Книга Китайская цивилизация - Марсель Гране

Не существует подлинной традиции полной передачи власти при переходе невесты к мужу. Его права отнюдь не целиком подменяют права главы родной семьи жены. Женщина переходит из подчинения («цзун») этому главе в подчинение мужу. Несомненно, власть мужа (называемого господином) тяготеет к приобретению, наподобие прав отца, господского характера. Однако же под подчинением («цзун») следует главным образом понимать мысль, что женщина, будучи поражена как бы вечным несовершеннолетием, может занимать положение в обществе только в качестве дочери или супруги. Овдовев, она оказывается помещена под власть («цзун») сына, что совсем не означает, что тот обладает хотя бы малейшим правом ею командовать. Просто он становится, после отца и супруга, своего рода ответственным за нее опекуном. К примеру, мы видим, что отцовское право вынесения приговора распространяется с целью отвести от себя ответственность на замужнюю дочь. Правда, ритуалисты утверждают, что в этом случае происходит ущемление прав и обязанностей мужа. С другой стороны, в передаче прав опеки нет ничего окончательного: дочь иногда возвращается под опеку своих в случае вдовства и всегда при ее отвержении мужем. В праве есть характерное положение, запрещающее отвергать жену, если у нее нет родителей, обязанных принять ее под свою опеку. Отсылка жены происходит в тех же формах, что и свадебная церемония. Отвергаемую жену сопровождает кортеж. Между посланцем мужа и главой семьи происходит традиционный обмен выражениями ритуальной униженности. Их цель – избежать, чтобы разрыв брака вызвал вендетту. Да и в общепринятых выражениях, обязательно употребляемых отцом и матерью выходящей замуж невесты, когда за той приходит жених, нет ничего, что свидетельствовало бы об их отказе или о передаче власти: это лишь обязательные советы, высказываемые дочери для того, чтобы в своем новом положении жены и супруги она не совершила ничего, что бросило бы тень на честь родной семьи и поставило под вопрос ее обязательства. Супруга, передаваемая в качестве возмещения или ради предупреждения вендетты, принадлежит обоим заключающим соглашение семействам. Она же служит залогом, на который заключающие соглашение стороны обладают противоположными правами. Положение, занимаемое супругой, напоминает ситуацию сабинянки, но ясно, что интересы отца остаются для нее важнее интересов мужа. Известны дочери, предупреждавшие отца о засаде, устроенной их супругом. В таких случаях, как мы видели, они спрашивали матерей: «Кто ближе и кто важнее, отец или муж?» – «Невесть кто способен стать мужем, но отец всегда только один», – отвечала мать, у которой совершенно нет сомнений о долге дочери. Но супруга все равно уже почувствовала, как в ней заговорило сердце дочери, ибо – и она это признает – ей удалось раздобыть сведение, которое спасет ее отца, но будет стоить жизни мужу, если только позаботится соблазнить того и «позабавить». Находясь на услужении у мужа, жене надлежит думать, как услужить родителям. Вот почему после умиротворения, достигаемого браком, муж и жена продолжают жить в обстановке вооруженного мира, когда каждый в своих играх старается выгадать у другого престиж в пользу своих. Игры тонкие: следует уметь их вести, не слишком обманывая партнера. Цай Цзи и ее муж плывут на одной лодке и по древнему обряду забавляются тем, что ее раскачивают. Супруга делает это слишком резко, муж не скрывает страха. Он возвращает ее семье, эту слишком любящую риск женщину. Там раздражены, вновь выдают дочь замуж, а между бывшими союзниками вспыхивает вендетта.

Начиная со свадебной церемонии – а начало особенно важно, – все отлажено так, чтобы никто слишком решительно не обошел партнера. Жених обязан лично приехать за невестой. Рядом с домом невесты ему готовили временное жилище, что, вероятно, являлось пережитком тех далеких времен, когда он сначала поступал в услужение к своему будущему тестю. Принятый как гость, он возлагал к ногам тестя дикого гуся и оказывал ему почести, дважды на коленях совершая земной поклон. Ответное приветствие ему не отдавалось, и тесть его не сопровождал, но направляемая дуэньей невеста молча следовала за ним. Рассматриваемый с этого момента как зять супруг демонстрирует в отношении к супруге не меньшую униженность, чем по отношению к тестю. Он подводит брачный экипаж, а затем приглашает жену, показывая ей веревку, подняться в колесницу. Но дуэнья сразу же отвергает это предложение, тогда как выходящая замуж женщина продолжает хранить молчание. Зять трогает колесницу. Но после трех оборотов колеса останавливается и, замененный вассалом, поднимается в другую колесницу. Если в начале им исполнялась роль возничего, то теперь, вырвавшись вперед, он показывает дорогу. На пороге дома он принимает жену, как принимают гостя, и склоняется перед ней, приглашая войти. Прежде чем вместе принять скрепляющую их единство пищу, они, при помощи свиты омывая руки, очищаются. Когда Чунъэр из Цзинь получил в дар от своего гостя, князя Цинь, группу из пяти женщин вместо трех – дар был слишком велик и накладывал слишком тяжкие обязательства, – он к тому же убедился, что одна из этих женщин временно служила женой у его родителя, бывшего в Цинь заложником. Именно она с кувшином в руке помогла Чунъэру совершить предварительное очищение. Воспользовавшись случаем отметить полученный удар и вновь выйти вперед, он дал ей знак удалиться, при этом постаравшись ее обрызгать своей мокрой рукой. Но она «вспыхнула от гнева»: «Цзинь и Цинь одного уровня! Зачем же меня унижать?» Тотчас же Чунъэр, опустив с плеча церемониальное платье, встал в позу пленника. И хотя в группе женщин она была всего лишь спутницей, к этой победительнице в первой супружеской схватке, которая, зайди она слишком далеко, привела бы к мести, сразу начали относиться как к первой супруге. Завоеванный ею авторитет стал ясен позднее, когда в период кровавых столкновений между Цзинь и Цинь, будучи вдовой, она сумела добиться возвращения своему отцу троих захваченных Цзинь в плен доблестных полководцев.

