Книга Зеркальное время - Вольфганг Хольбайн

— Иди, — сказал он. И, поскольку Юлиан медлил, до­бавил с пренебрежительной усмешкой: —Да не бойся, это не ловушка. Уж на сей раз можешь мне поверить.

Юлиан шагнул к зеркалу. Но Кожаный окликнул его еще раз:

— И вот что. Все будет, как мы договорились. Но я с тебя глаз не спущу, помни об этом. И если нам, не приведи Господь, придется свидеться еще, то знай: это не я, а ты нарушил правила игры. И тогда пеняй на себя.

Кожаный сказал правду: это была не ловушка. Зеркало вывело его прямиком на вокзал, и когда Юлиан взглянул на большие часы у выхода, они минута в минуту пока­зывали время прибытия его поезда. На перроне толпились встречающие, но поезд-экспресс еще не прибыл. Юлиан оказался точнее железной дороги.

Обернувшись, он не поверил своим глазам. В толпе встречающих стоял мужчина с коротко подстриженной бородой, опираясь на трость, набалдашник которой был вырезан в форме головы собаки...

— Мартин? — пролепетал Юлиан.

Гордон поднял брови и некоторое время смотрел на Юлиана так, что тому стало жутко. Гордон не узнавал его. Во всяком случае, узнал не сразу:

— Юлиан? Это ты?

— Ну разумеется я! Кто же еще!

Гордон продолжал смотреть на него все тем же пу­гающим взглядом человека, который откуда-то знает, что лицо напротив должно быть ему знакомо.

— Юлиан? — спросил он еще раз.

— Да.

Гордон скорбно улыбнулся и протянул руку, чтобы погладить Юлиана по голове, но тут же смущенно отдернул ее.

— Это было так давно, — тихо произнес он. — Бог весть как давно.

Юлиан молчал. Когда он понял, что означают слова Гордона, его охватило странное, иррациональное чувство. Для него, Юлиана, минуло, может быть, всего несколько дней с тех пор, как он последний раз видел Гордона и своего отца, а человек, стоящий перед ним, видел Юлиана в последний раз девяносто лет назад!

— Ты... совсем нисколько не постарел, — неловко про­изнес Юлиан. Вдруг оказалось, что Юлиан не знает, что говорить. Все те вещи, которые он должен был обсудить с Гордоном, как будто стерлись из его памяти.

С Гордоном, кажется, происходило то же самое, потому что он ответил не сразу и тоже от смущения не смог найти верные слова.

— Ты тоже не постарел.

— Постарел, — возразил Юлиан. — На десять или две­надцать дней.

Гордон мельком улыбнулся, потом взглянул в сторону железнодорожных путей и глубоко вздохнул:

— Что-то ты рано.

— Я пересел по дороге, — сказал Юлиан.

Гордон уточнять не стал и молчал, тяжело опираясь на свою резную трость.

— Значит, вы действительно там оставались, — наконец сказал Юлиан. — Все эти годы.

— Да.

— А мой отец... тоже здесь? — спросил Юлиан.

— Он ждет в машине, — ответил Гордон. — Просто я хотел сперва поговорить с тобой один. К тому же я не был уверен, что встречу тебя. Вот уже три дня мы наступаем тебе на пятки и все не могли пересечься с тобой. Мы немного не застали тебя на ярмарке, потом на вокзале. Я даже успел увидеть, как ты садился в поезд. Но поезда до сих пор нет. Как ты здесь очутился?

— Это долгая история, — сказал Юлиан.

— Тогда расскажешь в машине, — предложил Гордон. — Идем.

Они шли медленно, и Юлиан заметил, что хромота Гордона усилилась.

— Я очень сожалею о том, что сделал с твоей ногой, — виновато сказал Юлиан.

— При чем здесь ты? — Гордон захлопал глазами, но потом вспомнил. — Забудь об этом. Прошло так много времени. Хоть это было и не очень корректно с твоей стороны.

— Мне приходилось спасать свою жизнь, — напомнил Юлиан. — Ведь у тебя был нож.

— В самом деле? Нож? — Удивление Гордона было непритворным. — Но теперь это не имеет значения. До сих пор я прекрасно справлялся. Но когда у тебя за спиной две сотни лет, подагра начинает давать о себе знать.

Они вышли из здания вокзала, медленно спустились по ступеням, и Гордон указал на большой белый авто­мобиль у подножия лестницы.

Юлиан ахнул. Это был «Мерседес-650», специальная удлиненная модель с отдельной кабиной для шофера — такие он видел только в кино.

— Похоже, опережать свое время — выгодное дело, — сказал он.

Гордон улыбнулся:

— Это принесло нам гораздо больше неприятностей, чем пользы. — У машины он остановился и вполголоса сказал: — Только не пугайся, Юлиан. Твой отец изменился.

Юлиан с колотящимся сердцем влез внутрь и опус­тился на одно из двух сидений, расположенных друг против друга. Гордон закрыл за собой дверцу, и под потолком загорелся свет.

Несмотря на предупреждение Гордона, Юлиан испу­гался, увидев лицо человека, сидящего напротив.

Это был его отец. То есть, должно быть, отец.

Лицо, которое увидел перед собой Юлиан, не было ни дряхлым, ни обвислым, как у многих стариков, но оно было более чем древнее.

Волосы были совершенно седые, но возраст выдавала главным образом светившаяся в глазах сила ума.

— Отец? — неуверенно спросил Юлиан и повернулся к Гордону, облика которого время совершенно не кос­нулось. — Но как же...

— Я все тебе объясню, Юлиан, — сказал отец. — Но только не сразу. Сначала ответь мне на один вопрос: кто-нибудь заметил, как ты садился в машину?

— Нет, — уверенно ответил Юлиан. Но в следующую же секунду поправился: — Я никого не видел. Но Кожаный сказал, что не будет спускать с меня глаз.

— Кожаный?

— Майк, — сказал Юлиан. — Мотоциклист из «Смер­тельного котла».

Отец переглянулся с Гордоном, и тот коснулся кнопки на подлокотнике.

— Георг, поехали, — распорядился он. — И следите, чтобы за нами не было хвоста. Вы знаете, что в таком случае делать.

Тяжелый автомобиль бесшумно тронулся с места.

— Я думаю, сейчас мы в безопасности, — сказал отец.

— Что с тобой случилось, отец? — спросил Юлиан. — Ведь Мартин совсем не постарел, а ты...

— Охранники, — ответил отец. — Те существа, которых ты называешь Повелителями Сумерек. Я смог уйти от них, но эта победа дорого мне стоила.

— Это случилось, когда... ты спасал нас от них? Ну, Франка и меня тогда, на карусели?

— Да. Сила их неописуема.

Юлиан сокрушенно молчал. Еще один долг, который числится у него на счету. Мало того, что он обрек на мучительную жизнь того старика-мага, теперь еще и то, что его отцу пришлось прожить почти сто лет в образе древнего старца. Ах, если бы он тогда послушался предо­стережения Гордона и не спрыгнул с колеса обозрения, он бы никогда не угодил на карусель и отцу не пришлось бы подставлять себя тем ужасным существам тьмы, ко­торые охраняют время.