Книга Белые велосипеды. Как делали музыку в 60-е - Джон Бойд

Сэнди и Ник относились друг к другу с уважением, но делали это издалека Сэнди не могла установить с Ником личный контакт, а сам Ник был с ней замкнут так же, как и с большинством людей. Оба они были англичанами до мозга костей; но то, что могло показаться лишь нюансом в различии между средним классом из пригорода и верхушкой сельского и колониального среднего класса, на самом деле было пропастью. Выходцам из рабочего класса Бобу Сквайру и Дэнни Томпсону было легче общаться с каждым из них, чем им найти общий язык друг с другом.

Им обоим пошло на пользу воспитание и образование, которое пропитало их чувством истории. Сэнди хорошо знала английскую литературу и обожала связь между историей, которую изучала в школе, и древними балладами, которым она учила музыкантов Fairport Convention. Ник вырос, вдыхая атмосферу элитного образования: стихи поэтов-романтиков и поэтов елизаветинской эпохи постоянно окружали его на протяжении школьных лет. Подражатели Ника редко имели представление о культурном контексте, достаточное для того, чтобы осознать, насколько далеко было их текстам до его стихов.

Еще одной пропастью между Ником и Сэнди были наркотики. Она никогда особенно не любила каннабис — для нее это было слишком интровертным. Способом расслабиться для Сэнди был алкоголь, а когда ее жизнь покатилась по наклонной плоскости, ее уверенность в себе на короткое время повышал кокаин. Ник же, насколько я знаю, не отваживался идти дальше употребления гашиша. Но он разделял с Сэнди инстинктивное неприятие умеренности, и бесконечные косячки сыграли в его обособленности значительную роль.

Находясь в студийной продюсерской, я слышал результаты эволюции пристрастий музыкантов в отношении изменяющих сознание веществ — начав с «травки», гашиша и «кислоты», к началу семидесятых они перешли к героину и кокаину. Все препараты, кроме последнего, могут принести пользу, по крайней мере в том, что касается музыки. Но я никогда не слышал, чтобы что-нибудь изменилось в лучшую сторону благодаря кокаину. Как только появлялись белые «дорожки», наступало время заканчивать: после этого музыка могла стать только хуже. Если присоединялся и я, то воспроизведение записанного на следующий день было очевидным свидетельством резкого ухудшения и игры музыкантов, и моей способности критически их оценивать. Подозреваю, что большая волна популярности кокаина объясняет — по крайней мере частично, — почему так много замечательных артистов эпохи шестидесятых в последующее десятилетие записало такие плохие пластинки.

Психологи Тимоти Лири и Ричард Альперт были уволены из Гарварда за то, что не сумели соблюсти профессиональную дистанцию: они обычно отправлялись в «кислотные путешествия» вместе со студентами. Когда я был в Гарварде и у моей подружки началось «плохое путешествие», я в три часа ночи позвонил Альперту домой, и тот спокойно посоветовал поместить ее в теплую ванну, чтобы она расслабилась. К тому моменту, когда миллионы ребят воспроизводили эти гарвардские эксперименты, Альперт решил, что хочет чего-то еще. Он отправился в Индию, где встретил калифорнийца, путешествующего автостопом, который показался ему самым спокойным из всех, кого он когда-либо встречал. Альперт последовал за ним в отдаленную пещеру, где жил его гуру, питавшийся исключительно мхом. Святой человек подробно изложил все, о чем мечтал Альперт после того, как встретился с автостопщиком. Среди аспирина, средства от расстройства желудка и валиума, лежавших в коробочке Альперта, гуру отобрал двенадцать таблеток «кислоты» производства Оусли[251]. Проглотив их, он как ни в чем ни бывало продолжал обсуждать духовные пути. В этой пещере Альперт преобразился в Баба Рам Дасса и больше никогда не принимал наркотики.

Является ли это частью наследия шестидесятых? Тот факт, что после того, как пионеры открыли настежь двери в мир, до того известный лишь на периферии общества, они двинулись дальше, предоставив массам добавить наркотики к бесчисленному множеству тех сил, что тянут наше общество к хаосу и посредственности? Что же касается музыкального наследия шестидесятых — другие поколения решат, окажется ли оно более долговечным, чем у последующих десятилетий столетия. Хотя я мог бы поспорить, что так; оно и есть.

Атмосфера, в которой в то время расцветала музыка, во многом была связана с экономической ситуацией. Это было время беспрецедентного процветания. Возможно, сейчас люди стали богаче; тем не менее, большинство ощущает, что денег у них недостаточно, а время стало даже еще большей ценностью. Предсказание, что самой большой нашей проблемой в новом тысячелетии станет то, как использовать бесконечные свободные часы, появившиеся благодаря компьютерам, оказалось наименее смешной шуткой футурологии. А в шестидесятые и времени и денег у нас было в избытке.

Мои друзья комфортабельно жили в Гринвич-Виллидж, на Гарвард-сквер, в Бэйсуотере, Санта-Монике и на Левом берегу, будучи, по нынешним стандартам, совершенно без средств. Тем не менее, они легко существовали на доходы от редких выступлений в кофейнях или работы на полставки. Сегодня горожане должны лихорадочно увеличивать до максимума свои экономические возможности только для того, чтобы содержать маленькую квартирку в Хобокене, Сомервиле, Хэкни, Кориа-тауне или Бельвиле[252]. Экономика в шестидесятые дала нам сильное послабление, оставив время для того, чтобы путешествовать, принимать наркотики, писать песни и переосмысливать устройство мира Было такое чувство, что нет непреложных истин, что любую жизненную аксиому стоит подвергнуть сомнению. Кроткие постоянно бросали вызов могущественным и часто побеждали — или, по крайней мере, борьба заканчивалась вничью. Студенты, не обремененные долгами, имевшие возможность распоряжаться своим временем, заставили Пентагон прекратить использование американских призывников в качестве пушечного мяса и изменили политический ландшафт Франции.

Закручивание финансовых гаек, начавшееся с нефтяного кризиса 1973 года[253], возможно, и не было заговором с целью обуздать эту опасную разболтанность, но, безусловно, разрабатывалось таким образом, чтобы дать преимущество сильным мира сего. С тех пор цены повысились в сравнении с оплатой отработанных часов, и результаты этого взвинчивания можно видеть повсеместно. Сегодня протестующие напоминают крестьян за воротами замка в сравнении с теми неистово решительными и сплоченными толпами, к которым я присоединялся в шестидесятые. Наша уверенность вырастала из чувства, что значительная часть населения — и средств массовой информации — были с нами, и в этом мы видели, насколько непоколебима мощь нашей музыки и наших убеждений. В нашем восторженном оптимизме мы верили, что «когда тональность музыки меняется, стены города сотрясаются». И мы многого достигли до того, как власти поняли, как использовать для своей выгоды нашу склонность к саморазрушению. Обозреватели правых взглядов до сих пор брызжут слюной от ярости, когда анализируют то, насколько существенно шестидесятые изменили общество. Экологическое движение и движение за права человека, а также за теоретическое равенство рас и полов является только верхушкой большого айсберга. Корни идеалов, которые остаются источником нашей надежды на будущее, лежат в шестидесятых.