У вводимой в дом супруги продолжает оставаться душа чужого человека. Удаляемая от мужа расходящимися интересами их семейств, она к тому же отдаляется от него в силу сексуальных запретов: освящение брака их ослабляет, но не уничтожает полностью. Домашней жизни недостает тепла из-за скрытых схваток, подстегиваемых чувствами семейной чести и сексуальной гордости. Ее открывает совместная еда, призванная закрепить их единство, но супруги рассаживаются не друг против друга, лицом к лицу, а рядом, бок о бок. И хотя все устроено так, чтобы они чувствовали себя половинами одного целого организма, получается, что они оказываются раздельными половинами. Сидя каждый на своей циновке, они едят одни те же блюда, но не берут их из одной тарелки. По отдельности совершают они возлияния в честь духов, и каждый пробует от подаваемой ему пары легких и от кусков мяса, срезаемых с разных сторон спины от предназначенной им свиньи. Каждый из них получает свое блюдо пшенной каши, свои семь рыб, а после того как они попробовали каждый по три блюда, они пьют – каждый по три раза, причем третий раз – это высшая точка обряда, – из двух половин одной калебасы. Во время еды и питья они церемонно приветствуют друг друга. Теперь каждый из них волен отправиться в отведенную ему смежную комнату, где может раздеться. Когда они встретятся на ночь, у каждого будет своя циновка. Рядом с их спальней всю ночь будут бодрствовать их свиты. Зажигают факелы. Кроме того, факелы горят три дня в доме выходящей замуж женщины. Похоже, только на третий день брак считался совершившимся. Эрудиты указывают, что высшая знать ждала совершения брака три месяца, потому что со знатностью возрастала важность сексуального союза. Дело в том, что такой союз действительно требовал немалых предосторожностей. Во время свадебной церемонии невеста должна скрывать лицо под вуалью. Ни один из обрядов помолвки или бракосочетания не может совершаться при ясном свете дня, а в сумерки. Первые обряды совершаются утром, когда Ян торжествует над Инь, а свадебная церемония – в вечерние сумерки, когда женское начало побеждает мужское. Само слово «сумерки» («хунь») означает также «взять жену». И этим же словом называют родителей жены. Такая многозначность одного слова заставляет предполагать, что в древности брачная ночь проводилась в доме выходившей замуж женщины. Когда жена являлась к отцу и матери мужа, если тот принадлежал к низшей знати, они начинали относиться к ней как к супруге («фу») на третий день. В то же время ее представление предкам мужа происходило только по истечении трех месяцев. Среди высшей знати, как говорят, ожидали три месяца для брачной ночи. Лишь после этого трехмесячного срока жена получала право называться супругой («фу» обозначало замужнюю женщину). Если она умрет раньше, то не будет иметь права среди сородичей мужа на траурные почести, оказываемые супругам. Согласно классическому ритуалу сопровождавший невесту эскорт только по истечении третьего месяца возвращается к ее родителям, и тогда же зять должен нанести своему тестю и теще визит, имевший все особенности прощального. Три дня и три месяца являются для агнатической семьи необходимым периодом для принятия жены в семью мужа. Возможно, они соответствуют испытательному сроку, который некогда должен был истечь, для того чтобы супруга вместе с мужем могла покинуть родной дом. И в том, и в другом случае эта длительность испытательного срока объяснялась трудностями супружеского привыкания друг к другу. В древности новая супруга не начинала работать в доме до третьего месяца, правда, в современных семьях она приступает к работе на кухне на третий день. Также и знатный муж, отправляемый в отпуск по случаю брака, не мог целый год являться ко двору. Раньше третьего года этот пробный период, когда молодожены словно пораженные скверной жили в своего рода карантине и были крайне осторожны в своих первых шагах, несомненно не завершался. Ведь остается глубоко укоренившимся представление, что отвержение жены становится делом действительно серьезным лишь по истечении третьего года семейной жизни. Действительно, мужу может оказаться и мало этих трех лет для того, чтобы соблазнить или завоевать свою жену. Некоторые истории позволяют догадаться, как бывают сложны эти начальные долгие схватки. Одна, правда похищенная женщина, согласилась разговаривать с мужем только после того, как родила ему двоих детей. Другая, выданная замуж в соответствии со всеми обычаями, упорно оставалась немой. Правда, она была красавицей, а муж ее – нет. Но плохо принятому мужу удавалось добиться от жены первого слова и первой улыбки, проявив ловкость на охоте. Это случилось на третий год их совместной жизни. Только после того как супругу удается приручить, эта жизнь приобретает более интимный характер.