулся и дернул головой в сторону, откуда пришел на холм. Перед ними разверзалась пропасть. Мир таял как льдина, горел, растворялся. Земля трескалась, черные пятна на ней были уже сплошными. Самое страшное, что отдельные пятна вспыхивали уже и на коже. Боли не причиняли, но и под ними оказывалась та же чернота, то же сосущее ничто!

Бумага… Горящая бумага исчезающей в пламени книги.

И тут память Буслаева нашарила последний упущенный осколок.

– Берите артефакты! Быстро! – крикнул он, хватая с земли пилум.

– С какой радости? – спросил Чимоданов.

Меф дал ему пинка. Петруччо относился к тому типу людей, что язык жестов понимают лучше слов.

– Шевелись!

Евгеша показал флейту, которую держал в руках. Варвара, догоняя Шилова, спешившего за секирой, пыталась выдернуть из его доспехов захлебывающийся от яблочного сока нож. Чимоданов подхватил свой откатившийся пернач почти на самом краю съеживающегося мира. Пропасть уже подбиралась к нему. Осторожно попятился и поднялся на холм.

– Некромаг оговорился, что артефакты могут покидать этот мир! Значит, и мы вместе с ними! – сказал Меф.

– Ты уверен? – Дафна заглянула в пропасть.

Пожалуй, это была единственная в мироздании бездонная пропасть, потому что другие дно все же имели, пусть и очень отдаленное.

– Да! – сказал Меф. – Бывают ситуации, когда у меня очень-очень много веры. На ней все и повисает. Вперед! Дай мне руку!

Он стиснул Дафне ладонь, занес пилум, метнул его, не выпуская из руки, и следом за ним прыгнул в пропасть. Он падал в пустоту, не выпуская руки Даф – только бы не потерять ее, а все остальное можно пережить.

* * *

Мефодий лежал не на спине, но и не совсем на боку, а как-то довольно неудобно, на каких-то жестких досках или обуви, и смотрел в потолок с яркими пятнами масла и гуаши. Они остались со времен, когда Улита привлекала внимание Эссиорха к своей персоне простым вредительством, учиняемым над его красками. Так продолжалось до момента, пока хранитель ради педагогической профилактики не запер ее в шкафу. Улита сидела внутри, ругалась, но шкаф не разносила, потому что это был ее любимый новенький шкафчик.

Меф знал об этом, однако сейчас пятна не вызывали у него никаких ассоциаций. Он просто смотрел. Где-то неподалеку хлопал холодильник, но опять же Буслаев не понимал, что это холодильник.

Следующим, что увидел Мефодий, был желтый глобус, катившийся по воздуху в его сторону. Эта был живот Улиты под пушистым свитером. Глобус остановился над ним, кто-то склонился, и Меф увидел хозяйку этого географического великолепия.