Книга Фата-моргана - Евгений Шкловский

Н. бродила по горам и весям, делала разнообразные упражнения, сидела в позе лотоса, тосковала, погружалась в нирвану, испытывала сатори, наслаждалась крымскими ландшафтами, безлюдьем, тишиной, могла бесконечно любоваться морем, созерцать рассветы и закаты, слушать шум волн, снова делать всякие упражнения, дышать, дышать, дышать, погружаться в струи эфира, сливаться с космическими вихрями и ритмами, насыщаться праной, трансмутировать энергии, гармонизировать потоки, открывать чакры, – одним словом, проникаться совсем иной, необъятной и чудесной, мировой вселенской жизнью, которая, ясное дело, не могла не изменить ее.

Надо заметить, что почувствовала она себя по-другому довольно скоро – исчезли усталость и придавленность, так угнетавшие в городе, настроение установилось ровно-просветленное, появилась и с каждым днем стала расти энергия, а главное, появилась уверенность, что все будет хорошо…

А что, собственно, хорошо?

Ну да, то есть все вернется на круги своя: Ф., увидев в ней женщину – пусть и не молодую, но и не старую, даже и не пожилую, просто – женщину, снова испытает к ней прежние чувства. И тогда вновь вернется то, что осветило ее жизнь пусть запоздалым, пусть поздним, но таким полным женским счастьем (с материнским отчасти оттенком).

Сначала уверенность эта была связана с тем самым образом, какой ей привиделся в ту переломившую ее жизнь ночь. Порог в жилище Ф., где она, кстати, так ни разу и не побывала, Н. теперь так и понимала – как момент перелома, как грань между тем, прежним состоянием (неправильным) и состоянием нынешним (правильным). Что-то вроде вечной женственности ей чудилось, белоснежное развевающееся одеяние (вроде свадебного платья) на ветру. А какой прилив энергии она испытывала – такой, кажется, не было и в молодости – без устали, подобно антилопе, могла носиться сначала по осенним, а потом и зимним крымским просторам, взбираться на горы, прыгать по скалам, даже окунаться в холодную морскую воду.

Вечерами же она перечитывала в своей клетушке, снятой достаточно дешево и где было весьма прохладно, несколько наиболее приглянувшихся ей книжечек с методиками очищения организма, иногда пила настоянный на всяких полезных травах чай с хозяйкой-старушкой, которая относилась к ней как к столичной чудачке и которой она помогала по хозяйству. Иногда, случалось, ей становилось скучновато, иногда тоскливо, но утром, с нежным крымским рассветом это проходило и даже в пасмурные дни ее переполняла легкокрылая радость бодрости и прекрасного самочувствия.

Первое время своей новой жизни она сознательно отказывалась смотреть в зеркало – своего рода аскеза, которую она для себя избрала, но спустя месяц все-таки позволила себе заглянуть туда и была поражена: такой перемены она, если честно, не ожидала. Дело было даже не в том, что кожа на лице посмуглела, подтянулась и разгладилась, а черты словно стали тоньше. Нет, появилось еще что-то – в выражении глаз, губ, в том, как лежали волосы, а главное, еще в чем-то неуловимом – то ли свечении, то ли сиянии, – и впрямь другое лицо. И тело тоже было другое, не только в смысле исчезновения дряблости.

Н. была потрясена. Несмотря на всю жажду преображения и готовность приложить для этого максимум усилий, в ней тем не менее копошился и червячок сомнения: возможно ли?

По всему выходило: возможно.

2

Решительность и воля женщины, устремленной к объекту своего чувства и готовой преодолеть все преграды, заслуживают самого подробного описания, однако в этой истории есть еще один участник – Ф.

Он был моложе Н. почти на тридцать с лишним лет, однако почти не чувствовал этого, а если и чувствовал, то исключительно с признательностью, что такая умная, красивая и зрелая женщина могла им серьезно (и даже пламенно) увлечься. В ней было все, что ему (и, наверно, каждому) нужно: жизненный опыт, а значит, и понимание, умение тонко и деликатно снимать возникающие в любых ситуациях, в том числе и в интимных отношениях проблемы, способность прощать или не замечать (делать вид, что не замечает) чужие ошибки, тонкий эстетический вкус, но вместе с тем и нетребовательность, и что существенно, желание одаривать – всем, что есть у настоящей женщины, и в первую очередь, безусловно, нежностью.

Правда, у Н. тоже были свои заморочки (кто без них?), но одна перевешивала прочие.

Возраст.

Очень уж она переживала их разницу в возрасте – отсюда и всякие несуразицы. Однажды их даже приняли за мать с сыном, и с тех пор вместе они никуда не ходили – ни в театр (хотя она любила), ни в кино, ни в кафе, хотя он ее не раз приглашал. Разве что по улице пройтись вечером, когда все кошки серы, не больше, и то она вся напрягалась. Даже в магазине, если заходили вдвоем, и то ей казалось, что на них оглядываются, хотя никто и не думал. Да если бы и оглядывались – что с того? И тем не менее. Так что остальные встречи происходили только у нее дома, в уютной однокомнатной квартирке, которая у нее осталась после давнего развода с мужем.

Было в этом что-то болезненное, жалкое и унизительное, отчего он часто чувствовал себя не в своей тарелке, особенно если она была не в настроении. Правда, вида она старалась не подавать, но он сразу чувствовал по ее чрезмерной задумчивости и даже отчужденности. Случалось, что и свидание их откладывалось по причине ее неважного самочувствия, в чем ему тут же начинали мерещиться ее совершенно беспочвенные переживания из-за возраста. То есть и вправду могла неважно себя чувствовать, но суть была в другом: она не хотела, чтобы он ее в таком состоянии видел, считала, что резко дурнеет.

Бывали и вспышки ревности (совершенно безосновательные), которые она тоже всячески пыталась скрыть, ничего ему не высказывая, а просто замыкаясь в себе и становясь холодной и безразличной. Раз он намного моложе, значит, наверняка засматривается на сверстниц и даже более юных, не может не засматриваться.

Убедить ее в том, что все это ерунда и никто его, кроме нее, не волнует, было невозможно. То есть она вроде как и верила (или пыталась верить), но это было сильнее ее, хотя и говорила, что принимает все, как есть, что совершенно не намерена в чем бы то ни было ограничивать его свободу и вообще благодарна судьбе за такой нежданный и упоительный глоток счастья.

Исчезновение Н. для Ф. оказалось неожиданным, хотя что-то в этом роде предчувствовалось. Он, впрочем, догадывался, куда она могла поехать: не раз уже говорила, что хотела бы поехать на море, но все откладывала то по одной причине, то по другой. Как-то раз у нее вырвалось: ей кажется, что после даже недолгой разлуки все между ними закончится. Он в ответ только пожал плечами: глупости, с чего бы? Но она была твердо уверена, что именно так и будет, переубедить ее было невозможно.

В последнее время их отношения несколько разладились: голос ее по телефону бывал сумрачным и не очень приветливым, естественно, и он стал звонить реже – надо было, чтобы этот период миновал сам по себе, как уже случалось, форсировать что-либо бессмысленно… Тем не менее ему не хватало ее, не раз вечером он подымал трубку, чтобы позвонить и, может, договориться о встрече, но, вспомнив про ее настроение, бросал. Все-таки глупость: люди сами измышляют себе невесть что, и потом из-за этого все портится – ни объяснить, ни убедить. И всем хуже, все от этого только страдают.