Книга День рождения мертвецов - Стюарт Макбрайд

Мишель, сгорбившись, стояла у кухонной раковины, смотрела в окно на сад. Рядом с ней на столе остывала чашка с чаем.

— Как мы могли быть такими ужасными родителями, что обе наши девочки убежали от нас?

— Мы не ужасные родители.

— Почему же не ужасные? Ребекка от нас убежала, а сейчас Кети… Что мы сделали не так?

— Мишель, мы найдем Кети. Все будет о’кей. — Мой желудок снова скрутило, горло обожгла кислота. Пожалуйста, только бы все было хорошо. Пусть будет не так, как в прошлый раз.

Снаружи заорал громкоговоритель — Твидлидам и Твидлиди медленно объезжали район, проговаривая имя Кети и ее описание.

— И она ничего не сказала? — Я потер рукой лицо. Думай.

— Много чего. И ничего хорошего. — Плечи Мишель согнулись еще немного, как будто к ее рукам привесили дополнительный груз. — Она была такой лапочкой… Чертова Ребекка! Это все ее вина — она все отравила, когда сбежала от нас. — В раковине с грохотом разбилась чашка, и в разные стороны полетели осколки фарфора в брызгах мутной коричневой жидкости. — Сучка эгоистичная…

По оконному стеклу стекали капли чая.

Я закрыл глаза. Сунул руки в карманы.

Сказать ей. Сказать всю правду.

Ребекка была не виновата.

Провел пальцами по краям маленькой бархатной коробочки. Вынул ее из кармана, раскрыл.

Внутри блеснуло кольцо с бриллиантом. А сколько прошло времени…

За спиной шум. Доктор Макдональд — ее искаженное отражение в темном стекле микроволновки. Постояла, не двигаясь, пару секунд, потом кашлянула:

— Ничего, если я взгляну на комнату Кети — может быть, найду что-нибудь, что поможет понять причину ее побега?

Я кивнул.

Пауза. Потом доктор Макдональд похлопала меня по плечу и, пятясь, вышла из комнаты. Под ее ногами заскрипели ступени лестницы, ведущей на второй этаж. Приглушенный стук закрывшейся двери.

Тишина.

Стряхнул ворсинку с шелковой подкладки коробочки:

— Помнишь то утро, когда мы обручились?

— А что, если она не вернется?

— Тебя тошнило в том пабе на Бич-стрит, и мы пошли в аптеку, и ты сделала тест на беременность…

— Что, если она исчезнет, как Ребекка, и мы никогда больше не увидим ее?

— Мы были очень счастливы, правда? — Я встал и подошел к раковине. — Пусть все пошло к чертям, но мы были счастливы.

Осколки разбитой чашки выпачканы в красном. Из безымянного пальца Мишель капала кровь.

— Не думаю, что смогу еще раз пройти через это.

Поставил открытую коробочку на стол.

Она посмотрела на нее. Вытащила кольцо из коробки:

— Мое обручальное кольцо! Мне его бабушка подарила — это кольцо ее матери. Я думала, что потеряла его…

— Нашел его, когда вещи из Кингсмита вывозил. В одной из коробок. Подумал, что тебе будет приятно.

Что для меня еще одна ложь?

Доктор Макдональд вздрогнула, когда я открыл дверь в спальню Кети. Захлопнула книгу, которую держала в руках, и положила ее рядом с собой:

— Простите, я всегда неуютно себя чувствую, когда читаю чужие дневники.

В комнате все было как обычно — ковер был едва виден из-за разбросанных но нему носков, трусов, джинсов с футболками и толстовок с капюшонами. Рядом с кроватью примостилась стоика журналов Kerrang! из грязного белья торчала пара книг. На стенах плакаты — готы, эмо, дет-метал группы, диснеевская Русалочка, разрисованная шариковой ручкой шрамами и синяками в стиле Тима Бертона.

Ящики прикроватной тумбочки открыты. В них полосатые носки и трусы с изображением черепа со скрещенными костями. Одинокий бюстгальтер для спорта.

Я остановился в дверях:

— Она оставила свой дневник?

— Это значит, что она не собиралась уходить надолго, в смысле, она не оставила бы это, если бы собиралась уйти по-настоящему, да и к тому же нижнего белья она тоже с собой не много прихватила, и мешочек с туалетными принадлежностями в гардеробе лежит, и вообще мне кажется, что она очень скоро вернется… Эш?

О господи!

Только не снова.

Я осторожно пробрался среди разрухи и присел на кровать:

— А что насчет записки? — И уставился на диснеевскую Золушку.

— Сумбурно, как будто написано второпях, спонтанно, а совсем не так, как будто она давно и долго это планировала, она очень сожалеет, что так сильно разочаровала вас всех, и что это не ее вина, и что с тех пор, как исчезла ее сестра, у нее все пошло не так, как надо, и что ее никто не понимает, и она всех ненавидит, и в то же время она всех любит, и почему никто больше не становится на ее сторону…

Может быть, Макдональд была права.

Ребекка записки не оставила…

Может быть, Кети не убежала. И ее не похитили. И она не сидит, привязанная к стулу в грязном подвале в ожидании смерти. Может быть, она просто сидит где-нибудь, дуется из-за того, что ее не поняли и не поддержали. И в любую минуту может вернуться.

Доктор Макдональд опустилась на кровать рядом со мной:

— Это было чудесное обручальное кольцо.

Снизу послышался глухой шум от почты, упавшей на коврик перед дверью.

— А что… — Откашлялся. — А что насчет дневника?

— Обычная подростковая чепуха. — Она положила руку на обложку. Закрыла ее.

— Кети наврала мне — сказала, что была в среду вечером дома у ее подруги Эшли, а отец Эшли сказал мне, что она не была там уже несколько месяцев.

— А-а… — Макдональд прижала дневник к груди. — Вообще-то, не очень хорошо.

— Мне надо знать. — Я опустил взгляд на свои кулаки. — Она пишет что-нибудь о Стивене Уоллесе?

Пауза.

— Стивен Уоллес? Нет, нет… ни одного упоминания о Стивене Уоллесе, или Великолепном Стиве, ничего похожего. Зачем ей писать о Стивене Уоллесе?

— Тогда с кем, черт возьми, она сейчас?

35

Я собрал почту с коврика, просмотрел конверты. Два счета, пара рекламных проспектов слуховых аппаратов и целая куча поздравительных открыток, адресованных Кети.

Доктор Макдональд заглянула мне через плечо:

— С вами все в порядке?

Ни одна из этих открыток не была похожа на те, которые раз в год появлялись в моем почтовом ящике, но я все равно вскрыл конверты.

«Счастливого 13-го!», «Расти на радость нам!», «Говорят, ты стала старше!». Все открытки куплены в магазине: котята, плюшевые мишки, ухмыляющиеся мультяшки, все с надписями внутри от лучших друзей и их семей. В одной из открыток — пятифунтовая банкнота, от матери Мишель.