Книга Час абсента - Нина Вадченко

— Зачем же тогда она обратилась к Блинову? — опешил Роман.

— Это легкий вопрос. Она знала, что Алекса убила Верунчик, и вы должны были это раскопать. Она делала все, чтобы помочь поискам. Вы с Коротичем хорошие оперативники, рано или поздно добрались бы до убийцы, но Амалия не хотела ждать и довела Верунчика до признания.

— Чего ждать? — тупо спросил Роман. Он не верил ни одному слову Инны и не скрывал своего настроения.

— Ждать власти. Ждать удовлетворения своих амбиций, ждать кайф от исполнения собственных желаний. Это же бешеный кайф. Пойми, она развлекалась, она играла человеческими судьбами, как Бог. Не удивлюсь, если она признается, что чувствовала себя Демиургом. Да она, припоминаю, уже говорила об этом, только я была не готова понять ее слова. Слушала и не понимала. У Амалии после смерти дочери остался один смысл в жизни — разыгрывать народец и подпитываться его страхами, его адреналином, его метаниями.

— Все это чушь! — не выдержал Роман.

— Нет, Ромочка. Амалия больна, ей нужен психиатр. Теперь только я понимаю, что она так и не смогла оправиться после гибели Лики. Все, буквально все, чем занималась Амалия эти десять лет, было посвящено памяти дочери. И выродилась эта деятельность вот в такую мерзость. Лика изучала творчество Эдгара По, так?

— Предположим, — буркнул Роман.

— И пожалуйста: на головы тех, кого знала Амалия, посыпались письма с отрывками именно из Эдгара По. И письмами, которые потрепали немало нервишек, дело не ограничилось. Вспомни, как закопали живьем Серпантинова. Ты же сам его откапывал, ты видел, в каком он был состоянии. Представь себя на его месте! А Верунчик? Она тоже прошла через розыгрыш под названием «Бочонок амонтильядо». Именно такой рассказ есть у мрачного По. Кстати, сейчас проверим и мое письмецо с намеками на смерть и Червей-победителей, которые с удовольствием будут обгладывать мои кости.

Под хмурое молчание Романа Инна стала звонить Василисе Илларионовне.

— Как идут поиски источника? — спросила она.

— Инночка Владимировна, я перечитала все стихи Эдгара По. Мне кажется, я знаю их наизусть, но вашего фрагмента среди них нет.

— Нет, говорите?

— Вот видите, — встрял Роман. — Вся ваша теория лопнула. Ваше письмо другое.

— Мое письмо я уже разгадала, — отмахнулась Инна и продолжила разговор с Илларионовной: — Проверьте, есть ли у нашего писателя рассказ с названием «Лика» или «Ликея». Мне кажется, что у него нечто подобное было.

— Но это же проза, а у вас в письме стихи, — устало, как ребенку, начала объяснять Илларионовна и вдруг закричала: — Как я раньше об этом не подумала! У По иногда встречаются стихи именно в рассказах. Сейчас, сию же минуту проверю. Я перезвоню.

— Жду, уверена, что я права.

— Я сыщик, Инна Владимировна, я привык доверять только фактам, — упрямо гнул свою линию Роман, — только доказательствам. Причем вещественным, которые можно пощупать, увидеть. А у вас, извините, все на уровне чувств, подсознания. Для меня это филькина грамота, а не доказательства. По-вашему выходит, что Амалия свихнулась на почве гибели дочери и стала всех испытывать на прочность. Может, она считает, что Лика покончила жизнь самоубийством, начитавшись Эдгара По? И теперь проводит над всеми эксперименты: кто еще не выдержит и полезет в петлю? Вы это хотели сказать?

— Не так прямолинейно и не так заоблачно, — уклончиво ответила Инна. — Учти, Амалия — фактический владелец конкурирующей фирмы. Она вполне могла разработать план по уничтожению Алекса и его предприятия, чтобы стать на рынке монополистом, единовластной хозяйкой.

— А Серпантинов ей зачем понадобился?

