Книга Пробуждение - Юрий Пашковский

У страха глаза велики. Они испугались призрака Конклава, этого пугала свободолюбивых магов Серединных Земель. Смертные — странные существа. Решили разобраться с проблемой лишь потому, что, если оставить ее, появятся новые проблемы. Как просто. Стоило пригрозить магам расправой Конклава, как близкая и более ощутимая угроза отступила на задний план, уступая место эфемерной и отдаленной (и вообще не существующей). Сива быстро сообразил, что делать. Хотя нет, Вадлар первым упомянул Конклав. А Фетис-то — голова! Если бы не привычка придуриваться, вообще бы был замечательным парнем, хоть и упырь.

Короткобородый попытался еще что-то выторговать, но насупленный вид Вадлара и упоминание первого и второго Номоса заставили его сдаться. На лице короткобородого чародея было разборчиво написано, что он очень жалеет, что портал не был создан до появления Магистра и его компании, сыплющей знаниями Номосов.

«Встаньте в круг… Сконцентрируйтесь… Вот нужные мыслеформы… Теперь направляйте Силу по этим каналам…»

Они все-таки пытались оставить себе хоть немного Силы, пытались припрятать ее, скрыв в глубинах ауры. Уолт бесцеремонно отобрал заначки. Сюсюкаться с чародеями он больше не собирался. Отдавшись в его власть, они превратились в лимоны, которые он мог безостановочно выжимать. Впрочем, делать это боевой маг не собирался, он ведь не чернокнижник или некромаг какой-нибудь.

Воронка почти заполнилась Силой, когда в постоянно сотрясаемом Поле Сил произошло изменение, негативно отразившееся на передаче магических энергий. Пронесшийся по колдовским полям разрыв эфирных связей чуть не разрушил стройную систему подачи Силы, и Уолту теперь приходилось мотаться между подчинившимися его воле волшебниками и восстанавливать связи.

Сомнений не было, кто-то из сражавшейся парочки «бог-упырь — Маэлдрон-Разрушитель» нанес смертельный удар.

Но кто?

Они неотрывно смотрели друг другу в глаза, не скрывая ничего. Оба видели души друг друга — душу живую и душу мертвую.

И в душе живой не было ничего, кроме ярости, клокочущей раскатами гнева и громом неистовства. Эта ярость была готова уничтожить мир, если ее не остановить, залить мир огнем, испепелив все.

И в душе мертвой не было ничего, кроме безумия, расползающегося кляксами сумасшествия и волнами умопомешательства. Это безумие было готово уничтожить мир, если его не остановить, превратить мир в холодную безмятежность, заковав все в лед.

И чем сильнее Золтарус вглядывался в душу Латиэлла, тем сильнее становился запах сожженного мира.

И чем сильнее Латиэлл вглядывался в душу Золтаруса, тем сильнее становилось чувство холода.

Противники, достойные друг друга, ждали, кто первым начнет атаку и допустит ошибку.

Первым не выдержал Маэлдрон. Слишком сильна была память о карлу, от которых остались только кости, слишком много боли приносила эта память. Огненные шары вспухли вокруг Золтаруса, декариновыми протуберанцами очертив вокруг бога-упыря настоящую огненную сеть, которая начала сжиматься, едва появившись. Соединив руки над собой, Латиэлл создал ветвистую белую молнию, которой ударил сквозь огненную сеть, целя в голову противника. Ярость, собранная в эту молнию, злой Силой своей могла обратить в пыль гору.

На миг Золтарусу показалось, что за спиной Лесного эльфа возникли темные фигуры. Высокие, широкоплечие, гордые, они полнились той яростью, что падала на него в виде белой молнии. Словно одобряя действия карлу, они кивнули, вскинув правые руки в приветственном жесте.

