Книга Апокалипсис в мировой истории. Календарь майя и судьба России - Игорь Шумейко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Хоть мы и оказались хорошими программистами, но без «представления», первого слова Игоря Вениаминовича, нас — «пришедших с улицы» — не стали бы и слушать. Потом нас даже оформили совместителями, и так как ЭВМный отдел был лишь в проекте, записали как работников отдела кадров (для «Внешпосылторга» — единственный случай за всю историю). Долго тормошивший меня, и в итоге укравший у меня два беззаботных студенческих года, друг мой вскоре, однако выбрал себе другую стезю, приведшую его впоследствии в Минфин России.
А я свой карьерный потолок нащупал затылком года через два. Партийность. В моем смысле, конечно — беспартийность. Поэтому мои «финляндские наблюдения» и получаются такие — немного «снизу и сбоку». Главным моим достижением стало то, что я сумел вникнуть в шведский стиль «структурного программирования» и в один из дней рискнул объявить (сознавая всю ответственность), что очередное изменение в программном комплексе мы попробуем ввести сами. Успех операции обеспечил мне поощрительно-познавательную командировку в Финляндию, чуть более месяца. Кстати, наше влезание в программный комплекс не было «шпионажем», или даже просто нарушением контракта. Философы с берегов «тысячи озер», видно, так и считали, что рано или поздно это должно случиться, и поток «Приложений к контракту №…»и дополнительных оплат переделки программного комплекса прекратиться. Финны теперь делали ставку на продажи в СССР новых и новых комплектов ЭВМ — так здорово себя зарекомендовавших на таком видном месте! Фокус в том, что клиентами «Внешпосылторга» были ВСЕ… советские VIPы. Даже от Брежнева приходил кто-то, с доверенностью, получал в чеках гонорары за зарубежные издания «Малой земели» и «Целины», и что-то еще строго спрашивал о поступлении сумм… Это запомнилось благодаря парности фактов: а от Суслова лежала бумага, тоже вроде доверенности, но с указанием — его гонорары переводить в пользу какого-то института, кажется, институт «Маркса-Энгельса» (?). Только не подумайте, что привожу эту пару фактов для очередной лобовой критики на Леонида Ильича: вот, дескать, выскребал до копейки, тогда как…
Может, наоборот, человек, сопровождаемый простыми крестьянскими инстинктами, присказками вроде: «Посуда любит чистоту», «Каждую крошку в ладошку»… — это будет и лучше, чем надменный иезуит, себе на уме? (Суслов? Таковым его рисовали в эпоху поздней Перестройки). Жаль только, что у Леонид Ильича не осталось этих инстинктов к 1979 году, когда его вместе со всем сенильным Политбюро обвели вокруг пальца два афганских чабана. Но… может быть, за каким-то порогом старости все инстинкты стираются, и ты не — рабочий, буржуа, крестьянин, воин, правитель… а просто старик. Говорят только у высокоинтеллектуальных людей, ученых — электроны в голове бегают до самой кончины, а тособрание «интеллектуалами» обозвать было никак нельзя.
Как-то мне довелось наблюдать отлаженный финский ритуал «принимания советских начальников», «своих русских» (kotiryssä). В стране приозерных гегелей («Все действительное — разумно!»)есть не только памятник царю Александру Второму на главной площади Хельсинки, Сенатской (как если б у нас на «Красной»), но и «Музей Ленина», кажется, близ Тампере.
Нашу сборную делегацию возглавлял очень большой человек из Совмина, и принимал тоже немаленький финский бизнесмен по имени Калерво, с фамилией достаточно известной в Финляндии. Обязательный «разгонный участок траектории полета» в нашем случае начался в ресторанчике в районе Хаканиемаре. Если я правильно тогда понял пояснения Калерво, хельсинкский район Хаканиемаре весь — собственность Социалистической партии Финляндии, что для меня звучало тогда как-то диковато…
«Синебрюхофф» может не самое главное пиво в Финляндии, но советским гостям его часто предлагают попробовать, с витиеватым апокрифом о происхождении этого славяноязычного брэнда — на закуску. Конечно, начали с него.
Щедрость приема, как я понял, была не только в переменах блюд на столе («заказывай, что хочешь»), но еще и в переменах самих ресторанчиков. Час, чуть более — и мы поднимаемся, бросив прощальный взгляд на снайдерсовый (автор натюрмортов в Эрмитаже) стол, и плюхаемся в машины, потому, что… где-то за Вантаа есть такой рестора-ан…
Днем мы посетили «Музей Ленина», с прилегающим рестораном, а затем, вдогон, ближе к вечеру — еще и музей военной техники. И вот тогда-то я и услышал один очень примечательный обмен впечатлениями.
Наш VIP, уже совершенно заплетающимися полуфразами: Здорово все, К-калерво! Т-только почему у вас все самолеты с ф-фашистскими знаками?!
И тут я вижу: хлебосольный хозяин вдруг понимает, что в голове у нашего VIPa, после Музея Ленина и полутора примерно литров, не считая пива, и других разностей, — «все смешалось», и Финляндия, наконец, произведена им в «братские» или «дружеские» республики… И что ж тут теперь — я прослеживаю взгляд Калерво на злосчастные истребители — возвращаться к исторической справке про Маннергейма с Гитлером, объяснять, что они воевали все-таки на «той» стороне?!.. И, не дав разрастись занудной военно-исторической паузе, Калерво махнул рукой: «A-а! Траф-фейные!»
Еще припоминаю, на свой сторонне-касательный взгляд, я, тогда, кажется, углядел небольшой след одной старинной внутрифинляндской проблемы. Со времен отбития нами у Швеции в 1809 году Финляндской провинции, там всегда оставалось шведское нацменьшинство. 8 — 10 % от общей численности населения, но это было настоящее правящее меньшинство. Интеллигенция, священники, дворянство изначально были — шведы, и процесс вхождения финнов в политический класс общества был очень непрост. И важным свидетельством интеллектуального, духовного роста финнов стало именно преодоление, мирное разрешение этой коллизии. Сравнить только, как мы поступили со своим дворянством, интеллигенцией в Гражданскую войну. (А финский случай был с существенным «отягощением»: правящий класс — другая нация.) Следы этого противостояния сохранились в финском подтрунивании, анекдотах по поводу шведской дворянской гордости. Причем в такой форме, что, на мой взгляд, говорит и о наличии (в прошлом) проблемы, и — о преодолении ее. Один, наиболее приличный из тех анекдотов, я рискну воспроизвести.
— Где-то очень далеко, для выразительности сюжета скажем, в Нью-Йорке, некий господин нанимает проститутку… И в определенный момент своего рабочего цикла процесса «жрица любви» спрашивает: «А ю финиш?» («Ты кончаешь?»). На что господин, гордо расправляя плечи: «Ноу! Ай эм сведиш!!»
Я отлично помню, как в 1980-е, увидав как «made in Finland» завоевывает в СССР очередную товарную нишу, мы повторяли с, непонятно куда направленной злой иронией: «А ведь бывшая наша провинция!». Иногда досылалась и пушкинская цитата «… приют убого чухонца». Так что в истории «холодной войны», крахе коммунизма и СССР, роль Финляндии, «нашей ближайшей соседки», — не только «рог капиталистического изобилия», а первее, важнее даже: волшебное зеркало, подсунутое историей нам под самую физиономию.
Перебирая некоторые громкие или недооцененные факты истории, попеременно удивляешься: то тому, как это мощнейший СССР рухнул в 1991-м, то тому, как это он дотянул до 1991-го.
