Книга Феномен куклы в традиционной и современной культуре. Кросскультурное исследование идеологии антропоморфизма - Игорь Морозов

Иногда кукольные игры „в свадьбу“ по описанию практически не отличаются от игр „в гости“. „„В свадьбу“ играли, пели кто чаво, играли. Ну, просто или подруги, ну, или свою – „жених“, а эта „невеста“, и вот две куклы, и всё. Просто поиграешь, и всё… А как? Вот у неё там маленька эт куколка, моя куколка, и вот так вота: они ко мне, я к ним ходили. Да. Как, вроди, подружки. Чаво раньше было? Ага. И ходили, и гуляли, и бегали. Батюшки!..“ [ЛА СИС, с. Юлово Инзенского р-на Ульяновской обл.].

Встречается мнение, что подобного рода игры – приобретение новейшего времени, следствие „порчи нравов“ и „развращения молодежи“. „Вот ихнее поколение, вот здесь, во дворе [имеются в виду приходящие к информантке заниматься художественной лепкой девочки младших классов] уже более развязное, знаете. Вот их уже интересует половой вопрос, понимаете? Вот. Как-то, если они укладывают куклу спать, то чтоб мальчик с девочкай обязательно лежали. Я говорю: „Любочка, нельзя так! Ну, это же мальчик, а это девочка, что ты“? – „А-а, Софья Константиновна, пусть спят, пусть спят вместе!“ Понимаете?..“ [ЛА МИА, с. Пушкино Добрынинского р-на Воронежской обл.]. Между тем изучение источников показывает, что ролевые и кукольные игры „в свадьбу“ вполне традиционны. В собрании РЭМ находится коллекция кукол для игр „в свадьбу“ и „в сено“ из Архангельской губ. И. И. Баранова и Л. Ф. Голякова, описавшие эту коллекцию, которая поступила в музей в начале 30-х годов прошлого века из фольклорного кабинета Ленинградского отделения Государственной академии искусствоведения, отмечают, что „тряпичные куклы изготовлялись обычно самими детьми при помощи взрослых и нередко передавались от старших к младшим. В коллекции преобладают куклы-женщины и сравнительно мало кукол-мужчин. Куклы-дети – это, в основном, запеленатые „ляльки“, отдельно или на руках у кукол-матерей. Изготовлены эти игрушки в основном из тканей (лоскутов, тряпок), но для их основы использовались и другие материалы: дерево (бруски, ветки, стружка), солома, глина, бумага, перо, папье-маше, пакля, песок“ [Баранова 1991, с. 14].

Как пишет И. М. Левина, игры с куклами „в свадьбу“, „в метище“, „в бесёду“ и „в похороны“ „являются играми типовыми, бытующими в Покшеньге. В них перед нами проходит быт взрослых в своеобразной передаче его детьми. Рассматривая данные игры, мы видим, что дети останавливают своё особенное внимание на моментах, наиболее насыщенных движением и изобразительностью. Так, в ‹…› „свадьбе“ много внимания уделяется передвижениям кукол, поклонам, здорованью за руку, „захватыванию накрест“ во время причитания, шумным катаниям поезда жениха по избе и т. д., – одним словом, всей динамике игры.

[Свадебные] посидки, вероятно, являются одним из наиболее интересных моментов игры: им было уделено больше всего внимания. Они насыщены движением. Здесь много действия, мало лиц, участвующих активно. На мой вопрос, предложенный Але [одной из девочек, от которых И. М. Левина записала игры с куклами – прим. И. М.], на заваленке: „Как происходила свадьба ее куклы Натальи Николаевны?“ – девочка ответила: „Были посидки“ – и начала изображать свадьбу именно с этого момента. С очень большим оживлением происходит и венчание, как центральный момент свадебного обряда, также вполне насыщенный изобразительностью: тысяцкий меняет колечки, брачующимся надевают венцы, они ходят вокруг аналоя, прикладываются к бревнам стены, заменяющим иконы. Кукле-„молодке“ надевают повойник, заплетая косы по-бабьи. Венчанье дается только несколькими штрихами, в его наиболее ярких и динамичных моментах. В „девишнике“ и „приезде жениха“ берутся опять-таки моменты наиболее изобразительные: „приношение приноса“ и „благословление хлебом“. Во время пира у жениха, „княжого стола“, берется только один момент: обряд с кашей, где хозяйка кланяется, угощает каждого в отдельности, где все целуются, смеются, где все полно веселия и шума“ [Левина 1928, с. 225].

