Книга Разбойник и леди Анна - Джин Уэстин

Король бросил благосклонный взгляд на Анну:

– Вы отважны, как ни одна представительница вашего пола, миледи. Даже Бэбс не смогла бы вас переиграть, скоро ваши приключения станут притчей во языцех при дворе.

Он просмотрел книгу с кодами и медленно поднял глаза на Уэверби:

– Милорд, здесь неопровержимые улики.

– Здесь улики против них, ваше величество, – сказал Эдвард своим обычным томным голосом, ухитряясь сохранять самообладание и демонстрируя показную уверенность. – Это, несомненно, подделка.

Анна повернулась к английским морякам, все еще стоявшим в конце зала:

– Что скажете, ребята? Милорд Уэверби – предатель?

– Да! – хором закричали моряки.

Капитан «Эре» отделился от остальных и выступил вперед.

– Ваше величество! – Голос его дрогнул. Он неуклюже поклонился. – Роберт Хоу, в недавнем прошлом третий помощник на корабле «Король Карл». Его лордство приковал нас цепями к веслам на голландском корабле, который неприятель дал ему, а мы, верные моряки вашего величества, принимали участие в битве при Лоустофте.

– Ваше величество, – сказал Уэверби несколько более пронзительным голосом, чем обычно, – не можете же вы верить этому сброду, свидетельствующему против того, кто так верно служил вам.

– Мы верим собственным глазам, – сказал Карл, взмахнув документами, которые держал в руках. – Стража, заключите лорда Уэверби в Тауэр, и пусть там он дожидается нашего королевского решения.

– Ваше величество, я пэр королевства. Проявите милосердие!

– Я его проявлю, милорд. Хотя ваш титул и земли отойдут к короне, вы умрете на плахе не под ударом топора, а под ударом французского меча.

Король отвернулся.

Когда Эдварда выводили из зала, он бросил на Джона и Анну взгляд, полный бессильной злобы, душившей его, как веревка, которую он готовил для них.

Король сидел с поникшей головой до тех пор, пока вокруг его помоста не столпились английские моряки.

– Шляпы долой перед королем Карлом! Ура! Ура! Ура! – хором кричали они, подбрасывая в воздух шляпы, и это развеселило короля.

– А теперь, – сказал монарх, – мы выслушаем всю историю из первых уст.

Анна, Джон, Джосая и Роберт Хоу по очереди рассказали свою историю. Английские моряки запели песню о доме, Карл присоединился к ним, и залихватская песня эхом раскатилась под сводами большого зала:

О ростбиф старой Англии,

О ростбиф старой Англии! Ого!

Карл II поднялся, и все присутствовавшие в зале поклонились ему. Он сошел с помоста и оказался лицом к лицу с Джоном Гилбертом.

– Ваше величество, – обратился к нему Джон, не зная, что его ждет.

– Как мне тебя вознаградить, Джон Гилберт?

– Ваше величество, мой отец герцог Лейкленд, оставил мне Беруэлл-Холл, но в конце концов он оказался в руках лорда Уэверби.

– Ты, леди Анна и эти славные моряки хорошо послужили нам. Мы склонны проявить щедрость и выделить леди Анне почетное, место при дворе и вернуть ей ее земли с рентами и всеми правами, выделенные ей в качестве приданого.

Анна улыбнулась:

– Ваше величество, я благодарна вам за вашу доброту и честь, которую вы мне оказываете, но мы с Джоном хотим пожениться, несмотря на все препятствия.

Джон кивнул:

– Это мое самое горячее желание.

– Б таком случае преклони колени, Джон Гилберт. Брак должен быть заключен между равными по рангу.

Король вынул из ножен свой короткий церемониальный меч, как только Джон преклонил колени, легонько ударил его мечом по одному плечу, затем по другому.

– Встань, сэр Джон Гилберт, баронет, лорд Беруэлл-Холла и всех принадлежащих ему земель.

Они не остались в Лондоне, чтобы наблюдать казнь Эдварда, лорда Уэверби, не пожелали быть свидетелями этого зрелища, хотя слышали выкрики глашатаев, проезжая из Лондона по Оксфордской дороге. Графа, потерявшего сознание, несли до места казни на руках.

Король вознаградил и своих верных моряков, выдав каждому по золотой гинее, а также Роберту Хоу и всей команде «Эре», переименованного в «Леди Анну».

После долгой езды длительностью в три дня вся шайка из Уиттлвудского леса добралась до Беруэлл-Холла. Джон и Анна проехали по длинной подъездной дорожке до своего мэнора, подлинной жемчужины, представлявшей собой образец сельского дома с каменными наличниками и краснокирпичными трубами, и миновали арку, ведущую в передний двор. Он обнимал ее, она же откинулась в седле, опираясь о его грудь, как и надеялась когда-нибудь проехать.

– Добро пожаловать в Беруэлл-Холл, миледи.

– Благодарю, сэр Джон, – ответила Анна, ощутив восторг, когда его руки крепче сжали ее.

На следующий день, последний день июля, они поженились в маленькой каменной церкви оленьего парка, и ручные лани с любопытством заглядывали в открытое окно, пока викарий монотонно произносил слова брачного обета.

Анна снова слушала привычные слова священного брачного ритуала и снова получила кольцо с надписью: «Только ты, и никто другой». Однако на этот раз она не чувствовала себя отчаянно одинокой, как это было на ступенях старого собора Святого Павла в Лондоне, где она стояла рядом с Эдвардом. На этот раз в ней тлела крохотная искорка жизни, живая искра их с Джоном взаимной любви.

– Джонни, – прошептала она, когда они шли по проходу между рядами скамей обратно к выходу. – Я жду ребенка.

Джон не сбился с шага, хотя тихо произнесенные ею слова ударили его в самое сердце. Это все, что он мог сделать, чтобы не опозорить их обоих дикими криками и прыжками, способными напугать любого дикаря в унаследованных Анной владениях в Новом Свете.

– Что скажешь? – спросила Анна, с тревогой поворачиваясь к нему. – Ты хоть удивлен?

– Не больше и не меньше, чем любой мужчина, ставший в один день и мужем, и отцом.

Она изо всей силы ткнула его локтем под ребра.

Он удовлетворил ее женскую досаду, преувеличенно содрогнувшись от такого обращения, но с улыбкой кивнул своим людям из Уиттлвудского леса – Джозефу и Бет, Джосае и Кейт, а также юному Френсису, Александру и Дику – и арендаторам, жившим в домах по соседству и теперь ожидавшим у дверей церкви, чтобы сопровождать новобрачных на праздничный пир.

– Помните о вашей репутации, миледи!

– Моя репутация давно висит на волоске!

Он с печальным видом потер пальцем ее шею:

– Давай не будем больше говорить о повешении, если не возражаешь, моя радость, но будем соблюдать на людях благопристойность. Скоро имя Гилберта будет кое-что значить в этом графстве.