Книга День рождения мертвецов - Стюарт Макбрайд

Ни одной открытки с фотографией, на которой она привязана к стулу, с глазами, выпученными от ужаса. Она не у него. Все не так, как в прошлый раз. Кети на самом деле сбежала. Слава тебе, Господи…

Я приложил голову к входной двери, в висках стучала кровь. Сделал глубокий вдох.

Она не у него. Она убежала, чтобы остаться у засранца, с которым она спит. Моя маленькая девочка. Ей всего двенадцать лет.

— Эш? Эш, с вами все в порядке?

Все, что мне теперь оставалось сделать, — это найти ее парня, вернуть Кети и выбить из засранца дерьмо по полной программе.

Я оставил открытки на столике рядом с лестницей и, толкнув входную дверь, вышел под моросящий дождь.

Мы переговорили с четырьмя друзьями Кети, прежде чем нашли того, кто знал, где живет этот маленький ублюдок.

Милбэнк-парк на восемнадцать этажей возвышался над окружающей жилой застройкой. Три высотных жилых блока, связанных между собой переходами, дорожками и коридорами. А какой-то идиот-чиновник из жилищного департамента вдобавок ко всему решил, что эти три громадных куска бетона очень даже неплохо будет выкрасить в яркие цвета. С годами большая часть краски выцвела, оставив после себя всевозможные грязноватые оттенки коричневого и серого.

Волнистую, в многочисленных рытвинах, парковку ограждал забор из металлической сетки. Рядом с входом стояла пара раздолбанных и забытых кем-то «транзитов», «фиеста» на кирпичах вместо колес, пара похожих на нее «фольксвагенов-поло», ржавчины на которых было больше, чем краски.

Я припарковался рядом с «транзитами». Сунул ключи в руку доктору Макдональд:

— Заприте двери. Если что случится, — сразу по газам, не оглядываться и не вмешиваться. Если спросят — это я заставил вас поехать со мной.

— Но это не…

— Я заставил вас поехать со мной.

Когда я вылезал, ветер попытался вырвать дверь машины из моей руки. По спине застучали дождевые капли.

Холодно, твою мать. Потопал через парковку, вышел в сорванные с петель ворота и пошел по бетонной дорожке к одному из переходов, связывающих Милбэнк-Восток и Север.

Двустворчатая дверь Милбэнк-Север стояла распахнутая настежь, стекло в одной из половинок было покрыто паутиной трещин и крест-накрест залеплено клейкой лентой. Я вошел в воняющий хлоркой подъезд, кафельная плитка под ногами была мокрая. Стены покрывали граффити. В углу валялась куча мокрых рекламных листовок из местного ресторанчика — наверное, какой-нибудь засранец посыльный решил не надрываться, разнося их, и выбросил прямо у входа. Лифт, скорее всего, вызывать бесполезно, но я решил попробовать.

Подождал.

Разрывающий душу скрежет, глухой удар, и двери лифта раскрылись. В нос шибануло тошнотворной вонью давно немытого писсуара.

Вот мерзость.

Пошел но лестнице.

По информации от друзей Кети, Ноа Маккарти[92]было семнадцать, и жил он на четырнадцатом этаже вместе со своей матерью, медицинской сестрой каслхиллской больницы. Это было очень удачно, потому что ее малышу, после того как я закончу с ним, явно потребуется медицинская помощь.

Кети в понедельник только тринадцать исполнится, а этому ублюдку уже семнадцать.

Пошел но лестнице. На каждом этаже она выходила на невыразительный бетонный балкон, и холодный утренний воздух слегка разбавлял стойкую вонь от застарелой мочи. Я шел и шел, поднимаясь все выше и выше, и легкие в грудной клетке уже горели.

Добравшись до четырнадцатого этажа, я вышел на балкон. Ветер хлестал но бетонной лестничной площадке, превращая капли дождя в свинцовую дробь, барабанившую но входным дверям квартир.

Посмотрел на номера: четырнадцать-десять, четырнадцать-одиннадцать, четырнадцать-двенадцать, четырнадцать-тринадцать. Потом проход заворачивал за угол. Ветер стих, заблокированный громадой здания. Четырнадцать-шестнадцать располагалась по самому центру и выходила на четырехугольный двор между Милбэнк-Востоком, Севером и Западом. Дождь барабанил но располагавшимся ниже площадкам.

Из-за соседней двери доносились веселые звуки — женский голос подпевал звучавшему внутри радио.

Я отошел на пару шагов, прислонился спиной к балконным перилам и ударом ноги вышиб дверь шестнадцатой квартиры. БУМ. Она сорвалась с петель и упала внутрь.

Глубоко вдохнул. НОА МАККАРТИ, ТАЩИ СЮДА СВОЮ ЗАДНИЦУ, СУДНЫЙ ДЕНЬ НАСТАЛ, ТВОЮ МАТЬ!

Вошел. Натянул кожаные перчатки. С такого засранца, как Ноа Маккарти, никто не станет соскребать кровь для анализа ДНК. Если, конечно, он еще будет дышать.

Достаточно большая прихожая — по две двери на каждой стороне и одна в конце. Ближайшая распахнулась, и из нее на заплетающихся ногах выполз прыщавый юнец, натягивавший на «боксеры» мешковатые джинсы.

Кривоногий, большие красные кроссовки, незашнурованные, футболка с «Корн» и поверх нее клетчатая рубаха с оторванными рукавами. Сальные черные волосы, кольцо в брови и кольцо в носу. Осмотрел меня с ног до головы, оскалился:

— Ты чего тут натворил, козел старый?

— Ты Ноа?

Он застегнул ширинку:

— Слушай, старый пердун, я сейчас тебе больно сделаю, ввалился сюда без спросу, понимаешь… — Тут у него отвисла челюсть. — Ты что с дверью сделал, мать твою?

Это был он — его голос я слышал, когда он притворялся отцом Эшли. Тот самый засранец, который сказал мне, что они засиделись допоздна, ели пиццу и смотрели фильмы с Фредди Крюгером.

— Где она?

— Это же наша дверь! Мать шизанется, когда все это увидит.

— ГДЕ ОНА, ТЫ, МАЛЕНЬКИЙ УРОД?

Попятился:

— Она… она на работе.

— Не твоя мать. Кети. Где моя дочь?

— Ой, твою мать… — Он повернулся и рванул в ванную комнату. И захлопнул за собой дверь. — Ох, мать твою, твою ты мать…

Слабый клацающий звук, как будто защелкнулась маленькая задвижка.

Я открыл ближайшую дверь справа: небольшая кухня, вся заваленная коробками от пиццы и остатками разогретой в микроволновке жратвы, на полу пирамида пустых банок из-под пива.

Следующая дверь: двуспальная кровать, заваленная одеждой, небольшой туалетный столик, превращенный в святилище, набитое кремом для лица, духами и косметикой.

Дверь в конце прихожей вела в гостиную с большим телевизором в углу, коричневым диваном и кофейным столиком: забитая окурками пепельница рядом с пачкой «Ризлы»[93]и пакет с табаком для самокруток.

За четвертой дверью скрывалась еще одна спальня, меньше, чем первая, стены завешаны теми же самыми плакатами, что и у Кети. Только у Ноа не было диснеевской Русалочки.