В играх подобного рода нередко использовались те же самые куклы, которые выполняли важные функции в традиционном свадебном обряде. Так, в рязанской свадьбе обычным атрибутом свадебного застолья были специальные куколки „жениха“ и „невесты“ („барина“ и „барыни“), которыми, в частности, могли украшать свадебный каравай или пирог-„курник“: „Накануне свадьбы – девишник, и у жениха тоже. Привозят курник к жениху круглый, с двумя куклами наверху…“ [Лебедева 1994, с. 31, с. Засечье Спасского р-на Рязанской обл.].

В играх современных девочек от развернутой, многосоставной церемонии традиционной свадьбы обычно сохраняются лишь отдельные ключевые элементы: сватовство, свадебный пир и первая ночь. „Котик (мягкая игрушка) „любил“ куклу и собирался на ней „жениться“, а ее „мама-чукча“ (тоже кукла) была против. Котик „переспал“ с ней и она согласилась на „свадьбу дочери“ (то есть имитацию полового акта с игрушками)“ [Борисов 2002, с. 142]. В ролевых играх „в свадьбу“ и „в семью“ куклы используются для изображения беременности и родов. „Играя „в семью“, мы часто имитировали роды. Я ложила под платье куклу и ходила так какой-то промежуток времени, затем я начинала кричать якобы от боли. После чего я ложилась на кровать, продолжая кричать, и при этом раздвигала ноги, чтобы „ребенок“ мог „родиться“. А подруга в это время вытаскивала „ребенка““ [Там же, с. 138]. Подобные игры помогают детям эмоционально пережить важные для их личностного становления эпизоды будущей „взрослой жизни“: вступление в брак, беременность, роды, уход за ребенком.

Можно предположить, что игра „в свадьбу“ с куклами имеет магический смысл, вполне осознающийся самими участниками. При этой игре дети не только испытывают себя в роли „молодоженов“, но и фактически используют игру в качестве имитативной магии, стремясь повлиять на последующий ход событий.

Для понимания обрядовых истоков детских игр с куклами не менее важны игры с имитацией похорон. Некоторые их типы имеют прямые аналогии в ритуально-обрядовой практике. К ним, например, относятся игры с захоронением мелких животных. „Это дети, это внуки мои делали. Да. Эту птичку хоронють. Эта вот особо [=указывает на внучку] да Алексеев Серёжка черядили вот [чередить – „проказить, прокудить“ – Даль 1882а, с. 591, курск.]. Вот теперечко тут вот когда собярутся и вот это черядили: на гору пойдут, похоронют там яе и поставют могилочку. Сделают крестик и там всё сделают – похоронили эту птичку. Да. Так вот: „Ты такая птичка! Тебе нужно крестик поставить…“ Могилочку сделают. Это же детство. Детство… [А потом] бросют: сёгодня делают, завтра забыли. Это же дети! Да…“ [ЛА МИА, д. Тигинёво Трубчевского р-на Брянской обл.]. В некоторых случаях животное специально умерщвляли перед игрой. „И „похороны“ делали. Вот там задушим ящерку или чё-то там. Ну, то ящерку, то лягушку. И это-то „похороны“ у нас, хороним. Несём на палочках: носилки сделаем – несём же хоронить!.. Поприделаем и несём, бывало. Это „кладбище“ отдельно сделаем, там хороним, туда всё время. Сколько у нас там играем, и всё мы туда носим хоронить. Крестики ставим – из палочки наделаем крестики. И ящерку там похороним, лягушку… А кто там и приговаривали точно так, [как взрослые]. Это раньше же приговаривали и плакали…“ [ЛА МИА, ст. Галюгаевская Курского р-на Ставропольского края].

У кубанских казаков дети хоронили тряпичных кукол: оплакивали их как настоящих покойников и зарывали в песок. „Вроде где-то кладбище – у песок. Возле каждого двора песок был. Крестики делали из камыша: камыш вот так расколешь, вот так [=поперек] положишь – и в бугорочек… Детей хоронили, детей, не родителей! „И ты, моя доченька, и ты, моя хорошенька!.. – причитывали так. – И зёрнышко, и солнышко…“ – так старики причитывають, и мы же тоже слушаем…“ Затем устраивали поминки, ели „пышечки“ из песка („написаем, возьмём замесим – и пышечки“). В конце игры куклы вырывали („Когда кончится игра, пойдём повытащим…“) [ЛА МИА, ст. Барсуки Невинномысского р-на Краснодарского края].