Книга Под небом Индии - Ренита Де Сильва
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– У нее мой ребенок!
Привратники смотрели на нее так, словно она была сумасшедшей. Прямо как монахини в приюте. Почему никто ей не верит? Почему никто не видит правду?
«Люди ищут вашего ребенка. Мы найдем его», – заверяли Мэри монахини каждый раз, когда действие успокоительных ослабевало и она начинала рыдать и звать сына.
«Я знаю, где он! – кричала Мэри. – Он с королевой!»
«Ну же, Мэри…»
Она сражалась с монахинями изо всех сил, но они были сильнее. Впрочем, успокоительные погружали ее в оцепенение и позволяли видеть сны. В них Мэри была со своим ребенком и все было идеально. Однако затем его вырывали у нее из рук и Мэри чувствовала опустошение. Она просыпалась, хватая воздух ртом, и монахини пытались ее утешить, а когда им это не удавалось, снова пичкали ее успокоительным, и Мэри проваливалась в забытье.
Так было до вчерашнего дня, когда она, в очередной раз проснувшись и задыхаясь от горького вкуса печали, тоски, потери и злости, услышала шепот служанок, приставленных следить за ней: «Королева отправилась в город, во дворец. Сегодня состоится церемония наречения».
Наречения моего сына. Моего. Но у него уже есть имя – Ричард…
Именно тогда ее злость и ненависть превратились в решимость. Вместо того чтобы кричать от боли и возмущения, Мэри лежала не произнося ни звука. Закрыв глаза и притворяясь спящей, она строила планы. А перед рассветом, когда служанки, сторожившие ее комнату, уснули, она, собрав свои вещи и оставленные вместо ребенка в ее кровати деньги, покинула приют.
Озеро мерцало во тьме. Сиявший огнями дворец отражался в шепчущей воде – огромное, насмехающееся над ней водяное чудовище.
Сад, о котором Мэри заботилась и который любила, растения, за которыми она ухаживала, махали ей на прощание.
Женщина сердито вытерла слезы. Сейчас не время горевать.
Столько ошибок! Столько неверных решений! Но больше этому не бывать.
Пришло время действовать.
До королевского дворца Мэри дошла пешком. Это заняло у нее целый день, но она сделала это – должна была сделать. Там был ее ребенок. Больше никаких успокоительных. Никакого бесцельного лежания в постели. Мэри вернет своего сына. Сите не сойдет с рук то, что она сделала.
По дороге в город Мэри видела крестьян. Некоторые из них жили в хижинах из грязи, другие – под навесами из веток и дырявых сари. Впалые глаза и животы… Сидя в пыли, на нее с любопытством смотрели костлявые дети.
Мэри была в отчаянии, но не осталась без средств к существованию. Она страдала, но в мире были и более тяжкие страдания, пусть в тот момент ей так не казалось.
Приближаясь к городку, она заметила признаки того, что жители готовятся к празднику, как в день процессии, когда она впервые увидела королеву. Но этот праздник был еще более пышным. Флаги и воздушные шары. Приветственные знамена, развевающиеся на ветру. Вереницы роскошных карет и еще более роскошных автомобилей, съезжавшихся к дворцу по холму. Сановники, собиравшиеся на церемонию наречения ребенка, который уже был наречен. Ребенка, которого Сита у нее украла.
И вот Мэри стояла у ворот, в нескольких шагах от своего сына. Дворцовая территория превратилась в подобие ярмарочной площади. Звуки музыки и торжественная атмосфера. Столпившиеся люди пили, ели и смеялись. Обезьяны беззаботно перекликались, не забывая, впрочем, высматривать еду, которую можно было бы украсть. Особо важных гостей провожали внутрь.
– Я думала, на праздник приглашены все, – сказала Мэри привратникам.
– Это так, мемсахиб. Но у вас должно быть приглашение от короля. Оно было отправлено в каждый городской дом. Где ваше?
Привратники были не злыми, лишь грубоватыми. Они просто выполняли свою работу.
– У вас есть дети? – спросила Мэри.
Привратники вздрогнули. Тот, что постарше, ответил:
– Да. Двое.
Она посмотрела прямо на него:
– Тогда, как отец, вы меня поймете. Прошу вас! У королевы мой ребенок. Я хочу увидеть его, всего один раз.
Сита увидела в его глазах жалость и отвращение. Они считали ее безумной.
– Мемсахиб, зачем королеве ваш ребенок?
– Потому что сама она неспособна родить!
– Осторожней, мемсахиб. Такие обвинения равносильны государственной измене.
Привратник помоложе открыл ворота, чтобы впустить богато украшенную карету. Мэри попыталась проскользнуть следом за ней, но привратники оказались проворнее и загородили ей проход. Мэри успела разглядеть накрашенное лицо, увешанные драгоценностями руки и шею.
– Прошу вас! – взмолилась она, но карета уже отъехала.
Мэри ждала, изнемогая от жары. Молоко текло из ее груди, пропитывая платье. После долгой дороги все ее тело было покрыто пылью. Мэри изнывала от тоски и, несмотря на то что у нее были изранены ноги, готова была воспользоваться любой возможностью, чтобы проникнуть внутрь. Но привратники внимательно следили за ней, поэтому она села снаружи и, поставив рядом сумку, стала наблюдать за прибывающими и уходящими людьми, ощущая во рту вкус отчаяния, пыли и горя. Мэри чувствовала ароматы праздника – духо́в и восторга, копченого мяса и сладкой ваты, сиропа и специй. Из дворца доносилась музыка.
Мэри просидела так до наступления темноты; не впустивших ее привратников сменили новые, следившие за ней столь же пристально.
– Прошу вас, – вновь взмолилась она, – впустите меня!
Привратники не обращали внимания на ее слова.
Мэри проснулась среди ночи. Она лежала на каменистой земле. Дворец окутывало золотое сияние. Где-то там был ее сын, о котором заботились посторонние люди, в то время как молоко из груди Мэри стекало на твердую холодную землю.
Сита
Забыть. 1937 год
Сите сказали, что Мэри кричала: «Верните моего сына!»
Она стояла у ворот с утра до вечера. Лиф ее платья был пропитан молоком, юбка изорвана, волосы растрепаны, а по лицу текли слезы.
Еще Сите сказали, что приглашенные во дворец английские сановники с бесстрастными лицами отводили взгляды, делая вид, будто не замечают спектакля, устроенного их соотечественницей.
Горожане, приходившие во дворец, чтобы принять участие в торжествах, собирались вокруг Мэри, удивленные тем, что мемсахиб пала так низко.
«Мы-то думали, что сахибы и мемсахиб не устраивают сцен, – шептались они. – Они не плачут даже на похоронах, лишь стоят столбом. У них даже губы не дрожат!»
«Но эта женщина – другая. Я могу понять ее горе. И сочувствую ее безумию. Когда у моего малыша жар не спадал два дня, я чуть с ума не сошла».
Сите говорили, что горожане таращились на Мэри, пока доносившиеся с территории дворца звуки – счастливый детский визг, крики лоточников – и запах жареной еды и сладостей не становились слишком соблазнительными; тогда люди входили в ворота.
