Книга Итальянские каникулы - Сьюзен Элизабет Филлипс

— Я живу в чертовом Лос-Анджелесе! Стоит мне войти в клуб или ресторан, как женщины начинают пихать мне в карманы свои трусики! У меня слишком много денег. Я тщеславен и эгоистичен! Я с радостью продал бы свою бабушку за обложку «Вэнити фэр».

— У тебя также грязный рот. Но никто не идеален. Я тоже могу быть излишне чопорной.

— Чопорной? — Судя по виду, он вот-вот взорвется! Рен шагнул к ней, сжимая кулаки. — Послушай меня, Изабел. Ты воображаешь, будто знаешь все на свете. Ну так вот, как тебе понравится такое? Предположим, ты все просекла. Предположим, я пригласил их сюда, изобразил радушного хозяина, только желая показать тебе, что все кончено? До тебя еще не дошло? Могу повторить. Я пытаюсь избавиться от тебя.

— Очевидно, так. — Она не сумела сдержать предательскую дрожь в голосе. — Вопрос в том, зачем столько церемоний? Почему просто не пожелать мне счастливого пути? Знаешь что? Я думаю, что ты испугался. Ну так вот, я тоже. По-твоему, меня так уж устраивают наши отношения?

— Откуда, черт возьми, мне знать твои мысли? Я совершенно тебя не понимаю. Зато знаю одно: когда сходятся святая и грешник — жди беды.

— Святая? — Этого она не выдержала. — Так вот кем ты меня считаешь? Святой?

— По сравнению со мной уж точно. Ты женщина, которой необходимо все разложить по полочкам. Терпеть не можешь, когда хоть один волосок выбивается из прически. Взгляни на меня! Я — воплощенный хаос. И жизнь моя — сплошное безумие, и мне это нравится.

— Не настолько ты плох.

— Но и не сладкий пирожок, сестричка. Изабел зябко обхватила себя руками.

— Мы небезразличны друг другу, Рен. Можешь сколько угодно отрицать очевидное, но это так. — Ее чувства не постыдны, и она не собирается их принижать! Но все же пришлось сделать глубокий вдох, прежде чем продолжать. — Я более чем неравнодушна к тебе. Потому что влюбилась. И это меня определенно не радует.

Он и глазом не моргнул.

— Брось, Изабел, не настолько ты глупа, чтобы не понять, что происходит. Какая это любовь? На тебе крупными буквами написано «Спасатель». В твоих глазах я всего лишь объект спасения.

— Неужели? Кого это я призвана спасти? Ты талантлив, образован и знаешь свое дело. Ты один из самых умных людей. И несмотря на «мыльную оперу», которую ты тут устроил, бабником, распутником и наркоманом тебя никак не назвать. Я в жизни не видела тебя пьяным. Ты прекрасно умеешь обращаться с детьми, хотя, нужно сказать, методы твои несколько необычны. У тебя имеются постоянная работа, признание публики и уважение коллег. Даже бывшая жена осталась твоим другом. Если не считать пристрастия к никотину и сквернословию, я не нахожу в тебе ничего ужасного.

— Где тебе! Ты так слепа к недостаткам окружающих, что удивительно, как тебя еще выпускают гулять без поводка.

— К несчастью, ты боишься того, что происходит между нами. И, не желая разобраться, решаешь вести себя как идиот. Советую немедленно отправиться в ванную, прополоскать рот и вычистить зубы, чтобы избавиться от микробов этой женщины. А также следовало бы извиниться перед ней. Она очень несчастна, и нехорошо с твоей стороны использовать ее подобным образом.

— Господи, Изабел, — прошептал он, закрыв глаза. Сквозь тучи на миг прорезалась луна, отбросив на его лицо угловатую тень. У него было измученное лицо человека, потерпевшего поражение.

— Поверь, то, что происходило там, — довольно привычная для меня сцена.

Она подавила порыв коснуться его щеки. Нельзя ничего решить за Рена. Либо он выяснит все для себя сам, либо не захочет тратить время и силы.

— Прости. Я знаю, как тебе опротивела такая жизнь.

Он издал тихий, почти неслышный звук и рывком притянул ее к себе, но она едва ощутила жар его тела, как его руки разжались.

— Завтра я еду в Рим.

— Рим?

— Говард Дженкс уже там. Определяет места натурных съемок. — Он похлопал себя по бедру, очевидно, в поисках сигарет. — Прилетает Оливер Крейг, тот англичанин, что играет Натана, и Дженкс хочет, чтобы мы порепетировали вместе. Примерки костюмов, пробный грим. Я обещал дать пару интервью. Вернусь к празднику.

До праздника была целая неделя.

— Уверена, что Анна это оценит.

— Послушай… — он кивком показал на дом, — ты этого не заслужила. Я просто… нужно было дать тебе понять, вот и все. Мне очень жаль.

И ей тоже. Куда больше, чем он мог представить.

Глава 22

Глаза Трейси наполнились подстегнутыми гормонами слезами.

— Я поблагодарила вас за то, что вернули мне Гарри?

— Несколько раз.

— Если бы не вы…

— То вы двое договорились бы между собой. Я всего лишь ускорила процесс.

Трейси вытерла глаза.

— Не знаю. Пока не появились вы, у нас не очень-то получалось. Коннор, не дави мячом цветы.

Коннор поднял глаза от футбольного мяча, который он гонял по крошечному саду позади дома Бриггсов в Касалеоне, и широко улыбнулся. Часть двора шла под откос, к ряду домов на другой улице, другая — к остаткам древней римской стены, окружавшей когда-то город.

— Рен уехал сегодня в Рим, — пробормотала Изабел, не зная, чем заполнить ноющую пустоту в душе. — Он хочет избавиться от меня.

Трейси отложила потрепанный детский пиджачок, который тщетно старалась починить.

— Объясните, что произошло.

Изабел рассказала о вчерашней вечеринке.

— С тех пор я его не видела, — добавила она. — Анна сказала, что они с Ларри уехали около полудня.

— А как насчет голливудских паразитов?

— Убрались в Венецию. Памела, кстати, совсем неплохая.

— Ну, если вы так говорите…

Трейси потерла живот.

— Он привык искать легких путей. Поэтому и на мне женился. Единственное место, где он допускает эмоциональный хаос, — это экран.

— Да уж, наши отношения можно назвать сплошным эмоциональным хаосом. — Изабел попыталась улыбнуться, но вышло не слишком удачно.

— Неправда!

— Вы просто не хотите меня огорчать. Он думает, что я его осуждаю, и так оно и есть. Отчасти. И касается только его работы. Я старалась не показывать этого, зная, что несправедлива, особенно потому, что у самой куча недостатков. Но я постоянно тереблю его только потому, что он мне небезразличен. Чаще всего он стоит первым в списке моих приоритетов, и это меня шокирует.

— Уверены, что похоть не заглушила вашего здравого суждения?

— Вы знаете его так долго, что не видите, в какого поразительного человека он превратился.

— Черт, — выдохнула Трейси, оседая в кресле. — Вы в самом деле его любите.