Книга Миллион Первый - Алла Дудаева

— Неужели ты не понимаешь, какой опасности подвергаешься?

— Я все рассчитал, — ответил он, — сегодня я говорил по телефону полчаса, так что я спокойно могу располагать пятнадцатью — двадцатью минутами. И потом, ты знаешь, как нам нужны эти переговоры.

Я вспомнила, как безрассудно хотел он выехать в Россию на встречу с генералом Стерлинговым перед самой войной, с каким страстным нетерпением ждал Саида из Москвы. Бесполезно его отговаривать.

— Переговоры, конечно, ничего не решат. Россия обязательно их нарушит. Важен сам факт переговоров, факт признания.

Он посмотрел на ветки деревьев:

— Какая поздняя весна в этом году… Как только распустятся листья, мы поднимемся в горы. Все склоны гор будут заполнены цветами, и везде будет слышен птичий гомон.

Действительно, если осенью в Ялхорое так хорошо, как должно быть красиво там весной.

— Знаешь, сегодня утром я загадал, если будет солнечный день, значит в этот день я родился (было 15 апреля).

Солнца не было уже давно, целый месяц стояла холодная, пасмурная погода. Это был первый солнечный день!

Джохар, не поднимая головы, теребил руками цветы.

Я посмотрела на его опущенные ресницы и мне стало его невыносимо жаль. До сих пор он с полным равнодушием относился к своему дню рождения, даже огорчался, когда я приглашала гостей 15 мая (день рождения по документам) и, они с порога, как принято, начинали поздравлять его. Особенно он расстраивался, если они приносили подарки. «Зачем обременять людей», — укорял меня потом, когда гости расходились. Теперь Джохар напоминал мне ребенка, у которого на всю жизнь отняли день рождения. Бледно-розовые цветы на высоких хрупких стебельках прятались в тени деревьев. Я нагнулась и начала их срывать.

— Дуки, а ты помнишь, как мы собирали на пшеничном поле синие васильки, а потом обменялись букетами?

Он отрицательно покачал головой.

— А как ты меня отчитал, когда я пообещала прийти на свидание, а потом не пришла?

— Как ты могла не прийти к такому парню!

Его глаза искрились от смеха, и он широко улыбался. Затем, глядя на мой сконфуженный вид, начал громко смеяться и хлопать меня по спине точно так же, как делал это, когда ласкал детей, крепко прижимая к ней ладони.

Интересно, он действительно все забыл или только притворялся, чтобы меня подразнить?

— Да где ты другую такую жену найдешь? — обиженно сказала я, и начала перечислять свои заслуги (которыми в глубине души очень гордилась): и художник, и поэт, и повар, и секретарь, и завхоз, а может мне еще и мемуары писать придется (кто знает, если бы тогда я не сказала про мемуары, сейчас мне не пришлось бы их писать, получилось, что я невольно пообещала ему это сделать).

— Туристка, спортсменка, комсомолка и, наконец, просто красавица!!! — скороговоркой с жутким акцентом, подражая известному артисту Этушу из знаменитого кинофильма «Кавказская пленница», продолжил Джохар.

— Уник, ты мой, Уник, хотите я вам еще спляшу!..

Больше обижаться я уже не могла, его смех был настолько заразительным, что я начала смеяться вместе с ним, вспомнив еще одну героиню старого советского фильма, Фросю Бурлакову. Наивная деревенская девушка приехала поступать в консерваторию. Исполнив перед ошеломленным профессором громовым голосом, от которого сотрясались стены зала, весь известный ей репертуар и женских и мужских арий, кинулась плясать вприсядку!

Вот так всю жизнь Джохар шутит и смеется и не столько над другими, сколько над собой.

Когда в самом начале его президентства из Москвы полетели во все концы телеграммы-молнии с приказом: «Задержите Дудаева», — он, лукаво поблескивая глазами, рассказывал: «Я теперь политический, как индюк, которого в тюрьму посадили. Его спрашивают: «За что посадили?» «За политику, пионерку в зад клюнул!»».

