Книга Франклин Рузвельт - Георгий Чернявский

Зная любовь американцев к подсолнечнику — и к цветку, и к вкусным семечкам, и к полезному для здоровья маслу — и учитывая, что эта культура широко распространена в Канзасе и даже изображена на флаге штата, сторонники Лэндона назвали его «канзасским подсолнечником», надеясь, что это привлечет голоса избирателей. Рузвельт откликнулся моментально. Он заявил, что Лэндон действительно похож на это растение: он такого же желтого цвета, у него черное сердце, годится он на корм попугаям да и обязательно засохнет до ноября. Миллионы людей смеялись, не обратив внимания на слова по поводу корма для попугаев (их можно было понять и так, что любители семечек названы попугаями), и авторитет соперника мигом упал.

Ему не помогли и публиковавшиеся правыми газетами обвинения Рузвельта в том, что он социалист и даже его избирательная кампания финансируется из Кремля, а в случае избрания на второй срок он начнет террор в отношении своих противников и — о ужас — поставит в Вашингтоне гильотину.

Когда избирательная кампания только начиналась, политические наблюдатели были крайне осторожными в своих предсказаниях. Обе партии рассматривали выборы как своего рода национальный референдум по вопросу, поддерживает ли население Соединенных Штатов Рузвельта и его «Новый курс».

Президента критиковали не только деятели Республиканской партии. Эл Смит и его сторонники также объявили, что «Новый курс» носит социалистический характер, отвергает традиционные американские ценности. В конце концов после некоторых колебаний Смит поддержал Лэндона.

В ожесточенных нападках на Рузвельта были зерна истины. Его считали виновным в раздувании федерального государственного аппарата, в создании огромной политической машины, управляемой из Вашингтона. Действительно, почти каждый принятый по его инициативе закон требовал создания соответствующего органа — разумеется, не министерства, но администрации. Появлялись новые бюрократические подразделения, а бюрократия, как известно, обладает свойством самовоспроизводства. Далеко не всегда президент оказывался способным унять бюрократический разгул, тем более что каждое сокращение штатов и финансирования того или иного учреждения неизбежно порождало новых врагов, раздувавших негативное отношение к нему. В результате именно при Рузвельте выросла гигантская государственная машина, колеса которой подчас вращались вхолостую, а иногда и в противоположных направлениях.

Главным козырем демократического кандидата было значительное улучшение экономического положения страны. В памяти людей были свежи страдания четырехлетней давности. Рядовые американцы мало задумывались об экономической цикличности. Они считали получение работы восемью миллионами человек, увеличение заработной платы в промышленности почти в два раза, мощное строительство, развернувшееся по всей стране, заслугой Рузвельта.

Он вместе с Джоном Гарнером был выдвинут на партсъезде в Филадельфии в конце июня без каких-либо других кандидатов. На огромном поле городского стадиона собрались свыше ста тысяч человек. Утром шел дождь, но это не остановило жителей города, огромными толпами явившихся на стадион. К тому моменту, когда должен был выступать Рузвельт, дождь прекратился, и это сочли добрым предзнаменованием.

Правда, произошла неприятность. Двигаясь к трибуне, чтобы публично согласиться с выдвижением, он неловко повернулся и упал. Ему тотчас помогли подняться. Ударился он не сильно, но листы заготовленной речи разлетелись, и пришлось произнести ее частично по памяти, частично импровизируя. Пожалуй, это происшествие было лишь на руку Рузвельту. Правда, съезд и так полностью был на его стороне. Но в глазах американцев, следивших за предвыборным спектаклем, авторитет демократического кандидата еще более вырос — он подтвердил свою репутацию человека мужественного, не теряющегося в сложных ситуациях.

Речь его была резкой и агрессивной — даже соратники сочли, что Рузвельт слишком остро критиковал крупный капитал, без которого американская экономическая жизнь не могла существовать. Пожалуй, это было самое демагогическое выступление Рузвельта за всю его политическую карьеру, хотя почти во всех его речах элементы демагогии в большей или меньшей степени присутствовали. Он атаковал денежный капитал, который стремился «искалечить реформы», и его защитников-юристов. «Они (банкиры. — Г. Ч.) создали новый деспотизм, одетый в мантии правовых санкций… Роялисты экономического строя соглашаются, что политические свободы — это дело государства, но они утверждают, что в экономическое рабство не должен вмешиваться никто… Эти экономические роялисты жалуются, что мы стремимся опрокинуть американские институты. На что они действительно жалуются — это наше желание отнять у них власть». Громом оваций было встречены заключительные слова речи: «Я принимаю ваше предложение выдвинуть свою кандидатуру, я записываюсь в армию до окончания нашей войны».

Если не считать этой довольно нервной речи, Рузвельт, зная о своей популярности, вел кампанию предельно спокойно. Он запретил своим сторонникам критиковать Республиканскую партию, требуя сосредоточить огонь только на ее высших руководителях, за исключением их кандидата. Сравнения Лэндона с подсолнечником показалось Рузвельту вполне достаточно. Правда, сам он иногда, обнаружив в прессе неудачные или противоречивые заявления Лэндона, остро, а порой и злобно их высмеивал.

Найти же нелепости в выступлениях Лэндона было не так уж трудно. Достаточно привести только один пример — речь республиканского кандидата в Альбукерке, штат Нью-Мексико, где говорилось: «Франклин Д. Рузвельт предложил ликвидировать ваше право избирать своих представителей, обсуждать политические вопросы на улице, участвовать в политических демонстрациях, посещать церковь вашей веры, быть подсудным присяжным и обладать собственностью». Противники Рузвельта говорили, что в случае победы он прикажет повесить на шею каждому американцу бирку с номером, значащимся в списках социального обеспечения, что превратит американцев в нумерованную скотину. Совершенно очевидно, что несправедливость этих злобных инсинуаций была понятна всем непредубежденным людям, даже самым малограмотным.

Впрочем, здесь надо сделать оговорку. Действительно, сразу после выборов по распоряжению Рузвельта Администрация социального страхования ввела номера социального обеспечения (Social Security number), которые присваивались не только гражданам страны, но и каждому человеку, имевшему право легального проживания на ее территории. Печатание соответствующих карточек началось 24 ноября, а 1 декабря первая тысяча американцев их получила. Карточка под номером 000000001 досталась жителю города Нью-Рошелл в штате Нью-Йорк Дэвиду Суини. Введение номеров и карточек упорядочило социальное обеспечение. После Второй мировой войны многие страны воспользовались американским опытом.

По мере того как предвыборная кампания набирала обороты, Рузвельт всё более сдерживал себя. Он решительно отвергал сравнение с левыми радикалами, тем более социалистами, и подчеркивал, что именно его «Новый курс» спас систему частной собственности и свободного предпринимательства в тот период, когда она находилась на грани полного разрушения.

Он стремился показать, что отнюдь не намерен идти на принципиальный конфликт с крупным капиталом, а стремится установить с ним прочный и длительный мир. Хотя после речи на съезде он иногда повторял слова об «экономических роялистах», ограничение капитала не подкреплялось новыми мерами. Когда неугомонный Р. Вагнер внес законопроект о государственном жилищном строительстве с целью ликвидации в крупных городах трущоб, становившихся источником заразных болезней, преступности, наркомании, проституции, Рузвельт прореагировал холодным заявлением, что не относит такое строительство к числу обязательных мер.