Книга Миланская Роза - Звева Казати Модиньяни
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вошел Клементе, толкая перед собой столик с кофе и ликерами. За ним вприпрыжку вбежала Аличе. В руках она держала целлулоидную куклу с оторванной ручкой.
— Я разолью, — сказала Роза, поднимаясь с кресла.
— Прошу, синьора, — вмешался полковник, — позвольте заменить вас. Мне это доставит удовольствие.
По тону и по поведению чувствовалось, что Дитмар фон Манштейн прекрасно чувствовал себя в аристократических гостиных.
Клементе, убедившись, что немецкий офицер справляется с кофе, собрался уходить и знаком велел Аличе следовать за ним, но малышке хотелось остаться. Роза знала, что Аличе хочется посидеть с ней.
— Пусть останется, — сказала она Клементе. — Девочка не помешает.
Малышка устроилась у ног Розы и занялась очень важным делом: она пыталась привязать оторванную кукольную руку, которая должна была держаться на резиночке. Девочка очень любила веранду, обставленную бамбуковой мебелью. Ей нравилась эта комната, залитая солнцем даже в холодную погоду. Аличе обожала слушать разговоры взрослых, хотя ничего не понимала: слова пролетали мимо нее, словно стая птичек.
— Надеюсь, вы не будете возражать, чтобы мои доверенные лица собрали сведения о тех, кто будет участвовать в проекте «РЛ-79», — с улыбкой сказал майор Эггер.
Согласие Розы он считал само собой разумеющимся.
— Думаю, отношения между союзниками предполагают взаимное уважение и доверие, — сказала Роза, обращаясь к полковнику.
Она рассчитывала на поддержку фон Манштейна.
— Уважение и доверие не исключают сотрудничества, — осторожно высказался полковник.
— В любом случае я должна посоветоваться с братом.
— Но у вас достаточно власти, чтобы принять решение самой, — ухмыльнулся Эггер, ощерив два золотых зуба.
— Но этого требует элементарная вежливость, — заметила Роза.
— Будем считать, что этого действительно требует вежливость, — сказал эсэсовец.
— К тому же следует посоветоваться с итальянским генеральным штабом, — добавила Роза.
Эггеру это не понравилось. Он как раз хотел собрать сведения о генштабистах для своих секретных архивов.
— Мы еще вернемся к этому вопросу, — сказал он. — А пока подумайте. И я буду вам очень благодарен, если вы сохраните наш разговор в тайне.
Он помешал ложечкой в чашке и отпил глоток.
— Замечательно, обожаю итальянский кофе.
— К сожалению, кофе стал у нас редкостью, — вздохнула Роза. — Немногие могут себе его позволить.
— Ваши сыновья? — спросил майор, показывая на фото Джулио и Альберто, стоявшее на столике.
В его вопросе Розе послышалась угроза, но обстановку разрядило вмешательство Аличе.
— Получилось, получилось! — радостно воскликнула девочка.
Она трясла целлулоидной куклой; ей наконец-то удалось привязать сломанную ручку.
— Умница! — похвалила девочку Роза.
Полковник с явным облегчением воспринял конец разговора.
— А вот тебе приз, — сказал он, протягивая Аличе карамельку в блестящей обертке.
— Можно? — умоляюще спросила девочка Розу.
— Ну конечно!
Малышка взяла карамельку и вежливо поблагодарила.
— Какая хорошая девочка! — вмешался Эггер. — А как нас зовут?
— Аличе, Аличе Д'Урбино, синьор.
Эсэсовец насторожился.
— Это дочка моего лечащего врача, — сказала Роза. — И я к ней очень привязана. Аличе, иди ко мне!
Роза прижала к себе девочку, словно укрывая ее от страшной опасности.
Но Эггер запомнил фамилию девочки; он смотрел пристально, и глаза его стали еще красней.
— Д'Урбино, — повторил он, — фамилия по названию города. Многие еврейские фамилии восходят к названию города.
— Я об этом никогда не задумывалась, — заметила Роза.
Она так прижала к себе девочку, что та даже не могла взять в рот карамельку.
— Значит, ваш лечащий врач — еврей! — инквизиторским тоном заключил Эггер.
Полковник Дитмар фон Манштейн боялся, что такой разговор заведет не туда, но вмешаться не мог: его авторитет и его звание многое ему позволяли, но никто не имел права защищать евреев. Скажи он хоть что-нибудь, эсэсовец нашел бы способ доставить полковнику массу неприятностей. Манштейн промолчал, а Роза в своей стране, в собственном доме, в обществе представителей дружественной державы почувствовала себя перепуганной и растерянной.
— Мой лечащий врач — очень достойный человек, — храбро заявила она. — Прекрасный специалист. И мой друг.
Фриц Эггер встал, подошел к окну, не спрашивая разрешения, вынул сигарету и закурил. По комнате поплыл голубоватый дым.
— Синьора Летициа, — назидательным тоном начал он. — Германия сильна по многим причинам. Одна из них — мы сумели убрать с дороги евреев. Я поражен: здесь, в вашем доме, отпрыск этой жалкой расы!
Указующий перст майора был направлен прямо на Аличе. Девочка почувствовала опасность и прижалась к Розе.
Вдруг ярость эсэсовца сменилась улыбкой. Он подошел к Аличе и зажал ее щечку большим и указательным пальцем так сильно, что глаза девочки наполнились слезами.
— Оставьте ее, — велела Роза.
Эггер не соизволил ответить и продолжал смотреть на Аличе своими мышиными глазками.
Полковник фон Манштейн встал, поцеловал руку хозяйки и сказал:
— Я позвоню вам по поводу нашей следующей встречи.
А Эггер на прощание предупредил Розу:
— Я бы на вашем месте избегал компрометирующих знакомств.
Уже на пороге он нахально уставился на ее живот и спросил:
— А кстати, у вас есть новости о том американце?
Роза покраснела и ответила:
— Я вас не понимаю.
— Если появятся, предупредите меня, — улыбнулся Эггер. — Хотелось бы с ним поболтать. Может, вы не отдаете себе отчет, синьора Летициа, но скоро вас могут призвать к ответу. Вы совершили несколько ошибок. И вот тогда я вам могу очень пригодиться… Повторяю, нам лучше стать друзьями…
Когда немцы ушли, Аличе жалобно спросила: — Почему дядя сделал мне больно?
— Он нечаянно, — солгала Роза. — Скоро пройдет. — И она погладила покрасневшую щечку. — Давай, съешь конфетку.
Роза вспомнила слова Ричарда, сказанные во время их последней встречи: «Германия запятнала себя ужасными преступлениями, каких не знала история. Ты сражаешься не на той стороне, Роза. Евреев в Германии преследуют, арестовывают, загоняют в концентрационные лагеря и убивают. Даже детей».
В окно Роза увидела, как зажглись первые звезды. Здесь, в полутьме веранды, она чувствовала себя спокойно, но странная это была тишина и странное спокойствие. Они предвещали страдания и страх. Такая полная неподвижность иногда бывает перед грозой. Острая боль пронзила тело Розы, и она ощутила муку как молнию, что вспыхивает в долю секунды, пробивая тяжелые от дождя тучи.