— Возможно, ей приглянулся «Испанский дворик». Амалия любит этот ресторан.

— Ну а вы? Зачем вам подсовывать голубые конверты?

— Не знаю. Я не на все вопросы знаю ответ. Скорее всего, я единственная из ее окружения, кто помнит Лику… Впрочем, не знаю. И еду, чтобы узнать.

— Так она нам все и скажет! Доказательств у нас никаких. Одни психологические заморочки…

— Есть одно вещественное доказательство, дохлое, но осязаемое.

— Какое? — заинтересовался Роман.

— На моем письме эксперты нашли частички сигарного пепла. Помнишь? Я, грешная, сразу заподозрила Анастасию Назаровну, матушку моего Серпантинова. Уж очень я ей не нравлюсь. У меня так обида кипела внутри, что я и не раздумывала долго, кто еще курит сигары. Напустилась на того, кто больше всех насолил. А ведь Амалия тоже сигары любит.

— Согласен. Это единственное нормальное доказательство, но действительно дохлое. Сигарного пепла кто угодно мог подсыпать. Так что остаются только туманные навороты…

— Я и не считаю его доказательством, — отмахнулась Инна, — для тебя говорила. Мне и так ясно, что это Амалия, Ромочка, именно потому, что у нее больна душа. Знаешь, такие люди иногда сами хотят, чтобы кто-нибудь догадался об их злодействах. Может, угрозами она хотела меня подтолкнуть к ее разоблачению? Она надеялась, что я умнее и соображу значительно раньше. Но я оказалась такой тупой, что меня пришлось подстегивать угрозой еще одного розыгрыша. То есть мне изначально был предназначен пьедестал Фемиды, и она, как могла, воздвигла его, а я взбрыкивала и никак не хотела на него взбираться.

— Нет! — заорал Роман, вконец запутавшись. — Это слишком заумно для моих мозгов, пощадите, Инна Владимировна!

— Мало того, Романчик, я могу предсказать сценарий нашей встречи, — безжалостно продолжала Пономаренко. — Мы приедем, а она уже абсолютно готова к нашей беседе. Ее признание будет коротким и болезненным, а потом…

— Что «потом»?

— Потом? Потом мы умрем. Может быть, и Амалия вместе с нами, — тихо сказала Инна, и Роман подскочил на сиденье как ужаленный.

Мало того, они и не заметили, что водитель такси не на шутку увлекся их содержательным разговором и на последних словах Инны от неожиданности резко вильнул в сторону. Не часто встретишь пассажиров с такими дикими заявлениями.

— Ну вы, блин, даете! — выругался он. — Артисты, што ли? Роль репетируете?

— Артисты, шеф, артисты, ты давай рули и не отвлекайся, — отбрил его Роман.

Зазвонил телефон и ненадолго разрядил обстановку. Действительно ненадолго — пока Инна не закончила разговор.

Звонила Василиса Илларионовна и сообщила, что Инна была права. Есть у Эдгара По рассказ с названием «Лигейя», и именно оттуда взят отрывок стихотворения:

И, вставая, смятенно изрек

Бледнеющих ангелов рой,

Что трагедия шла — «Человек»,

В ней же Червь-победитель — герой.

— Вы не могли бы кратко пересказать его? — тихо попросила Инна.

— Да, конечно. Красивую, умную, загадочную деву по имени Лигейя полюбил молодой человек и назвал ее своей женой. Но счастье их было недолгим. Она умерла. Но перед смертью она сочинила стихи, вы догадались, что именно они были присланы вам, Инночка Владимировна, в письме. Молодой человек был безутешен до тех пор, пока не встретил другую женщину и не полюбил ее. Но вскоре и эта жена стала чахнуть и при странных обстоятельствах умерла. Он рыдал над ее телом в склепе целую ночь, а под утро покойница, укрытая саваном, вдруг встала, муж взглянул на нее и вдруг увидел черные, томные, безумные очи своей потерянной любви — госпожи Лигейи.