Книга Клеопатра, или Неподражаемая - Ирэн Фрэн

В данный момент, если не считать Цицерона, римляне как будто о ней не помнят. Но эта амнезия продлится недолго: кто знает, не придет ли вдруг в голову одному из «освободителей» просто-напросто уничтожить ее и ребенка? И все же паковать вещи еще опаснее, чем оставаться: пусть сейчас у нее мало возможностей для маневра, однако, напомнив о себе, она лишится и этого.

Значит, нужно молчать и терпеливо ждать, решает Клеопатра, как было принято во дворце Птолемеев, где так часто случались заговоры. Пользоваться уроками Флейтиста, методами Цезаря: главное — это хладнокровие, бдительность, коварство, умение маневрировать. И, когда представляется случай, брать то, что плохо лежит, переходить в наступление, укреплять свои позиции.

Надо захотеть вновь встать на ноги. Игра — единственная форма траура, приемлемая для политика, будь этот политик мужчиной или женщиной. И ничего не бояться. В самом деле, что она может потерять — теперь, когда Цезарь мертв? Сына, только своего сына. Этого маленького греко-римлянина, ребенка-метиса, похожего на того, которого родила вдова Александра, его восточная супруга, красавица Роксана. Через несколько лет Роксана и ее ребенок погибли в результате дворцовых интриг. Но она, Клеопатра, примет все меры предосторожности, чтобы у нее не вырвали Цезариона, будет биться за него зубами и когтями. И она не из тех вдов, что позволяют другим распоряжаться своей судьбой, она посадит сына на трон рядом с собой, в Египте, который, пока она жива, никогда не достанется убийцам Цезаря.

Все ее женские надежды, вся сила царицы воплощены в этом мальчике, так похожем на своего отца; и прежде всего ради него, ребенка, едва научившегося говорить, она остается в Риме, самом ненавистном для нее городе. Ради него все просчитывает наперед, ради него окружает себя аурой таинственности, хотя в действительности сама пытается угадать неизвестное: кто из всех этих римлян, живущих по ту сторону Тибра, — Кассий ли, Брут, Антоний, Лепид — сорвет в игре самый крупный куш? У кого из них больше шансов выйти из неминуемых в ближайшем будущем трагических перипетий живым, могущественным?

Нельзя уезжать, пока она этого не узнает. А с трудностями лучше разбираться в порядке их появления. Первая из них — предстоящее оглашение завещания Цезаря. Есть ли там пункт о разделе мира? Кого диктатор сделал своим идейным и политическим наследником? И если он предчувствовал, что будет умерщвлен людьми своего круга, то не указал ли имени того, кто за него отмстит?

В Городе в этой связи упоминают только одно имя: прежнего «начальника конницы», самого верного из сторонников Цезаря, помощника императора как в больших, так и в малых делах, человека, который в эти последние месяцы всюду следовал за ним как тень. Речь идет об Антонии: ему сорок лет (самый плодотворный для мужчины возраст), он обладает несравненным военным опытом, видел и знает все, что касается сражений Цезаря в Галлии, на Востоке, при Фарсале, во время гражданской войны; он в курсе всех маневров сената, инцидентов на Форуме. Ничто, кажется, не может его утомить — ни война, ни баснословные оргии с льющимся рекой вином и множеством женщин.

Но как объяснить его странное бегство после убийства Цезаря, в тот день, когда он не проронил ни слова и лежал, безразличный ко всему, словно новорожденный младенец? Тогда на несколько часов словно приоткрылась другая душа, которую раньше нельзя было разглядеть за первой: душа жалкого существа, скрывающегося под обличьем красавца-гладиатора, душа ребенка, побежденного прежде, чем он начал жить.

* * *

Как бы то ни было, именно по настоянию Антония было открыто (с согласия семьи Кальпурнии) завещание, которое Цезарь составил шесть месяцев назад, в тиши своего загородного имения, на хрупких вощеных табличках, пользуясь грифелем, как любой римский гражданин.

Антоний был уверен в своих правах, уверен, что унаследует после Цезаря и Город, и мир. Это он отдал распоряжение отыскать документ в храме Весты и торжественно доставить к нему домой. Он объявил, что чтение будет публичным, и пригласил прийти на оглашение завещания всех, кто пожелает.

Когда прочли первые таблички, все (в том числе и Антоний) потеряли дар речи: Цезарь завещал свое состояние племянникам и внучатым племянникам, в том числе некоему ничем не примечательному сироте восемнадцатилетнему Гаго Октавию — хилому юноше, которого он несколько недель назад послал к границам Иллирии с поручением подготовить базовый лагерь; исполнительный и ничего не подозревающий Октавий до сих пор находился там.

Ситуация была бы комичной, если бы в конце завещания император не заявил, что, воспользовавшись присутствием нотариуса, усыновил упомянутого Октавия[81]. И ни словечка об Антонии и его друзьях: в завещании они упоминались только как «наследники во второй степени»[82]. Зато каждому гражданину Рима Цезарь оставил по триста сестерциев и подарил народу свои сады.

Выходит, Цезарь перетасовал колоду отнюдь не в пользу Клеопатры. Разумеется, она прекрасно знала, что с точки зрения династических интересов ей нечего ждать от этого завещания: сколь бы могущественным и циничным ни был Цезарь, человек его ранга не мог признать своим незаконного ребенка, родившегося от иностранки, азиатки и к тому же царицы. Но ей и в голову не приходило, что он захочет усыновить эту темную лошадку, какого-то внучатого племянника…

Тем не менее приходилось считаться с фактами: теперь, помимо Цезариона, у него был еще один, законный сын. Октавиан, хотя его связывает с Цезарем отдаленное родство, объявлен его наследником, а поскольку воля умершего священна, отныне он всегда будет защищен аурой императора.

Но хватит ли этому дохляку дерзости, чтобы принять такое наследство? В ситуации, которая сложилась сейчас в Городе, объявить себя сыном покойного диктатора — значит со дня на день ждать собственной смерти. А как представить себе, что имя Цезаря будет носить это тощее, словно жердь, существо, о котором известно лишь то, что оно ненавидит войну и, независимо от времени года, страдает ужасными приступами кашля?..

Итак, в первые часы после оглашения завещания Рим терялся в догадках по поводу выбора покойного: почему он столь очевидным образом обошел Антония? Почему вытащил на свет из мрака неизвестности этого «Молокососа», как обозвал его Цицерон, вечно сморкающегося и кутающегося[83] мальчишку? Только потому, что император переспал с ним несколько лет назад, как уверяли злые языки? Или просто Цезарь решил, что страсть Антония к вину и девкам помешает ему, несмотря на выдающийся военный талант, держать в кулаке Рим и все огромные завоеванные территории? Но все-таки — почему Цезарь выбрал именно этого рахитичного прыщавого юнца? Разве три недели назад он сам не заявил, что не доверяет «хилякам с бледной кожей»?