Книга Вопрос цены - Весела Костадинова

внешне сочувствовать жертвам насилия, но в глубине души презирает их. Тем более — мужчин. Тем более — в таком виде.

Его слова были ядом, но ядом правдивым, отчего мне захотелось завыть. Я чувствовала, как по телу пробегает дрожь от смеси ярости и отчаяния, но я не могла позволить себе поддаться этим эмоциям. Его пальцы касались моей щеки, и от этого прикосновения меня едва не передёргивало. Он наслаждался моей болью, моей борьбой с самой собой. Я могла видеть его торжество, его уверенность в том, что сломил меня.

Я помнила реакцию Олега на фильм, на Центр, на любой вопрос, хоть как-то касающийся его прошлого и понимала: если эти документы попадут в СМИ — это сломает его. Он не перенесет второго погружения в ад.

Осознание того, что Перумов мог легко уничтожить Олега, разорвало меня изнутри. Я видела, как каждая его манипуляция приближает этот кошмар к реальности, и от этого моё сердце сжималось от боли и ярости. Олег, с его силой, самоконтролем и закрытостью, был хрупок там, где это действительно имело значение — в его прошлом, о котором он пытался забыть, скрыть его даже от меня. И теперь я стояла перед выбором, от которого зависела его судьба.

Мои пальцы побелели от того, как сильно я их сжала, пытаясь удержать равновесие, не поддаться панике, не показать Перумову, что его угрозы по-настоящему меня пугают.

— Ты думаешь, что это сломает его, — тихо сказала я, глядя Перумову прямо в глаза, голос дрожал, но я не отводила взгляда. — Но что ты хочешь в итоге? Только разрушить его или что-то большее?

Он долго молчал. Потом снова коснулся моего лица, провел пальцами по скулам, дотронулся до волос. Его прикосновение было неприятным, и меня снова затрясло от отвращения, но я не дала ему это заметить. Он наслаждался каждой секундой этой игры, своей властью, уверенностью в том, что контролирует ситуацию. Его глаза смотрели прямо на меня, и в них читалась смесь триумфа и чего-то более тёмного, почти одержимого.

— Оливия, — наконец сказал он, его голос был тихим, бархатным, почти ласковым, но с нотками опасности. — Ты знаешь, чего я хочу. Раздевайся, — это было сказано холодно и жестко.

Его слова ударили, как гром среди ясного неба. Я почувствовала, как страх и гнев смешались внутри, словно вулкан готов был взорваться. Прикосновение, которое уже было невыносимо, теперь превратилось в отвратительное напоминание его власти, его попытке подчинить и унизить меня. На мгновение у меня перехватило дыхание, но я знала, что не могу показать слабость, не могу позволить ему почувствовать победу.

Я подняла глаза и посмотрела на него прямо, стараясь сохранить спокойствие, хотя внутри всё дрожало от отвращения и брезгливости.

— Раздевайся, — снова повторил он, поднимаясь на ноги и поднимая меня. — Ты в обмен на эти документы, Оливка. Справедливая цена, не находишь?

Я посмотрела ему прямо в глаза.

— Нет, Петр. Этого не будет.

— Что? — он не поверил своим ушам. — Ты готова растоптать своего… недолюбовника, лишь бы не доставаться мне? Я думал, ты хоть что-то к нему чувствуешь…… Браво, Оливка, ты удивила даже меня!

— Да, я забыла, ты не привык слышать отказа, Петя. — холодно обронила я. — Ты ведь считаешь себя таким умным, таким расчётливым, правда? — каждое мое слово падало как льдинка. Я заставила себя убить чувства, включить только логику и холодный расчёт. Правы были и Лика и Марик — я не жертва и никогда ею не была, я не стану поддаваться шантажу, как это сделал Рамков. — Ты считал, что ради спасения Олега, я сделаю все, что ты прикажешь. И знаешь, возможно так бы оно и было, если бы ты играл честно. Но…. Я слишком хорошо знаю тебя, Петр. Так или иначе документы ты опубликуешь — не удержишься, ведь тебе так нравится ломать людей. Эти документы сломают Олега, это правда. А моя измена его убьет… Но вот только я тебе этого не позволю. Ты можешь взять меня, Петя, да, хоть прямо сейчас, но для этого тебе придется использовать силу. А я…. я постараюсь перегрызть тебе глотку, как только ты коснешься меня!

Резкий удар в лицо отбросил меня на несколько шагов. Боль пронзила меня, и мир на мгновение померк. Я упала на пол, не сразу осознавая, что произошло. Кровь текла из разбитого носа, капая на ковер и мою рубашку, но я изо всех сил старалась удержаться в сознании. Всё тело пульсировало от боли, но страх и ярость дали мне сил. Перумов ударил меня, как мужчину, кулаком в нос, без капли сожаления.

Лежа на полу, я чувствовала и слышала, как его тяжёлое дыхание становилось ближе. Он был зол, разочарован, что я осмелилась противостоять ему, и это только разжигало его ярость.

— Ты всегда хотела быть равной частью мужского мира, Оливка, — холодно заметил он, — как оно тебе? Понравилось? — он пнул меня по ребрам, так, что у меня на несколько секунд перехватило дыхание.

Я с трудом заставила себя вдохнуть, а боль в рёбрах взорвалась новым всплеском, но ярость и сила, которые я чувствовала внутри, не позволили мне сдаться. Я поднялась сначала на колени, потом постаралась встать на ноги.

Каждый новый его удар был как молния, разрывающая тело на части. Удар по лицу снова отбросил меня назад, кровь уже не капала — заливала одежду. Боль в солнечном сплетении была настолько сильной, что на мгновение весь мир исчез. Воздух вырвался из лёгких, и я снова рухнула на колени, задыхаясь, как будто меня топили. Перумов избивал меня хладнокровно, методично и планомерно, как будто это была тренировка на ринге, без малейшего сочувствия.

— Ну что, любимая, достаточно или продолжим? — склонился он надо мной. — Не бойся, малышка, я тебя не убью, так покалечу немного. Пара — тройка недель в кровати тебе не повредят. Полежишь, подумаешь. Кстати, кровать у меня удобная…

Мне было страшно, так страшно, как никогда. Я бы все отдала, чтобы этот кошмар закончился. Одна мысль, что он снова ударит, заставляла меня корчиться от ужаса. В голове начали проскальзывать малодушные мыслишки.

Смех, неожиданно вырвавшийся из моих губ, был отчаянным и почти истеричным, но это был единственный способ справиться с собой и своим малодушием. Перумов замер, его глаза сузились от удивления, словно он не мог понять, почему я смеюсь в таком положении. Моя рубашка была пропитана кровью, прилипла к нижнему белью, каждая клеточка тела болела, и страх сжимал меня, как холодные цепи. Но вдруг