Наконец мы догнали уазик, но мне хотелось еще погулять. Собирая цветы, я уходила в глубь леса все дальше и дальше. Муса с автоматом шел рядом, охраняя на всякий случай. Джохар начал что-то записывать в блокнот, опираясь на капот машины. Потом он тревожно посмотрел нам вслед и позвал:

— Возвращайтесь, можете наступить на мину.

— Я их не вижу, — растерянно сказала я.

— И не увидишь, сейчас новые появились, похожие на листья деревьев, авиация много их раскидала в горах, если наступишь, сразу ноги отрывает, — со знанием дела пояснил Муса.

Сколько же лет после войны на этих минах еще будут подрываться дети?

Вечером, прямо в комнату, Магомет Жаниев втащил огромного упирающегося барана с длинной черной шерстью: «Тебе, Джохар, подарок на день рождения!» Откуда он о дне рождения узнал? Специально ездил, искал, что подарить, хотел порадовать. Баран отчаянно блеял и лягал Магомета, который еле удерживал его за огромные выгнутые рога. «Жаль резать такого красавца, пусть лучше живет», — сказал Джохар. «Ну, хоть сфотографируюсь с ним на память», — вздохнул Магомет, вытаскивая барана во двор. Через пять минут он принес и подарил Джохару фотографию, сделанную «кодаком»: огромный черный баран смирно стоял рядом с маленьким Магометом, который ради такого случая опять надел свой потрясающий черный кожаный костюм. Загнутые большие рога, поднимаясь на уровень лица нашего друга, закручивались так же замысловато, как и шикарные лихие усы Магомета, только в противоположную сторону. «Ну, ты даешь, Магомет, вот это фотография, вот это подарок! Только не пойму, где тут баран, где Магомет!»

За неделю до 21 апреля снова приехал Шамсутдин Увайсаев, уже в который раз он просил меня и Деги уехать. Охота за Президентом началась, все об этом знали, хотя, я думаю, она никогда и не кончалась. В ту ночь мне приснился самый ужасный сон, который я когда-либо видела. Ночь, я на берегу моря, метрах в десяти от меня — Мовлихан. И вдруг из самой глубины поднимается огромная черная волна и, вздымаясь все выше, идет на меня. Вот она достигла высоты многоэтажного дома, вот уже закрыла все небо. Я пытаюсь убежать, поворачиваюсь к ней спиной, делаю несколько шагов, но понимаю, что не успею спастись. Волна надвигается, как неизбежность, все ближе и ближе, настигает, накрывает меня с головой и отрывает от земли. Сверху сыплется земля, я оказываюсь в черной пустоте, не хватает воздуха, начинаю задыхаться. «Сейчас я умру», — мелькает где-то далеко мысль, уже не относящаяся ко мне. Проснулась от того, что меня будил Дуки, кажется, я задыхалась на самом деле.

— Что с тобой?

— Сейчас я чуть не умерла во сне.

И я рассказала ему свой сон. Потом достала книгу Евгения Цветкова «Счастливые сны». Вот уже четвертый год я разгадывала сны и свои, и Джохара, и не разу не было ошибок в предсказаниях. Вторую часть книги составляла «Бардо Тодол» — тибетская книга мертвых, которую в Тибете читают умершим после смерти. Я посмотрела, что значит «большая черная волна уносит», вышло — опасность смерти для того, кого уносит, «тонуть в море» — опасность для жизни, «задохнуться» — к удаче. Одно другому противоречило. Решила расшифровать этот сон так: «Опасность для жизни, бесспорно, есть, но мне повезет и она минует». Джохар начал рассматривать обложку, на внутренней странице он нашел изображение бронзовой головы Гипноса (450–300 годы до н. э. Лондон, Британский музей). Там же был комментарий. «Интересно, что в греческой мифологии Гипнос — божество сна, сын ночи — был братом смерти». Он принялся тщательно его разглядывать, потом задумчиво произнес: