Книга Ромейский талисман - Андрей Астахов

Она увидела Курпатов. Старосту Радогоста, окруженного мужчинами, – кривичи собрались на охоту в пущу. Она увидела дом, в котором они с Ивкой провели ночь, когда останавливались в Курпатове. Старушку, хозяйку дома, которая поила их горячим сбитнем.

А потом на нее наползла черная тень. Ольга подняла голову и увидела, как небо заволакивает грозовая туча, мечущая бледные молнии. И перед глазами девушки появился обезлюдевший Полчев. Из земли снова полезли уродливые капитусы, скрежеща зубами, по улицам Полчева, погруженным во мрак, заметались призрачные лемуры, оседлавшие мертвых чудовищ. И кругом были тела – разорванные, изъеденные нечистью мужчины, женщины и дети.

Взгляд Ольги упал на восток – и ей явилось новое видение. Над ночной степью висел удушливый дым бесчисленных пожаров. Орды всадников жгли посевы, деревни, тащили на арканах полуголых израненных людей. Закончив свою кровавую работу, всадники делили пленных, деловито и бездушно насиловали пленных женщин под одобрительные крики и гогот товарищей. Дорезывали раненых и ослабевших, чтобы не возиться с ними в дороге к невольничьим рынкам, разбивали младенцам головы о камни. Вереницы пленников брели по степи, оставляя на сухой земле следы, и Ольга смотрела, как эти следы наполняются сукровицей и слезами, будто сама земля скорбела о своих детях, угоняемых в неволю.

Она увидела выжженные солнцем и разъеденные пылью улицы Итиля, его серые глинобитные дома, бесчисленные ряды войлочных юрт. И тут же высился огромный дворец, гнездо ненасытного паука, пьющего кровь из русских земель. Прямо на площади перед дворцом разноплеменные купцы покупали русских пленных, будто скот. Продавцы визжали, махали руками, расхваливали свой товар, заламывали непомерные цены, но лица купцов были спокойны – к чему торопиться с покупкой, скоро придут новые партии белых рабов из славянских земель, и цена упадет…

Ольга сжала кулаки, у нее вырвался крик боли и гнева. Это нужно остановить. Она покончит с этим. Она уничтожит огнем и железом это гнездо разбойников и работорговцев. Но пока сделать ничего нельзя. Ей остается только наблюдать за страданиями пленников, среди которых она начинает узнавать знакомые лица.

Ее враг знает, что она все видит. Те, кто напустил на нее страшную Стаю, все еще желают ее смерти. Они желают, чтобы вся Русь стала полем кровавой охоты для чудовищных черных псов. Ольга снова видит безлюдные степи под луной, уродливые каменные фигуры, в тени которых крадутся черные жуткие тени. Она видит свирепый карминовый розблеск глаз, следящих за ней из темноты, чувствует страшный запах Стаи, слышит зловещее рычание и понимает, что укрыться от приближающегося врага будет очень непросто.

Взгляд Ольги обратился на запад – и она увидела величественный город ромейских басилевсов, неприступный, утопающий в роскоши Константинополь. И ей очень захотелось увидеть его вблизи. Этот город страшил и манил ее. Оттуда приползла черная змея, которую она сорвала с шеи Ингвара. Но там было нечто, что давало ей надежду. Что же? Ольга вдруг оказалась в кольце каменных стен, которые давили на нее своей неподъемной громадой, прижимали ее к земле, вдавливали в прах. Ольга сразу ощутила себя маленькой, слабой и несчастной. Но она нашла в себе силы подняться над этими стенами. И поняла, что стоит на крыше огромного терема, покрытой золотом. На высоте, с которой может видеть весь мир.

– Ольга!

Она обернулась, подняла лицо – и ощутила упавшие сверху теплые капли. Кровь, свежая, алая и горячая. Откуда?

– Ольга!

С ней говорил человек, прибитый гвоздями за руки и за ноги к четырехконечному кресту, установленному прямо на крыше терема. Это его кровь капала на нее. Ольга вскрикнула от жалости и сострадания, но человек почему-то улыбался ей, будто не чувствовал боли.

– Кто ты? – спросила Ольга, протянув к страдальцу руки. – Кто это сделал?

– Люди, – ответил человек на кресте.

– Чем я помогу помочь тебе? Как я могу избавить тебя от страдания?

– Помоги себе, и ты поможешь мне, – ответил человек.

– Помочь себе? Как?

– Ты уже видела Тьму, Ольга. Теперь узри Свет.

– Но как?

– Кстись, Ольга! Кстись…

– Я поняла! Ты ведь Бог, про которого рассказал мне Давид, верно?

– Кстись, Ольга!

Человек печально улыбнулся, и капли его горячей крови вновь обожгли лицо Ольги. Ослепительное сияние разлилось от распятого страдальца, охватив Ольгу и наполнив ее теплом и спокойствием. Когда Ольга проснулась, ей казалось, что она продолжает видеть этот удивительный свет. Но потом ощущение чуда прошло.

Встав с ложа и переступая босыми ногами по холодным половицам, Ольга подошла к окну светелки, открыла его.

На майдане под окнами было пусто. Солнце медленно поднималось из-за вершин леса на левом берегу Днепра, и воды реки вспыхивали тысячами слепящих зайчиков. Наступал теплый и погожий сентябрьский день.

День ее свадьбы с Ингваром. И день, когда она навсегда потеряет Некраса.

Князь киевский Олег поклялся отомстить и сдержал свое слово. Прошел год после свадьбы его воспитанника Игоря, и старый князь начал свой поход на Ромею. Пробил час, восьмидесятитысячное войско Олега подошло к стенам Константинополя. Устрашенные количеством и решимостью врага, греки запросили мира. В тот самый день, когда в парадном зале Августеума был заключен унизительный для империи договор, начальник имперской разведки Василий покончил с собой. Он один догадывался, что побудило правителя Киева начать эту войну. Уже держа в руке чашу с ядом, Василий недоумевал – как могло так случиться, что его хитроумный план провалился? Что спасло Русь от участи, которую ей уготовили в Константинополе? Василий не мог ответить на эти вопросы. Он умер с убеждением, что маг Теофил просто-напросто его обманул, и медальон Орка не обладал той силой, какая ему приписывалась.

ОКОНЧАНИЕ

Антонию было холодно. День был морозный, с Днепра дул пронизывающий ветер, обжигал лицо. Прижимая к груди глиняную чашку с сочивом, завернутую в тряпицу, Антоний прибавил шаг. До келий оставалось идти совсем немного, но и это расстояние еще надо преодолеть. В кельях немногим теплее, чем на дворе, но там, по крайней мере, не будет этого леденящего ветра.

Войдя вовнутрь, Антоний остановился – после белого снега и света на улице мрак в жилых помещениях монахов казался непроглядным. Он поставил чашку с сочивом на камень, долго и усердно дышал на руки, чтобы согреть окоченевшие пальцы. Из носа у него потекло, и паренек утер нос рукавом рясы. Наконец, глаза Антония привыкли к темноте. Подхватив свою ношу, послушник направился к келье отца Константина.

Старик сидел в углу кельи на лежанке, положив непропорционально огромные для иссохших рук ладони с узловатыми пальцами на колени. Антоний вошел с поклоном, перекрестился на иконостас в углу кельи, церемонно поприветствовал старца, но тот будто не видел его. Устав монастыря запрещал монахам разговаривать друг с другом, но Антоний знал, что отцу Константину по причине его почтенного возраста позволены некоторые отступления от устава – например, сидеть и лежать на постели днем, вкушать пищу не в общей трапезной, а у себя в келье. Здесь не так темно, как в кельях прочих монахов, потому что есть окошко. Антоний также знал от монахов, что отец Константин по поручению преподобного игумена писал какую-то книгу и теперь относился к старику с благоговейным трепетом. Никогда в своей жизни Антоний не встречал человека, способного писать книги – такой человек в представлении юноши был почти равен святым евангелистам. Если не хочет с ним говорить старец Константин, Бог с ним. Значит, так ему угодно.