Бог-упырь схватился за сеть, огонь потек по ладоням, но он почувствовал только легкое жжение и в два счета разорвал пламенную сеть. И тут белая молния обрушилась на него. Он не ожидал, что ярость Лесного эльфа, ярость простого смертного, пускай и мага, сумеет опалить его. Он не ожидал, что мгновенная боль пронесется по телу, по каждой клеточке, заставив его испытать подзабытое за века чувство опасности. Но эльф сумел причинить ему боль, а это не удавалось даже Вестникам.

Золтарус никогда не слышал о Маэлдронах, а если бы и слышал, все равно бы не поверил, что смертные, пускай и полубоги, сравняются в Силе и Могуществе с богом, пускай и бывшим смертным.

Подзабытое чувство физической боли заставило Золтаруса взреветь. И обрадоваться. Может, Лесной эльф сможет убить его? Может, именно карлу спасет его Народ?

Тогда нельзя сдерживаться. Нужно биться в полную силу, чтобы и враг не сдерживался. Успокой мое безумие, враг! Избавь меня от вопросов! Убей меня! Убей меня в сражении, ибо только так достойно убить Бессмертного!

Он бросился на Лесного эльфа, меняя облик за обликом, беря лучшее от тех трансформ, что были в нем. Кислота и зубастая пасть, костяной хвост и управляемые острые наросты плоти, сжатое пространство и сводящий с ума звук, лапы с крюками и дурманящие иллюзии, ядовитые креатуры и мысли-приказы умереть, жидкий огонь и мертвая вода. Багровые жгуты вспарывали воздух. Щелкал клюв на левой руке. Золтарус не сдерживался.

И навстречу ему яростно засверкали Топосы. Огонь и Ветер, Земля и Вода, Свет и Тьма, Тень и Сумерки, Разрушение и еще большее Разрушение — воющая магия била навстречу богу-упырю, и Сила эта была ужасающей. Золтарус не ожидал столь неукротимого фонтана магической энергии, но только обрадовался сильнее. И захохотал.

В ответ засмеялся карлу — и засмеялись темные фигуры за его спиной.

Огненная ярость и ледяное безумие сошлись грудь в грудь. Три багровых жгута жадно устремились к плоти Маэлдрона-Разрушителя, разноцветье Топосов сжимало в магические тиски бога-упыря. Магия Маэлдрона изничтожала трансформы Золтаруса, трансформы Золтаруса истребляли колдовские удары Маэлдрона. Плотность магии в Топосах была такой, что багровые жгуты двигались в них очень медленно и при желании Латиэлл легко смог бы уклониться от них. Но карлу слишком хотел достать врага, его ярость смела рассудок и знала только одно — убить! Все его естество гнало потоки уничтожающего волшебства на Золтаруса, и обычные чары защитного поля, поставленные Латиэллом еще во время поединка с Вишмаганом, не могли сдержать божественных чар, из которых были созданы Пожиратели Плоти.

Стихии и Начала, объединенные волшбой Разрушения, возведенного Латиэллом в абсолют, врезались в Золтаруса. И та субстанция, что была названа смертными Онтическим Эфиром, дрогнула. Эманация Искры Творения, невидимая, неощутимая и существующая как переплетение потенциальных и актуальных частиц среды Бессмертности ее носителя, всегда стояла на защите Золтаруса с тех пор, как золотая кровь бога и серебряная кровь убога смешались в Диком упыре, дав ей жизнь. Попади бог-упырь в самое сердце родившейся звезды — и она бы защитила его от дикой и почти бесконечной энергии, бушующей в новом светиле. Но когда к Силам, к магии, что несла существование и жизнь, созидание и уничтожение, творение планет и измерений, галактик и реальностей, непрерывные концы Света и начала Тьмы, против которой она всегда могла противопоставить такую же Силу, поскольку была она частью от этой магии, прибавилась ничтожная для таких масштабов воля-ярость смертного существа, о сущности которой Бессмертные знают очень мало, — субстанция Онтического Эфира дрогнула.